Че Гевара, который хотел перемен

Однако ничего уже нельзя было поделать. С бабушкой Барбары случился сердечный приступ, и вызвало его дьявольское зрелище на кубинском национальном телевидении. Она воссоединилась с мужем, с которым счастливо прожила сорок лет.

«Через несколько минут, – вспоминает Барбара, – у убитой горем матери начались родовые схватки. Ей удалось связаться с некоторыми соседями, и они бросились на помощь. Она родила моего брата, преждевременно, прямо в ее спальне. Тело моей бабушки по-прежнему лежало в гостиной, а окровавленный труп деда лежал у выщербленной пулями стены. До сих пор мы не знаем, где он был похоронен. В братской могиле, думается нам, как и многие другие. Убийца Че Гевара даже не дал нам последнего утешения – похорон, чтобы мы могли поставить крест или принести цветы моему убитому деду… Как можно забыть такое? Эти воспоминания не дают мне покоя до сих пор».

Каридад Мартинес было десять лет в марте 1959 года, когда группа геваровских милисианос ворвалась в их дом с двумя наспех сколоченными деревянными ящиками, по форме едва напоминавшими гробы, и сбросили на пол их скромной гостиной. «Это Хасинто (отец Каридад), – рявкнул бородатый головорез, указывая на один их них. – А это Мануэль (дядя Каридад). И чтоб никаких тут похорон, никакой показушной демонстрации скорби и горя!» Они оглядели посеревших от страха женщин и испуганных детей, за них цеплявшихся, а затем вышли и поехали обратно в Ла-Кабанью, где милый «папа Че» днем ранее радостно наблюдал за казнью отца и дяди Каридад из его любимого окна.

«Наша семья уже никогда не была прежней, – говорит Каридад. Ей сейчас пятьдесят пять, но, вспоминая о событиях тех ужасных дней, она все еще плачет, не скрываясь. – Моя мать превратилась в собственную тень, апатичную и безразличную, и оставалась такой вплоть до самой смерти. Я часто плакала в нашем дворике, забиваясь в самый дальний угол, где никто не мог меня увидеть. Я была маленькой девочкой и боялась, что люди Че вернутся и покарают нас, если увидят меня плачущей».

Публичные расстрелы Гевары служили одной цели – запугивать и устрашать. Убийство Корнелио Рохаса в прямом эфире было первой версией того, на чем позже станут специализироваться в Интернете профессиональные террористы. Тысячи прочих кубинских матерей, дочерей, сестер и бабушек просто удостаивались анонимного телефонного звонка, и безразличный голос в трубке сообщал им, что тела их мужчин – бывших заключенных – теперь находятся на кладбище Колон. Как правило, это были безымянные массовые захоронения. Посетить их и поставить на них крест или цветы означало неминуемое возмездие от головорезов «папы Че».

«У меня и у тысяч других маленьких девочек на Кубе этот аргентинский трус, этот подлый убийца навсегда украл поцелуи и объятия наших отцов, – говорит Барбара Рэйнджел-Рохас. – Когда я вспоминаю о мужественной смерти моих дедушки и дяди, на ум мне неизменно приходят знаменитые слова Че Гевары, которые он выкрикивал, сдаваясь в плен: «Не стреляйте! Я Че! Я стою больше живым, чем мертвым!» И тогда мне хочется истерически смеяться. Хотя нет. Мне все так же, как в детстве, хочется плакать».

Публичное убийство деда Корнелио не было единственным горем семьи Рохас. Два года спустя дядя Барбары, семнадцатилетний Педро, ранее бежавший в США, вернулся на родину и высадился в заливе Кочинос с винтовкой в руках, готовый любой ценой освободить Кубу от Че Гевары.

После трех дней непрерывных боев на этой обреченной земле юный дядя Барбары сходил с ума от жажды и практически бредил; лицо его превратилось в свирепую и отчаянную маску. Офицер ЦРУ по имени Грейстон Линч, который проводил подготовку, подружился с этими людьми и сражался с ними бок о бок. На третий день битвы он оказался на флагманском корабле США в тридцати морских милях от берега. Полученные из Вашингтона сообщения ясно давали понять, что десантников бросили. Ни патронов, ни прикрытия с воздуха, ни подкреплений, ни военно-морской поддержки – ничего этого можно было уже не ждать. Линч был взбешен и удручен. Он радировал своим братьям по оружию и предложил эвакуировать их.

