Четыре с лишним года. Военный дневник

Миколка все о какой-то Викторине распространяется, которую я никогда не знал и не видел.

Тася, ты написала адрес Игоря Пузырева, так я твою бумажку потерял. У меня все адреса в голове, а этот не запомнил.

Да, послал вам семян «фрицевских» ради шутки, разводите германские овощи.

18.04.45

Живём, как боги, но очень домой захотелось! Все разговоры о том, как возвращаться будем. Уже подсчитали, что на поездах нас не отправят – эшелонов не хватит. До родной земли, вероятно, пешком пойдем.

Посёлок, где живём, – маленький, уютный, цветут сады, а в газетах пишут, что по родной Оке только что пошли пароходы.

Немцев выгнали из Германии в Чехословакию – пусть там защищают свой «фатерлянд».

Недавно ездил в полк пить старинные, до шестидесяти лет, выдержанные вина – их наши радисты в монастыре в тайнике нашли, целый погребок, более 1000 бутылок – прекрасные напитки.

В общем, так воевать можно, только нас очень мало: все поехали на последний штурм Германии. А мы кочуем вдоль фронта, только переезжаем не как в Латвии – налегке, а как цыгане: с собой кур, поросят возим. Когда вопрос решился, что мы остаёмся в обороне, Степанец (нач. базы) сказал Иванову (радиомастер): «Иванов, пойдем кур запасём себе на период обороны». Взяли мешок и пошли по курятникам (жителей в поселке нет), которые имеются при каждом доме. В первую очередь они стащили всех кур у ординарца комбата, а утром ему сочувствовали и сожалели, как же он теперь будет командира яйцами кормить. Утром они привели меня в наш курятник, а там штук 60 кур и 5 петухов. Повозочный Король кур наших кормит, яйца собирает, к обеду жарит, а когда надо, то приезжает, ловит их, кладет в мешки и в фургон немецкий с тормозами.

Мы уже 1500 лошадей отправили на родину и много хлеба. Теперь, кажется, вы кормите армию только в нашей «родной» Курляндии. Как хорошо, что мы оттуда уехали; правда, люди там остались целы, а нас хватило здесь только на 15 дней, но мы ещё мечтаем встретиться с союзниками и поменяться хотя бы часами.

2.05.45

Война постепенно заканчивается!

Наши к немцам в окопы ходят, уговаривают к нам идти, побеседуют друг с другом и расходятся. Вчера иду по улице, вижу два фургона – это фрицы к нам приехали насовсем, рады, смеются, я тоже им улыбаюсь. Сегодня они ходят по улице, беседуют с нашими солдатами – настоящий праздник.

Уже несколько дней нет стрельбы, тишина и покой. Только слева слышна далёкая канонада, это наступают войска 2-го Украинского фронта, и над головами проходят десятки пикирующих бомбардировщиков, но нас это уже не касается.

14.05.45

Всё! Конец 2-й части!

С 9 по 12 мая мы наступали, преследуя некапитулировавшие части фельдмаршала Шернера, но догнать их мы не смогли. 9 мая мы вошли в Чехословакию. О, если бы вы могли видеть, как Чехословакия встретила победителей. Это были цветы, цветы и улыбки. Мы проходили городами, посёлками, и тысячные толпы рукоплескали нам, засыпали нас цветами. Маленькие дети беспрерывно несли их и дарили каждому солдату.

Мы вспоминали Латвию и те взгляды, которые дарили нам латыши. Здесь совсем не то, совершенно ничего похожего, по-моему, за всю войну только здесь, далеко от Родины, так замечательно проходят дни. Мы за три дня прошагали около 150 километров, и я точно не знаю, где находимся: по-моему, в каких-то Силезских горах.

Небольшой немецкий посёлок, отцветают яблони, груши, земля побелела от цвета, шумят горные речки с холодной как лёд водой, а кругом возвышаются зелёные горы. Пытаюсь разговаривать по-немецки: настоящее время освоил, а прошедшее и будущее еще нет. Девушка одна, дочь нашей хозяйки, Эдит, меня обучает: сидим на крылечке и беседуем, а к вечеру голова пухнет от разговоров.

