Четыре с лишним года. Военный дневник

Дело обстоит так: в Чехословакии наши захватили берлинский, лучший в мире телевизионный завод, где и сейчас работают немцы, и есть постановление правительства к 1 января 1946 года перевезти институт в Москву. У нас был представитель оттуда, и демобилизуют только желающих работать у них.

Ерунда получается: гражданской одежды у меня никакой, недавно даже последние хорошие военные брюки променял.

Значит, Румынию не увижу, потому что отсюда возвращаются в Россию обычно через Будапешт и Яссы. Правда, там нищета, и даже клопы с тараканами есть, а в Австрии понятия не имеют об этих животных.

Пока жизнь идёт, как прежде – ездим иногда коллективно в Вену. Недавно смотрели футбольный матч: играли команды оккупационных войск СССР и Англии. Смотреть было очень интересно: кругом национальные флаги четырех стран, французский оркестр исполнял все гимны, музыканты в какой-то смешной форме тирольских стрелков. Наши выиграли со счётом 7:1, ну, об этом в газетах писали. Потом играли американцы с французами в регби, это какое-то смертоубийство, абсолютно непонятное.

20.11.45

15 ноября я снова стал гражданским лицом! Как хорошо чувствовать себя свободным. В октябре многие уехали в Чехословакию, а я демобилизован не был. Снова пришлось ждать. В это время у меня завязалось очень интересное знакомство, а именно с главнокомандующим оккупационными войсками в Австрии генерал-полковником Курасовым. Его сын служил у нас в радиодивизионе, молодой парнишка, обычный радист. Папа хотел его демобилизовать под марку телевизионного института и отправить со мной в Чехословакию. Меня приглашали на семейные советы, иногда просто к чаю, 8 ноября я присутствовал на семейном просмотре новой, присланной к празднику, кинокартины «Без вины виноватые». За мной обычно генеральша присылала лучшую в Австрии машину, которую, конечно, в военном городке, где мы жили, знали все. Было приятно! Генерал в это дело не ввязывался, делала всё мама, только несколько раз он выходил к чаю, обсудить деловую сторону поездки. Когда первая моя попытка расстаться с армией не удалась, генерал обещал после удачной демобилизации отправить нас в Судеты на собственной машине (у него две машины в Москве и две в Австрии, не считая «виллиса»).

14 ноября я пришёл к генералу и доложил, что свободен и могу ехать на все четыре стороны. Сын у него болел, но, выполняя своё слово, генерал сказал, что я могу отправляться, машину он пришлёт.

В Чехословакию мы собрались ехать с приятелем, который также демобилизован. Лежим в дивизионе на койках и ждём, проходят сутки – генеральской машины нет, проходят вторые – нет. Я предлагаю Сергею ехать на Будапешт и далее домой, принимаем такое решение и ложимся спать. В два часа ночи дежурный по дивизиону меня будит и зовёт к телефону. Звонит адъютант генерала, подполковник, и говорит, что машина двое суток стоит полностью заправленная, и что ему от генерала сильно попало за то, что мы не уезжаем. Я отвечаю, что машину мы не видели; подполковник обещает, что через 30 минут он её пригонит нам, а дальше мы можем распоряжаться ею, как хотим.

В три часа ночи машина уже была у нас, а утром мы с Сергеем начали свое послевоенное турне. В последний раз посмотрели Вену и повернули на северо-запад, где на горизонте виднелись горы, за которыми была Чехословакия.

Первая неприятность с нами случилась на границе: войска из Чехословакии выведены и проезд разрешён только по пропускам начтыла и начштаба оккупационных войск. Я два часа доказывал, что едем на машине главнокомандующего и с его разрешения, – наконец с большим трудом пропустили.

Вторая неприятность произошла в первую же ночь в чешском городе Табор – у нас возле хорошей гостиницы выкачали весь бензин из бака машины. Остался только в двух запасных канистрах, но до Праги хватит.

Ехали прекрасно, не торопясь, останавливаясь во всех городках, красивых посёлках, посещая маленькие ресторанчики. Отдыхали, полностью наслаждаясь новизной обстановки, а главное – свободой.

