Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет
Буги-вуги-Book. Авторский путеводитель по Петербургу, которого больше нет читать книгу онлайн
«Каждый раз, когда мне случается приехать в Петербург, я первым делом звоню Илье Стогову. Потому что без него это просто промозглый и гордый чужой город. А c ним Петербург вдруг превращается в какой-то фантастический заповедник былинных героев. Нет больше улиц и набережных со смутно знакомыми названиями – каждый шаг ты ставишь ногу туда, где случилось что-то трагическое или анекдотическое. В общем, нет для меня никакого Петербурга Достоевского, и не надо.
Есть Петербург Стогова.»
Дмитрий Глуховский
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Сама Пекуровская вспоминала об этом так:
Сережа познакомился с Осей у себя дома, на улице Рубинштейна, куда Ося был приглашен на авторское чтение стихов. Встреча их закончилась обоюдной неприязнью.
У каждого были на то свои причины: Бродский тогда был в меня влюблен и усмотрел в Сергее соперника. А Сережа занял снобистскую позицию и счел, что у Оси никакого поэтического дарования нет. Я, кстати, была с ним согласна.
К приходу гостей на стол были выставлены угощения. Посреди стола стояло блюдо с целой горой грецких орехов. Ося встал у рояля и приготовился читать, но взоры всех были направлены исключительно на орехи.
Чем дольше он читал, тем ближе к орехам переползали гости. Наконец, плюнув на условности, к Осе просто обернулись спиной.
Дочитав только что написанное «Шествие», Ося сложил листки, не взглянул на угощение (от него все равно остались лишь жалкие крохи) и направился к выходу. Дойдя почти до двери, он посмотрел куда-то на книжную полку и сказал:
– Прошу запомнить: сегодня освистали гения!
Пекуровская была красавицей. Ее называли ленинградской Жаклин Кеннеди-Онассис. Влюблен в нее был не только молоденький Бродский – ухаживать за Асей для литераторов той поры было что-то вроде перехода в высшую лигу. Специально чтобы посмотреть на знаменитую чаровницу, из Москвы приезжали прозаик Аксенов и поэт Вознесенский. А уж ленинградские звезды были у ее ног все до единой.
Прозаик Валерий Попов вспоминал:
Асю я встретил задолго до Довлатова. Ее звезда взошла намного раньше. Помню знаменитое в начале 1960-х кафе «Север». Таких красивых, элегантных, интеллигентных людей и в таком количестве я не встречал больше нигде и никогда. Из полумрака кафе появляется легендарная Ася и подходит ко мне. Не помню, кто нас знакомит, – помню только ее.
Громадные, темные, слегка матовые, насмешливые глаза. Удивительно гладкая, «нездешняя» кожа. Эпатирующий короткий ежик, уже тогда с сединой, наверное, еще искусственной.
Красота, обаяние, насмешка – вот тогдашняя Ася.
– Погоди, Фима! Дай поговорить с умным человеком! – через плечо бросает она своему верному оруженосцу Фиме Койсману, знаменитому адвокату и, по слухам, самому богатому человеку города. Фима что-то обиженно бормочет.
Ее только что исключили из университета, и она устроилась работать на фабрику мягкой игрушки, но от этого совсем не изменилась. С ее весельем, умом, страстью к интригам и розыгрышам, Ася была безусловно в центре тогдашней блестящей жизни. И все тянулись к ней. В свою свиту она включала и меня, хотя я и пробовал доказывать, будто это я включил ее в свою. Смыслом жизни для Аси была игра, шутка.
Какое-то время после того вечера с грецкими орехами Ася еще считалась по инерции девушкой Бродского. Но потом Иосифу понадобилось уехать куда-то по делам, а когда он вернулся в Ленинград, то обнаружил, что поезд ушел: Ася уже девушка Довлатова.
Огромное конкурентное преимущество Довлатова состояло в том, что у него для встреч с избранницами имелась собственная, отдельная комната. В отличие от Бродского и его приятелей-поэтов. Те ютились с родителями по переполненным коммуналкам и, бывало, лишали невест невинности где-нибудь на чердаке или на скамейке в парке.
Довлатов же занимался личной жизнью дома. Почти сразу после того, как они с Асей познакомились, Сергей сделал барышне предложение. Впрочем, он часто делал предложения знакомым девушкам. Это почти ничего не означало.
В тот раз дело было так. Во время какой-то из вечеринок на стол было выставлено несколько бутылок вина и бутылка водки. Закуски не было вовсе. Пить водку не закусывая никому не хотелось, но Ася настаивала именно на водке.
– Ты же не сможешь выпить бутылку водки без закуски. Зачем и предлагаешь?
– Почему не смогу? Смогу!
– А из горлышка?
– И из горлышка смогу!
Участники вечеринки заинтересовались. Асе было предложено пари. Условия были такие: если водку она все-таки не допьет, то выйдет за Довлатова замуж. Пекуровская согласилась.
