Хроника времен Василия Сталина

В Национальном архиве США в отделе трофейных документов хранится письмо Г. Гиммлера в министерство иностранных дел. Он пишет:

«Дорогой Риббентроп!

Посылаю Вам рапорт об обстоятельствах, при которых военнопленный Яков Джугашвили, сын Сталина, был расстрелян при попытке к бегству из особого блока «А» в Заксенхаузене близ Ораниенбурга.

Хайль Гитлер!

Ваш Генрих Гиммлер».

Дежурный охранник Конрад Харфих докладывал о случившемся: «Джугашвили пролез через проволоку и оказался на нейтральной полосе. Затем он поставил одну ногу на полосу колючей проволоки и одновременно левой рукой схватился за изолятор. Отпустив его, схватился за Электрический провод. Мгновение он стоял неподвижно с отставленной назад правой ногой, грудью вперед, закричав: «Часовой! Вы же солдат, не будьте трусом, застрелите меня!»

И Конрад Харфих выстрелил.

Есть и заключение о смерти Якова Джугашвили. Врач эсэсовской дивизии «Мертвая голова» подтверждает, что 14 апреля 1943 года он осмотрел пленного и констатировал смерть от выстрела в голову…

Но дошла до нас и такая версия гибели сына Сталина.

До 1944 года Джугашвили находился якобы в плену в Германии, потом был переброшен в итальянский лагерь, откуда совершил побег и добрался до партизан. «Капитан Монти!» — так обращались к Якову его лесные братья. В феврале 1945 года в группе из трех разведчиков он ушел на выполнение боевого задания и не вернулся. Немцы окружили партизан, но живыми в плен они не сдались.

Итальянка Паола Лиесси в том году родила от русского «капитана Монти» сына и назвала его Джорджо. Итальянский журнал «Дженте» утверждал, что мальчик удивительно похож на погибшего русского…

В марте 1943 года не стало еще одного летчика кремлевского подворья — Леонида Хрущева. О его судьбе, последних месяцах боевой работы мне рассказал бывший командир 303-й авиадивизии Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г. Н. Захаров.

К Георгию Нефедовичу летчик Хрущев попал сразу после трибунала. Как уж там получилось, кто знает, но он кого-то застрелил в ресторане. Никита Сергеевич, говорят, просил Сталина за сына, на что тот ответил: «Что заработал — то и получай…»

И вот в готовности искупить свою вину — кто за что — в дивизии Захарова собрались штрафники В. Брык, Л. Хрущев, П. Шевцов… Каждый день военная прокуратура запрашивала комдива, как ведут себя проштрафившиеся, тот отвечал: «Хорошо», — но, не удовлетворяясь устным ответом, прокурор требовал: «Нет, вы напишите, напишите…»

«Так воевать или перепиской заниматься с прокуратурой, «Смершем», политуправлениями, НКВД?..» — недоумевал комдив и, отбрасывая в сторону все эти бумажки, на чем пролетарское государство держалось, шел в атаку — чтобы этому самому государству уцелеть.

— Помню, прибыл к нам Леня в бекеше, папахе. Определили мы его в восемнадцатый полк. И началась боевая работа. Хрущева поставили ведомым к лучшему летчику полка Ивану Заморину, который насбивал уже тогда восемнадцать самолетов противника. Леня из бомберов, ему не так-то просто было на истребители перейти, и командир полка майор Голубев под разными предлогами старался удерживать его от воздушных боев…

Действительно, у Хрущева был немалый налет на У-2, Р-5, СБ, АР-2. Но ведь это все не истребители. Бомбер, замечу, человек степенный, неторопливый, рассудительный, раздумчивый. Один славный представитель этой летающей братии, Гавриил Никифорович Елецких, как-то нарисовал мне такую картинку:

— Было, — говорит, — нас трое друзей. Каждый — этак по центнеру весом. — Сам Гавриил Никифорович мужчина и сейчас довольно представительный, телосложения богатырского. — Так вот, идем втроем — стена! Все в стороны рассыпаются…

Еще бы, около полтонны на тебя двигается. И в городском парке, на танцплощадке все это производило, безусловно, неотразимое впечатление. В воздушном же бою на первое место выступали качества несколько иного плана. Ну, скажем, так. Идет та стена из трех мужиков по центнеру и вдруг захохотала. «Вы чо, ребята?» — «Смешно шибко». — «А чо?» — «Да три дня назад нам анекдот рассказали — шибко смешно!..»