«Никакой эвакуации! – проорал командир Педро Рохас в свой передатчик, в то время как вокруг тысячи четырехсот его покинутых братьев по оружию сжималось кольцо из советских танков и армии коммунистов численностью сорок одна тысяча солдат. – Мы пришли сюда, чтобы сражаться ! Здесь мы и останемся!»

«В моих глазах стояли слезы, – вспоминает Линч. – Никогда за все тридцать семь лет моей жизни мне не было так стыдно за мою страну».

Израсходовав последний патрон на этом кровавом пляже, семнадцатилетний Педро Рохас был схвачен и хладнокровно убит наемниками Че Гевары.

«Интеллектуал и ценитель искусства»? Сжигатель книг и вор!

Все биографы отмечают склонность Че как к гуманитарным, так и к точным наукам. «Он интересовался всем – от социологии и психологии до математики и проектирования. В домашней библиотеке Че Гевары было около трех тысяч книг», – пишет бывший редактор журналов «Тайм» и «Ньюсуик» Джон Герасси.

Хорхе Кастанеда писал: «Слабый мальчик, страдающий астмой, мог часами с упоением читать. Ему нравилась классика детской литературы того времени, а также Роберт Льюис Стивенсон, Джек Лондон, Жюль Верн. Кроме того, Че с удовольствием знакомился с творчеством Сервантеса, Пабло Неруды, Анатоля Франса. Он перечитал книги всех лауреатов Нобелевской премии в области литературы и часто горячо обсуждал их с преподавателями истории и литературы».

Джон Ли Андерсон цитирует друга Че времен «Дневников мотоциклиста»: «Для Эрнесто Гевары все начиналось с литературы».

Далее Андерсон продолжает воспевать «неуемную тягу к чтению» и «невероятную любознательность» Че Гевары.

Одним из первых действий библиофила после захвата Гаваны в 1959 году стало публичное сожжение книг.

Многие видели кинохроники публичного сожжения книг нацистами на площади Опернплатц в Берлине. И двух недель не проходит без того, чтоб какой-нибудь исторический телеканал или Служба общественного вещания не напомнили зрителям об этом интеллектуальном зверстве, сопровождаемом восторженными криками Йозефа Геббельса или субтитрами, цитирующими его: «Этот огонь символизирует не только закат старой эпохи, но и рассвет новой». Многие наверняка слышали мрачное высказывание немецкого философа и поэта Генриха Гейне: «Если сегодня вы сжигаете книги, завтра вы будете сжигать людей». В память о совершенном преступлении в Берлине был установлен памятный обелиск.

Это часть истории, и об этом нужно помнить. Либералы особенно щепетильно относятся к данному вопросу, иногда даже чересчур. Стоит только администрации какой-нибудь сельской школы отказаться включить в школьную программу произведения Чарльза Дарвина или Джеймса Джойса, как либералы тут же приведут пример сожжения книг фашистами и назовут это следующим шагом школьной администрации на пути к радикальной Америке.

А что же насчет сожжения книг Че Геварой на Кубе? Литературное приложение газеты «Лондон таймс» прокомментировало книгу Андерсона следующим образом: «Составить более полный портрет Че просто невозможно».

Однако вы можете прочесть книгу Андерсона от начала до конца, равно как и другие биографии Че Гевары, и не найдете ни единого упоминания об этом «книжном костре».

А произошло данное событие публично, 24 января 1959 года в Гаване, прямо напротив улицы 558G в районе Ведадо: по приказу Че Гевары под восторженные крики его сторонников-коммунистов было сожжено три тысячи книг.

«В то время я общался с несколькими иностранными журналистами, жившими в Гаване, – вспоминает Сальвадор Диас-Версон, чьи книги, брошюры и документы были публично сожжены, а офис и библиотека ограблены вооруженными головорезами Че. – Жюль Дюбуа из газеты «Чикаго трибьюн» и Хел Хендрикс из газеты «Майами ньюс » были среди десятков журналистов, вместе с которыми я бродил по остаткам моей разграбленной библиотеки, а после – разбирал то, что осталось от моих книг. Никто из них не придал этому инциденту ни малейшего значения».