На краю земли советской

— Вижу, вижу! — кричит не своим голосом Трегубов. — Бьет дура!

— Где?

Трегубов навел мою стереотрубу на батарею противника. Она на сопке над портом. Мы видим только вспышку при выстреле и конец орудийного ствола при полном угле возвышения. Возле позиции загорелся торфяник. Ветер гонит пламя к орудийным дворикам, к снарядам, к пороху. Не дожидаясь приказа, краснофлотцы бросаются гасить пожар.

Снаряды рвутся на поверхности земли. Каждый осколок несет смерть. Время полета снаряда 50—60 се­кунд. Интервал стрельбы две-три минуты: гитлеровцы тщательно обрабатывают результат каждого падения, секундомером в руках слежу за стрельбой «дуры» - так окрестил вражеское орудие Михаил Трегубов. По вспышке нажимаю кнопку, а за десять-пятнадцать секунд до падения снаряда командую: «Ложись!» Бойцы быстро поняли зависимость команды «Ложись!» от разрыва снаряда. Более энергично гасят пожар. Никто теперь не прислушивается к полету снаряда, знают, их предупредят об опасности. Телефонисты на орудиях дублируют команду «Ложись!» по всей огневой позиции.

На втором орудии, которым командует Покатаев, дежурили наводчик Сергей Рачков, снарядный Павел Мацкевич и зарядный Мула Шакиров. Броневой щит укрывал артиллеристов от града осколков. Остальные бойцы боролись с огнем: пламя подходило все ближе к орудию. Нелегко погасить горящий торф, да еще под обстрелом. Один из снарядов попал прямо в орудие. Покатаев и его бойцы бросились в орудийный дворик. Рачков, Мацкевич и Шакиров лежали в луже крови.

У Рачкова оторвало правую руку. Лечь на носилки он отказался, не желая отвлекать товарищей от борьбы с огнем. Зажав рану, Сергей сам пошел в санчасть. Мула Шакиров, как выяснилось после, получил 40 ранений мелкими осколками. У Мацкевича сквозное ранение в живот, он без сознания. Только когда подошла машина «скорой помощи», Мацкевич очнулся от сотрясения носилок.

— Не надо, — чуть слышно произнес он. — Умираю... Поднимите повыше. Где море?

Батарейцы развернули носилки к морю и приподняли голову Павла. В его широко раскрытых глазах вспыхнули и тут же погасли живые искры...

Мула Шакиров, когда его грузили в машину, шептал:

— Моя скоро вернется...

«Дура» выпустила 24 снаряда. На втором орудии разбит броневой щит. Орудие трижды повернулось вокруг оси. Ствол так и остался на предельном угле возвышения — заклинился механизм вертикальной наводки. Снизить орудие невозможно. Торчащий ствол демаскирует нас.

Один из 24 снарядов противника дал прямое попадание. Это очень тревожно. Сотня таких снарядов — и батарея может быть уничтожена.

Но мы глубоко ошиблись, давая оценки результатов лишь по одной стрельбе. В дальнейшем гитлеровцы выпустили великое множество снарядов того же калибра и ни разу не попали в орудия. Первое и единственное попадание было случайным.

На другой день — опять три бомбежки. 88 бомбардировщиков сбросили на батарею свой груз. Ущерба почти никакого. А польза, как это ни странно звучит, была: одна из бомб взорвалась недалеко от второго орудия. Под действием взрывной волны оно дало угол снижения.

Вскоре из артиллерийского управления флота при­был старшина, артиллерийский мастер Петр Иванович Голястиков. Второе орудие вернется в строй.

У НАС БУДУТ СОСЕДИ

Обостряются мои отношения с Космачевым. Создали дивизион, пока, вернее, штаб дивизиона, а батарей нет. Штаб далеко от нас, ему трудно управлять, он превращается в дополнительную промежуточную инстанцию.

Космачев, очевидно, это чувствует, но поближе не переходит. Видимо, рассчитывает на появление новой батареи. Иногда кажется, что командир дивизиона ревнует меня к своей прежней батарее. Мы приобрели за это время боевой опыт, и естественно, что с развитием событий появилось больше успехов, больше уверенности и умения. Космачев часто придирается к мелочам. А нервы и без того истрепаны вечной бомбежкой и напряженным ожиданием врага.

Сводки с фронта одна хуже другой. Пал Севастополь. Бои идут в районе Новороссийска. Для меня потеря Севастополя такой же удар, как и потеря Киева. С черноморской столицей связаны самые яркие годы юности. В газетах мелькает имя старшего лейтенанта Андрея Зубкова. Это мой однокурсник. Когда фронт остановился в Новороссийске, батарея Зубкова контролировала из района Геленджика вход и выход из Цемесской бухты. Нерадостны и письма из тыла. Трудно. Но с Урала, из Сибири, из Башкирии незнакомые люди присылают нам подарки. Почти у каждого из нас остались родные и близкие в оккупированных районах. Все чаще на снарядах появляются надписи: «За Украину», «За сына и жену»...

Здесь, на Севере, фронт держится. Немцы сильно бомбят Мурманск. Туда приходят караваны союзников. Морская пехота крепко стоит на Муста-Тунтури, хотя гитлеровцы без конца предпринимают попытки сбить ее. Далеко в океане встречает наш флот караваны с грузами и, защищая их, часто вступает в бой с противником. Об этих боях мы узнаем не только из газет и рассказов офицеров, приезжающих к нам из Полярного. Море выбрасывает на берег во время приливов бочки, куски переборок, ящики с надписями и на немецком и на английском языках.

Это случилось в момент, когда мы проводили в лесочке комсомольское собрание, посвященное встрече ожидаемого пополнения. В воздушном бою над батареей «мессер» подбил наш истребитель. Летчик спасся на парашюте, но приводнился далеко от берега. А море холодное, долго не выдержишь.

Бросились к берегу. Матросы захватили с озера шлюпку-двойку. На этой старой посудине рискованно выходить в море. Но раздумывать некогда. Над летчиком кружит немецкий истребитель.

На шлюпке пошли умелые гребцы — пулеметчик Травчук и дальномерщик Куколев. Старшина Жуков приготовил для летчика водку, еду, сухое обмундирование.

Истребитель тут же обстрелял шлюпку из пулеметов. Заходит раз, другой. Шлюпка юлит и невредимая удаляется в море. Истребитель продолжает носиться над ней, но не стреляет, очевидно, израсходовал бое­запас.

С большого валуна в бинокль наблюдаю за шлюп­кой. Ее едва видно. Истребитель отвязался, ушел на аэродром, но может вернуться.

Наш летчик плавал в специальном костюме около часу и, конечно, окоченел. Шлюпку встретил враждебно: не поверил, что свои. Матросы силой вытащили его из воды.