То есть для бомбера, пока смысл дойдет — дня Три-четыре подождать надо. Ребята они неплохие. Но так уж устроены. На истребителе, например, с койки в дежурном звене до высоты полета в 10 ООО метров, где, скажем, противник появился, отводится минут пять — со всеми раздумьями. А бомбер, он человек степенный… Помню, на «летающей крепости», нашем ТУ-4, экипаж по тревоге собирался за несколько часов: пока придут, все там проверят, запустят, рассядутся… У них одних стрелков целый табор — и турельный, и хвостовые, и какие-то подшассийные были. А истребитель — он один за всех!

Ну, чтобы еще ясней была разница в видах авиации, такой вот пример. Идет летчик. Его по плечу постучали сзади, он поворачивается и говорит: «Слушаю вас». Это — бомбер, то есть летчик с самолёта-бомбардировщика. А вот идет другой. Его — по плечу, он — мгновенно — поворот и хрясь в ухо! Это, конечно, истребитель. Реакция такая выработана.

Я так подробно рассказываю о профессиональных особенностях людей неба, чтобы как-то подвести читателя к простой мысли: каждому — свое.

…Леонид — сын Никиты Сергеевича от первого брака. Ему было два года, когда мать умерла. Пацан подрос, поступил в фабрично-заводское училище, работал слесарем на рентгенозаводе. Потом поступил в школу Гражданского Воздушного Флота. С февраля 1939 года добровольно вступил в РККА. В выпускной аттестации Энгельской военной авиашколы записано: «Тов. Хрущев Л. Н. предан партии Ленина — Сталина… Политически грамотен, идеологически выдержан…» Что еще надо для вступающего в жизнь советского паренька?

Женат был. Одна динамичная, южной красоты девица, успев сняться в каком-то довоенном фильме, познакомилась с летчиком Хрущевым и тут же вышла за него замуж. Тогда это просто было: пошли в ЗАГС и оформили.

А папа Лени Хрущева вернулся со службы и видит такую картину: на диване его сын жмет соки из южной красавицы… Молодые встрепенулись — началось знакомство.

— Я Роза, — с артистизмом в десять баллов представилась невестка будущего генерального секретаря коммунистической партии Советского Союза.

— Как твоя фамилия, Роза? — внимательно разглядывая ее, спросил Никита.

Мило грассируя, красавица произнесла:

— Трейвас…

У Никиты все опустилось. Придя в себя, он с большевистской прямотой влепил невестке вопрос:

— Кем тебе приходится Борис Трейвас, которого мы с Ежовьм расстреляли?

В ответ услышал:

— Это мой дядя…

Семейная идиллия на том и кончилась. Брачное свидетельство Хрущев-старший разорвал. Молодые скрылись на время у друга Леонида. Но папа Хрущев вскоре получил назначение в Киев, так что ребята с накачанными бицепсами отыскали блудного сына и, оторвав его от красавицы, уволокли под белы рученьки к родному батюшке.

Пройдут годы. Роза расцветет, станет эстрадной артисткой, в Кремле будет публику веселить. И вот на одном из концертов в дни приема нашим правительством лидера Китая Чжоу Энь-лая она еще раз встретится с несостоявшимся свекром.

— Ты Роза Трейвас? — узнает он ее.

— Да, я Роза Хрущева, — ответит она и уточнит, как из «маузера» влепит: — Племянница Бориса Трейваса, которого вы с Ежовым расстреляли…

В квартире Розы вскоре побывали добры молодцы все из той же команды — отняли у нее старый паспорт и дали другой, новехонький, где женой Леонида Хрущева она больше не значилась.

К слову, Борис Трейвас работал с Никитой Сергеевичем в Бауманском райкоме партии — заведовал орготделом, потом был выдвинут на должность первого секретаря Калужского района Московской области. Так что единомышленники…

Ну а у Леонида за всю его 25-летнюю жизнь, кроме этого неповиновения батюшке да стрельбы в ресторане, грехов вроде больше и не было. Разве вот за который он получил выговорешник по линии ленинского комсомола.

В годы учебы в школе ГВФ Леонид был комсоргом звена. «В 1940 году за задолженность уплаты членских взносов получил выговор, — честно признался он в своей автобиографии и записал: — Не снят».