Записки прапорщика

Я не возражал.

Назначил выборы крестьянского комитета на 14 июня.

Солнечный день позволяет устроить собрание на открытом воздухе. В красивом парке усадьбы, занимаемой штабом дивизии, с помощью дивизионных ординарцев расставил скамьи. Жду прибытия делегатов.

Вместо ожидаемых ста пятидесяти человек на мой отчетный доклад явилось более трехсот солдат. Кроме того, прибыла большая группа штабных офицеров, дивизионных врачей, сестер.

Доклад продолжался около двух часов. Солдаты внимательно слушали, а по окончании засыпали меня вопросами.

- Что насчет наступления сказал крестьянский съезд? Почему землю сразу не отдают в ведение крестьянских комитетов? Почему нет постановления, чтобы уборку хлебов на помещичьих землях производили не помещики, а волостные комитеты? Почему союзники не хотят немедленно заключить мир?

Я ответил на каждый вопрос в соответствии с постановлением, сказав, что в отношении войны крестьянский съезд считает необходимым полное единение с союзниками; что сепаратный мир заключить нельзя, ибо это значит предать союзников; что земля не может быть передана земельным комитетам до Учредительного собрания; что вопроса об уборке урожая с помещичьих земель съезд совсем не обсуждал.

Посыпался ряд новых вопросов, касающихся жизни армии, в частности, почему задерживают увольнение старших возрастов, почему не увеличивают пособия солдаткам и прочие.

Ответить на все было чрезвычайно трудно. Я внес предложение, чтобы ротные делегаты сообщили свои вопросы в крестьянский комитет, который мы сейчас должны избрать. А комитет ответит.

Предложение принято.

Комитет наметили из семи человек. Председателем единогласно избрали меня. Членами: от артиллерии - Лукашина, от штаба дивизии - Игнатова, от 12-го полка - Панкова, от 11-го - Анисимова, от 9-го - Чеботарева, от 10-го - Крушина.

По окончании выборов я предложил устроить сбор пожертвований на содержание комитета, покупку книг, подписку газет и журналов. Люди один за другим стали подписываться. Сразу же собрали около двухсот рублей.

После собрания солдаты стали просить меня проехать по полкам и сделать доклады непосредственно солдатской массе, так как работой крестьянского Совета солдаты заинтересованы до крайности.

Я обещал.

На первом же организационном собрании комитета мы распределили обязанности: Панков, делегат 12-го полка, был избран казначеем, Крушин секретарем. Тройка из секретаря, казначея и председателя составляла президиум, который освобождался от работы в своих частях и находился постоянно при штабе дивизии. Остальные четыре члена комитета должны являться на заседания комитета, которые будут происходить еженедельно. Мы постановили немедленно командировать Панкова в Киев за покупкой литературы и приобретением канцелярских принадлежностей, в частности шапирографа, на котором можно печатать статьи, воззвания, лекции.

Утверждать протокол общего собрания должен начальник дивизии, от него же зависит разрешение освободить от прямых обязанностей в своих частях избранных в комитет членов.

Музеус протокол утвердил. После этого я обратился к заведующему административной частью дивизии с просьбой дать комитету отдельную хату, в которой буду квартировать и я.

На окраине деревни, километрах в полутора от штаба дивизии, хату отвели.

Всюду усиленно готовятся к наступлению. В штабе дивизии, куда я хожу ежедневно справляться о письмах, проходят совещания высших штабных офицеров, приезжающих из штаба корпуса и соседних дивизионных штабов. День наступления определен точно: 18 июня. Наступает левее нас дивизия 8-го корпуса, которой ставится задача взять станцию Зборов и после прорыва австрийских позиций закрепиться. Дальнейшее развитие наступления возлагается на Финляндскую дивизию, пока сосредоточенную на станции Езерно, и гвардейскую дивизию, расположенную тоже вблизи Езерно. Наша дивизия должна оказывать содействие наступающим дивизиям путем мелких демонстративных атак на своем участке.

