Любовь принцессы

Со слегка дрожащими коленями, чувствуя себя скованным от напряжения, вышел он из машины и направился в гостиную. Одного взгляда было достаточно. Достаточно было увидеть блеск в ее глазах, чтобы понять, как она рада его видеть. Ее глазам было так же трудно обмануть его, как и ему скрыть свой восторг при виде ее. Он нашел ее еще прекрасней, чем всегда, и как будто повзрослевшей, словно она наконец нашла себя и обрела покой и силу духа, к которым так стремилась.

Они пили чай и обменивались новостями, стараясь ничем не выдавать своей интимной близости. Они ощущали несообразность этой благовоспитанной сдержанности, но отбросить ее еще не решались. Положение был нелепым: они были слишком близки, чтобы говорить друг с другом на посторонние темы, но слишком долго пребывали в разлуке и утратили уверенность друг в друге, чтобы перейти на язык возлюбленных. И им ничего не оставалось делать, как продолжать этот глупый разговор — им нужно было время.

Через некоторое время Диана встала и пристроилась в ногах у Джеймса. Боясь взглянуть ему прямо в глаза, она села к нему спиной, но набралась храбрости сделать красноречивый жест, выражающий прощение. Она откинулась назад и положила голову к нему на колени. Непроизвольно Джеймс стал гладить ее по голове и по щекам, не прерывая беседы.

Так им было много проще. Им было проще преодолеть неловкость, не глядя друг на друга.

Когда напряжение стало слишком сильным, когда отпала необходимость искать обходных путей, Диана обернулась к Джеймсу, который принял ее в свои объятия. Их страсть, так долго остававшаяся невостребованной, стала еще сильнее. Разлука не смогла погасить прежних чувств, а их пыл мог служить подтверждением того, что в разлуке только усиливалось влечение.

Лежа, обнявшись, на кровати Дианы под защитой высокого полога, они говорили в один голос, какими они были глупцами. Отчего они хотели лишить себя этой любви? Какая в том была необходимость? Сколько боли они себе причинили. Почему они пытались убедить себя в том, что их любви не существует? Что она умерла, когда она жива и стала еще сильней?

Но времени для сожалений не было. Они жаждали насладиться моментом, отпраздновать свое возвращение. Прижимая Диану к себе, Джеймс ощущал, что все его мольбы к небу услышаны, что ему вовеки не забыть этого дня. Даже не верилось, что все, о чем он мечтал долгие восемнадцать месяцев, вдруг сбывается, что ему не придется, проснувшись, увидеть вокруг себя неприглядную реальность. Сейчас его сны сбывались, и он оживал. И если ему нужно было подтверждение — вот оно. И никто никогда не заменит Диану в его сердце.

В его отсутствие Диана так же, как и Джеймс, пыталась избавиться от старой любви, заводя новые знакомства. Ей требовалось подтверждение своей привлекательности, она нуждалась во внимании к себе и, ощущая некоторую уверенность в себе, жаждала радости. Она полагала, что заслужила этого, и стала искать развлечений.

Все мужчины, с которыми ей было легко общаться, казались милыми и симпатичными. Безупречно вышколенные в том надежном, традиционном британском «бриджи-с-запонками» стиле, они автоматически подавали правильные сигналы. Они владели тем легко узнаваемым кодом, который усваивают члены одного клана: неторопливая, самоуверенная походка, тягучая речь и беззаботность, с которой они проплывают сквозь любую социальную ситуацию. Их манеры были ее манерами, и с ними она могла расслабиться, чувствуя себя надежно и безопасно.

Но как бы она ни старалась, даже если бы захотела завести роман с кем-нибудь из своего эскорта — скажем, с Джеймсом Джилби или майором Дэвидом Уотерхаусом — в надежде избавиться от Джеймса Хьюитта, она видела, что ей не достичь тех же высот. Джеймса никто не мог ей заменить. Ибо то, чего недоставало в Джилби и Уотерхаусе, было именно тем, чего ей больше всего хотелось. Бессознательно в Джеймсе Хьюитте она разглядела человека, наиболее похожего на принца Чарльза — не столько манерами, сколько эмоциями. Ибо, когда дело касалось женщин, Джеймс, как и Чарльз, оказывался перед ними бессилен.