Вчера было воскресенье, и я уже с другой знакомой девушкой (зовут ее Анлиз) поехал кататься на велосипедах. Едем, смеёмся, я вопросы задаю, она отвечает, а дорога вниз идёт (кругом горы), так с ветерком километров шесть и пролетели. Она говорит: «Наиз», и когда обратно поехали, я и осрамился: она, девушка, маленькая, тоненькая, жмёт на педали, колёса крутятся и пёстренькое платьице все дальше и дальше от меня, я жму на педали – колеса не крутятся. Жара, ноги отваливаются. Слез с велосипеда, да и вёз его почти всю дорогу: чтоб на велосипед ещё в этих горах сесть – никогда! Вот на машинах здесь ещё ездить можно: пищит, трещит, а всё-таки в гору влезает.

Недавно был в немецком городе, нетронутом войной и русскими солдатами. Хорошо, сколько зелени, сколько цветов, и на публику поглядеть приятно – какие костюмы. Даже в посёлке, очень маленьком, где мы живём, ежедневно метут улицы, и каждый вечер их поливают.

Я приеду домой, и всё будет не так; но здесь всё чужое, и в душу заползает тоска. Пора домой! Однако войну мы кончали последними и, вероятно, последними поедем домой. Те, кто остался в Курляндии, наверное, уже уехали на родину.

19.07.45

Таська, во имя Родины я объезжаю Европу.

Чехословакия завалена абрикосами. Столица Словакии – Братислава заплёвана косточками. Абрикосы продают на рынках, в магазинах, на улицах. А мне хочется на Волгу, пусть без абрикосов и без персиков.

Я осмотрел столицу Моравии – Брно, где купался в одном из красивейших бассейнов Чехословакии. Потом загорал на солнышке на берегу голубого Дуная, где лежал и смотрел на красивую Вену и на взорванные мосты и понял, что лучше, чем на Оке, пляжей, кажется, в Европе нет.

Я любовался красивыми памятниками и дворцами. Вена цела, но если присмотреться, то многие здания стоят без стекол и в трещинах, как после землетрясения. Знаменитый собор Святого Стефана, былое украшение Вены, стоит с выбитыми стеклами, весь покрыт пылью окрестных разбитых кварталов, и когда смотришь на него, то в душе всё замирает от прелести, былой прелести. Знаменитая Опера зияет пустыми впадинами окон, внутри всё выгорело.

А какие висели мосты над Дунаем: четыре лежат в воде, один цел, он похож на Крымский мост в Москве, правда, в несколько раз больше. Но хороша только Вена, а об Австрии рассказывать больно-то нечего. Это не «маленькая красивая Латвия» (так ее называли латыши), похожая на Германию.

Относительно людей – не поймёшь, самые разнотипные: и тонкие немки, и здоровенные чешки, и австрийки всех мастей и пород. А вот русскую женщину во всей Европе узнаешь сразу по ее бюсту. Как много ещё наших девушек мыкается здесь, по городам и посёлкам.

Сейчас живу в курортном городке Баден: красиво, всё красиво, но я всё бы отдал, чтоб прекратить осмотр Европы. С каким бы удовольствием я уехал бы в грязные, захудалые родные города. Не дай Бог, во имя Родины осматривать еще Болгарию.

5.08.45

На протяжении четырех лет Миколка в каждом письме задавал вопрос: «Когда же конец?» И вот теперь мы произносим ту же фразу: «Когда же конец?»

Глупо писать, что на войне было лучше, но ведь то была война. Четыре года живя в лесу, я был свободен. А вот в условиях города жить в казарме, не имея местных знакомых, – ужасно.

Сегодня воскресенье, выходной, но куда пойдёшь? В город? Что там делать, не зная языка? Я часто бываю в Вене, изъездил ее и на машинах, и на метро, и на трамваях, но это все по делам, а гулять туда ехать уже не хочется, там усугубляется чувство подавленности. Сейчас лето, город полон народа, все красиво одеты, а ты даже поговорить ни с кем не можешь: смотришь, как дурак, и все. А смотреть ох как надоело.

Я всегда вам писал о людях и об их жизни. Из Австрии я еще, кажется, об этом ничего не писал. Недавно на Южном вокзале Вены стою на площадке вагона (возвращался в Баден) и разглядываю публику: вдоль поезда идет замечательно одетая девушка, по фигурке вижу, что русская (я не шучу, таких в Германии и Австрии нет). Точно, подходит и говорит: «Разрешите». Я сказал ей, что заранее понял, что она русская, и объяснил, почему. Часа полтора не было паровоза, полтора часа мы с ней ходили по перрону и болтали. Она, конечно, военная, они все здесь разоделись в трофеи, вид подходящий стал. Но я хочу сказать другое: вот она, грамотная, даже очень, рассказала мне, почему здесь жарко, почему в Чехословакии холоднее, какие горы кругом, какие хребты, где проходят и много чего другого.