Водку девушка допила до дна. И замуж за Довлатова не пошла. Какое-то время она вообще никуда не могла ходить: ей действительно здорово поплохело, но собутыльники откачали, все обошлось.
Идея насчет замужества, впрочем, обоим участникам пари запомнилась:
Душное лето 1961 года мы провели в опустевшем Ленинграде, который в летние месяцы был населен лишь туристами и дворцами итальянских зодчих времен барокко и рококо. Почти каждый день мы искали спасения от болотного удушья на даче или пляжах Финского залива.
Сережа всегда считал своим главным достоинством умение развлекать. Он мог подойти и поцеловать на улице незнакомого старика. После чего принять деловой вид и зашагать прочь, оставив обласканного незнакомца в недоумении.
В транспорте Сережа никогда не садился. Он любил нависнуть над вами и привлекать внимание пассажиров особой гримасой. Заговорив вызывающе громко, он замирал, сморщив нос и раздув ноздри, до тех пор пока кто-нибудь не реагировал на его поведение.
Однажды мы стояли в тесном тамбуре пустого вагона и Сережа, как обычно, без остановок кого-то передразнивал и кривлялся. А я смотрела на него и думала: что станет с его перекошенным лицом, если поезд вдруг на полном ходу остановится?
– Ты даже не притворяешься, что слушаешь меня.
– Извини, – говорю. – Задумалась.
– О том, как тебе от меня избавиться?
– Скорее, о том, как мне к тебе приблизиться.
И она к нему приблизилась: осенью Пекуровская переехала к Довлатову на улицу Рубинштейна. Сергей называл ее «моя Асетрина». Они жили вместе, они были почти что муж и жена. Но все-таки «почти». Довлатов заполучил самую желанную девушку города, но при этом вовсе не желал отказываться от плюсов независимой жизни.
Свою Асетрину он ревновал. Мог запереть ее в комнате на ключ и уйти на всю ночь. А сам за то же время успел поухаживать (успешно) практически за всеми ее подругами. И, возвращаясь домой, бывало, хвастался подвигами. По крайней мере так много лет спустя рассказывала в мемуарах сама Пекуровская.
Как-то он пришел домой с блондинкой-финкой. На тот момент Довлатов учился в универе, на отделении финно-угорской филологии (там учились почти все ленинградские фарцовщики) и подрабатывал переводчиком. Финка же приехала в Ленинград как туристка и искала приключений. Втроем (Довлатов, Ася и финка) они пообедали. Потом Ася стала мыть посуду, а Довлатов с гостьей долго пили чай. После чего Сергей сказал, что они, наверное, сходят в кино, вернется он поздно, Асе лучше его не ждать. И вместе с новой подружкой ушел.
Это стало последней каплей. Она собрала вещи и сбежала. Но – не к родителям, на соседнюю улицу Жуковского, а к Алику Римскому-Корсакову, правнуку известного композитора, который жил на улице Маклина. Уж там-то (считала Ася) Сергей ее не найдет.
Но он ее нашел.
4
Следующие несколько месяцев стали кошмаром. И для Довлатова, и для Аси. И для всех окружающих.
Каждую ночь Довлатов проводил в ее парадной. Просто стоял и по многу часов ждал. До утра. Или до вечера следующего дня. Соседки докладывали Асе, которая боялась выходить из самой дальней комнаты, что он все еще стоит, все еще курит, все еще ждет.
Боялась Ася вовсе не напрасно. Много лет спустя поэт Дмитрий Бобышев писал, что от Довлатова можно было ожидать самых неприятных сюрпризов:
Последние месяцы перед эмиграцией Довлатова несло. Встречи с ним пугали. В его разговорах появились такие сюжеты, как прихватывание его госбезопасностью, книжные кражи, задержание в милицейских кутузках.
Он, оказывается, очаровывал библиотекарш и выносил под одеждой огромное количество книг. Даже пытался похитить две картины в Доме актера на Невском. Однажды у меня дома вытащил из кармана кастет:
– Плексиглас. Милиция не любит свинчатки. А тут ведь главное не тяжесть, а конфигурация. Вот таким, например, можно и сквозь пыжик голову проломить…
Кто-то (не я) познакомил его с Львом Друскиным и его женой. Довлатов начал трогательно ухаживать за увечным поэтом. В инвалидном кресле вывозил его на прогулки, подарил огромную теплую куртку, чтобы укутывать от холода. Потом отвез Друскиных на дачу в Комарово, а сам устроил в их квартире грандиозную вечеринку. Пострадала посуда, но что хуже – библиотека. А заодно, хвастался мне Сергей, он лишил невинности не вполне взрослую воспитанницу Друскиных, купая ее в ванне.
Рассказывая, он вытащил из-под одежды довольно толстую стопку украденных у Друскиных книг и предложил мне парочку редких сборников:
– Берите. Остальное я все равно пропью.