Диану очаровывали в Джеймсе именно узнаваемые черты, позволявшие вновь разыгрывать уже известную схему отношений, схему, способную воспроизводиться до бесконечности, пока не будет сознательно разорван замкнутый круг. Физически и эмоционально Джеймс мог дать Диане все то, чего не мог дать принц Чарльз, и все же она ощущала себя в знакомой и привычной обстановке. Она разглядела его сразу, не отдавая себе отчета, что в действительности ее влечет к человеку, напоминающему ей мужа.

Мы сами заключаем себя в замкнутый круг отношений. Силой инстинкта мы возвращаемся вновь и вновь к одной и той же ситуации, к тем же людям, и наши впечатления, вынесенные из детства, и пример родителей играют большую роль в формировании наших симпатий. И пока мы не становимся достаточно самостоятельными во взглядах и смелыми, чтобы разрушить привычную схему, предначертанную нам с рождения, нам суждено повторять ошибки наших родителей и родителей наших родителей.

Девочкой Диана заметила, что не все ладно в отношениях ее родителей, и ее мучили вопросы, на которые она не находила ответа. И вот, сама того не ведая, она выбрала себе человека, который точно так же вскоре бросил ее, а их отношения грозят поселить в душах ее детей такое же смятение, какое в ее душе оставили отношения родителей.

Джеймсу тоже суждено было повторить путь, пройденный его родителями. В детстве он чувствовал, что мать, которую он так любит, страдает, и с тех пор его всегда привлекали женщины несчастливые. Это получалось так же неосознанно и естественно, как дыхание. Он почувствовал озабоченность Дианы прежде, чем она заговорила об этом, ощущал ее глубоко скрытую боль прежде, чем дотронулся до ее руки. Как в свое время он стал утешением и опорой для своей матери, впервые обретя в этом ощущение своей небесполезности и представление о том, что значит быть настоящим мужчиной, так теперь он относился к Диане. Иначе он и не представлял себе их отношений. Это было ему предназначено судьбой, в которую, впрочем, он не верил. Точно так же, как он ни за что не сознался бы в том, что до самозабвения любит мать, так он бы не сознался и в своей любви к Диане.

Для человека, которого пугает перспектива брака, который боится стать заложником дурной наследственности и невольно причинить боль сродни той, которую его отец причинил матери, Джеймс не мог сделать более удачного выбора. Влюбившись в принцессу Уэльскую, жену будущего короля, он мог быть уверен, что их отношения не получат развития. И Джеймс мог клясться в любви самыми страшными клятвами и хранить верность их тайной близости, прекрасно зная, что их отношения никогда не перерастут в настоящий союз, который мог существовать лишь в области сновидений, никогда не воплощаясь в реальности.

Однако трагедия Джеймса заключалась в том, что он обманывал себя. Поверив в безопасность отношений с Дианой, он позволил себе влюбиться в нее. Он не убоялся этого, уверенный, что здесь его не может ждать западня. И вот он дал волю своим чувствам и загнал себя в угол. Он клялся Диане в вечной любви, даже не подозревая, как это верно. Но судьба провела его. Ему никогда не освободиться от нее, не перестать любить ее. Он попался в ловушку, которую сам себе расставил.

Джеймс с восторгом встретил известие о том, что ему предстоит участвовать в войне в Заливе. Словно Бог снова услышал его молитвы. На войну он рвался не только для того, чтобы испытать на практике свои накопившиеся за шестнадцать лет теоретические познания, но и в надежде встретить смерть.

В смерти нет бесчестья, особенно в смерти на поле боя. Он долго думал об этом и пришел к убеждению, что это будет самым лучшим и честным выходом из тупика, в котором он оказался.

Джеймс вернулся в Германию к своим солдатам и офицерам к Сочельнику. Накануне вылета в Залив с небольшим авангардом он хотел провести с ними вместе Рождество.