Проехали Эльбу. Когда-то мы мечтали о встрече здесь с союзниками. Встретились, но не мы лично, теперь хоть на речку посмотрели!

Через трое суток, к вечеру, с высокого берега Влтавы мы увидели Прагу с десятками красивых мостов через реку. Переночевали в гостинице и целый день мотались в поисках бензина; с трудом, в 20 километрах от Праги нашли какие-то оставшиеся склады, где нам дали бензин. Время потратили, и город пришлось посмотреть только из окон машины.

12.12.45

После ослепительных улиц Праги, этого «золотого города», как он назван в немецком фильме, я попал в глухие горы – тут среди ущелий спрятался маленький телевизионный институт. Замечательное, красивое трёхэтажное здание, с огромными окнами, стоит в узком ущелье, где внизу летом бурлит горная речка, а нынче всё засыпано снегом.

Сейчас шёл домой: кругом тишина, падает снег, всё засыпано им, нет ни полиции, ни милиции, ни военных. А у вас, говорят, даже в больших людных городах ночью ходить страшно.

Сегодня познакомился с соседями: поднялся на второй этаж, живут чехи, начинаю разговаривать по-русски, они кое-что, кажется, понимают (языки немного схожие), отвечают по-чешски, я ничего не разберу. У них девочка, тринадцати лет, понимает, когда я по-русски спрашиваю, потом между собой поговорят, и она мне отвечает по-немецки, в общем разговор идёт на трех языках. Смех! По-немецки чехи говорить не желают принципиально, понимают всё, но говорить ни за что не будут. Мне это кажется смешным, и я нарочно иногда веду разговор на немецком, это их злит, но из уважения к русским приходится отвечать.

В институте всё демонтировано, заколачивается в ящики и готовится к погрузке. К Новому году будем дома, мне предложено лететь самолётом.

Здесь наши столько мебели красивой набрали, и всё имущество разрешено погрузить в эшелоны. Из-за этого знакомый капитан предложил мне вместо него остаться начальником отдела кадров, а затем прилететь в Москву самолётом. У меня барахла нет, и я дал согласие. Трястись в поезде не хочется, а самолётом, думаю, эшелоны догоню.

2.01.46

«И этот год ты встретишь без меня»

К. Симонов

И этот Новый год пришлось встретить на чужой земле, но эта встреча не была похожа на 42-й год в Москве и на 43-й год в глухих оврагах Калининской области. Это был праздник победителей: в шикарной вилле фабриканта, где весь зал украшен живыми цветами, стол был заставлен десятками сортов различных вин, а чего только ни приготовлено – и не перечислить. Жаль, не было оркестра.

Так что Новый 1946 год дома я не встретил.

Эшелоны ушли на Будапешт и Яссы, через Польшу оборудование послать не рискнули: на Западной Украине продолжают шалить бандеровцы.

Мог осмотреть Румынию второй раз, но не захотел сам: лучше полечу самолётом. Нас осталось в институте, точнее, в здании с остатками оборудования и немцами 4 человека. Полковник и его помощник майор живут в шести километрах отсюда, в городе, приятель мой живёт в Праге, на аэродроме, а я как начальник отдела кадров со своими «кадрами» живу в Сморжовке (так называется посёлок). Есть ещё караульная рота, которая несёт охрану оставшихся складов и гаража. Я разъезжаю на машине, которая в полном моём распоряжении. А если нужно ехать в концентрационные лагеря за нужными нам немцами, то мне полковник предоставляет свой шикарный линкольновский лимузин. В лагерях я забирал жен тех немецких специалистов, что необходимы нам, – парадоксально, но я в данном случае выступаю в роли защитника недавних наших врагов.

15.02.46

Время идёт, а я всё ещё в Судетах! Катаюсь на лыжах, которые мне подарил один чех; лыжи слаломные, швейцарские. Горы тоже подходящие – таких в Горьком нет.

Жизнь идёт веселее, чем в Австрии, но домой хочется. Полетим, когда всех немцев отправим из Чехословакии в Германию, мы обещали им отвезти их со всем скарбом одним эшелоном.