В полках усиленно дебатируется вопрос об этом наступлении. В 12-м полку заколебались - идти или не идти. Туда лично поехал Музеус, председатель дивизионного комитета Спудре, председатель корпусного комитета Федоров. После долгого митинга, на котором доказывали обязательность при оборонной войне вести наступательные действия, 12-й полк принял резолюцию о переходе в наступление.

Дня за два до наступления я поехал на позиции 11-го полка, чтобы повидаться с товарищами. Вижу группу в четыре-пять человек, идущих в одних кальсонах и нательных рубашках, без сапог, фуражек и гимнастерок, в сопровождении конвоя.

- Кого ведете? - спросил я. - Шпионов, что ли?

- Никак нет, господин поручик, это солдаты, отказываются идти в наступление.

- Почему все раздеты?

- По приказу: всех, кто против наступления, немедленно раздеть и в таком виде отправить в штаб дивизии...

Зашел в 10-ю роту к Соколову.

- А, комитетчик! - иронически приветствовал он меня. - Присосался, вместо того чтобы сидеть в окопах и идти в наступление.

- Разве вы против наступления?

- А кому охота наступать? - осторожно оглянулся Соколов по сторонам. Когда в штабах сидишь, ратуешь за всякие наступления, а здесь, когда тебя каждую минуту пулей или снарядом того гляди ахнет, не очень-то захочешь. Мы вот брататься думаем.

- Поздно, на днях наступать.

- Слышал, да только мы-то не наступаем, будем спокойно сидеть в своих окопах.

- Вряд ли долго сидеть придется, если слева будут взяты позиции, то и вам придется вперед идти.

- Ну, тогда все-таки легче будет.

Прошел по ротам в окопах. Поговорил с солдатами. Бегло рассказал им об отношении крестьянского съезда к войне и к аграрному вопросу.

- Будете в резерве, сделаю вам подробный доклад, а здесь, на позиции, трудно.

Возвращаясь обратно к штабу дивизии, я заметил на участке правее 12-го полка большое оживление перед окопами. Люди ходили совершенно свободно около проволочных заграждений.

"Что это? Очередное братание?" - подумал я.

Подошел поближе. Группа солдат на довольно большом участке подошла к проволочным заграждениям. Австрийские солдаты в свою очередь выступили из своих окопов и остановились у своих проволочных заграждений. И те и другие без винтовок.

Вдруг над группой беседующих через проволоку людей разорвалось несколько шрапнельных снарядов. Через минуту над моей головой пролетело несколько снарядов в сторону русской батареи.

Не дают брататься!

* * *

Дивизионные организации получили извещение, что в Езерно прибывает военный министр Керенский. Предлагается командировать своих представителей. От дивизионного комитета выехал Спудре, от крестьянского Совета - я.

Часов в десять утра мы были в Езерно. На станции стоит шикарный поезд. Вокруг построены части 8-го корпуса, а также представители других корпусов и дивизий, которым предназначено в ближайшие дни наступать на австрийские позиции.

Около одиннадцати часов из вагона в сопровождении многочисленной свиты, состоящей из штабных офицеров, груди коих украшены аксельбантами, быстрой нервной походкой вышел Керенский. Я видел его впервые. Сухощавый, среднего роста, одна рука заложена за борт пиджака-френча, стриженный под бобрик, с лицом актера, он, сойдя со ступеньки вагона, отрывисто бросил:

- Здравствуйте, товарищи!

Выстроившиеся части недружно прокричали:

- Здравствуйте, товарищ министр!

Другие:

- Здравствуйте, товарищ Керенский!

Керенский сделал несколько быстрых шагов по платформе, затем обратился с речью к солдатам.

- Свободная Россия, - начал он пронзительным фальцетом, - может быть только тогда свободной, когда расправится с внешним врагом! Временное правительство, поставленное властью революции для обеспечения свободы Российскому государству, должно в единении с союзниками успешно закончить войну! Честный и справедливый мир на основе равноправия народов может быть заключен только в том случае, если мы в полном единении с союзниками расправимся с основным врагом свободного Российского государства - немцами!