Моя скандальная няня

— О, моя дорогая, это как раз для вас, — сказала одна из продавщиц.

— Вы путешествуете? Это прекрасно подойдет для путешествия.

— Превосходно, абсолютно сногсшибательно; это вас так стройнит, — сказала другая.

Стройнит? Никогда не думала, что я толстая, но это делало меня более худощавой, фантастика!

— Я беру это, — сказала я. — Упакуйте.

Продавщица бережно сложила аккуратным квадратом белый хлопчатобумажный цельный спортивный костюм типа комбинезона и положила в пакет. Мэнди молча следила за мной во время примерки. Это было непохоже на нее, но я от комплиментов парила так высоко, что даже не заметила ее необычного поведения. Сейчас, вспоминая этот эпизод, я понимаю, что в магазине имелась только та одежда, которую ты видишь на экране «Телемагазина» и которую можно надевать пятьюдесятью шестью разными способами. Но я услышала только то, что продавщица сказала, будто этот костюм отлично подходит для путешествия, а я вскоре собиралась путешествовать.

Это верно, мы собирались в Аспен вместе с семьей Эйснер. Во время собеседования Майкл спросил меня, катаюсь ли я на лыжах и могу ли я управлять автомобилем на заснеженных дорогах. Возможно, я помогла бы детям на некрутых склонах? Я представила себя изящно съезжающей вниз по склону горы и опрятный ряд укутанных малышей, двигающихся по моему следу. Однако когда я начала упаковывать детские вещи, никто не спросил, есть ли у меня самой лыжная одежда. Я ничего не собиралась говорить; я придерживалась своей политики справляться с проблемами по мере их поступления, вместо того чтобы задавать вопросы. Поэтому я просто бросила в чемодан пару орегонских свитеров на случай холода, рассчитывая, что смогу взять лыжи напрокат, если потребуется. И кроме того, у меня был новый комбинезон для полета на частном самолете.

Когда наконец наступила суббота, я бросила на себя в зеркало торопливый взгляд. Поскольку оно было небольшим, я видела мой новый ансамбль только до талии. Ужасно стильно, подумала я. Когда я спустилась по ступенькам лестницы, Джошуа и Аманда остановились как вкопанные в прихожей со своими чемоданами. Их глаза буквально вылезли из орбит.

— Ты выглядишь как астронавт! — выпалил Джошуа.

Аманда указывала на красный пояс, опоясывавший мою талию.

— Что это? — спросила она так презрительно, как только может трехлетка с косичками.

— Характерный штрих, — объяснила я неуверенно.

Появился Майкл. Выражение его лица при виде меня я не могу описать точно — нечто среднее между досадой и смущением.

Я решила подняться наверх и переодеться.

Придя в свою комнату, я встала перед зеркалом на стул и поинтересовалась, чем же это я произвела такой фурор. Дети и их отец были правы. Я была похожа на снеговика из детской школьной пьесы. Когда же я повернулась, то отчетливо увидела маленькие красные сердечки на моем нижнем белье. Они просвечивали сквозь белую ткань костюма. Боже всемилостивый!

Пристыженная, я переоделась в свою стандартную униформу: шорты и футболку. Крадучись спустилась вниз и начала загружать багаж в лимузин, пытаясь втиснуть в багажник гору поклажи, которую мы брали с собой на шесть дней в Колорадо.

Семью Эйснер мы встретили в аэропорту. Их «караван» состоял из самих супругов Майкла и Джейн; их няни-мужчины по имени Пол, который был на несколько лет старше меня; и трех их сыновей в возрасте девяти, двенадцати и восемнадцати лет. В Колорадо мы должны были встретиться также с матерью мистера Эйснера плюс девушкой его старшего сына, которая должна была прилететь откуда-то с восточного побережья. Эйснеры были хорошими друзьями семьи, и Майкл Эйснер, главный исполнительный директор компании Диснея, предложил использовать диснеевский корпоративный реактивный самолет. Оказавшись на борту этого самолета, можно было забыть, где находишься. Все предметы в самолете были украшены изображениями или Микки Мауса, или Гуфи — от карандашей до салфеток и стаканов. Я не могла не усмехнуться, когда увидела, что с каждого квадратика туалетной бумаги мне улыбается большой Микки.

Я забеспокоилась, как бы мне не пришлось глазеть на эту туалетную бумагу в продолжение всего полета — мой желудок выписывал «мертвые петли» все время, пока мы были в воздухе. Я вообще чувствовала себя нехорошо, но сумела держать себя в руках весь полет. После приземления, несмотря на тошноту, я помогла погрузить более двадцати мест багажа опять в лимузин, затем еще и разгрузить его у дома Эйснеров. Однако затем я почувствовала, что покрываюсь холодным потом, и тошнота накатила на меня, как приливная волна. Я подумала, что это из-за полета, и убедила себя, что все быстро пройдет, если только я смогу добраться до стула и посидеть несколько минут. Но к тому времени как все уже были в доме, я поняла, что со мной действительно не все в порядке. И само это не пройдет. Я догадалась, что вдобавок к обильной начинающейся менструации я, вероятно, подцепила какую-то разновидность гриппа.

С трудом я доползла до спальни, которая предназначалась для Брэндона и меня, но не прошло и минуты, как я услышала, что меня зовут. Я вышла. Мистер Эйснер и его мать стояли в холле и оба внимательно смотрели на меня. Мое лицо было белым, как простыня, и по нему струился пот.

— Бог мой, Сьюзи, ты выглядишь ужасно. С тобой все в порядке? — спросила миссис Эйснер.

— Тебе надо прилечь, — сказал ее сын.

Я начала отвечать им, когда увидела Джуди. Выражение ее лица как бы говорило: «О чем вы толкуете? Я не заметила, чтобы с ней было что-то не так!»

Я быстро прошла в ванную комнату, заперла дверь и нечаянно услышала, как Джуди начала жаловаться, что в комнате недостаточно чисто. Это строение было небрежно декорировано в стиле полудеревенского дачного дома, но — для отдыха, для детей, собак и катания на лыжах — этой педантичной семье тут было очень неуютно.

Но даже это не могло расстроить меня: через несколько секунд я уже лежала на ледяном кафельном полу, свернувшись калачиком. Я знала, у Джуди нет времени на мою болезнь, и я полагала, что ее автопилот с программой отказа был уже активирован. В этом плане она была похожа на своего супруга; иногда казалось, она не испытывает никакой симпатии к своим работникам. Мне чудилось, что я уже слышу ее голос: «Мы проделали весь этот путь не для того, чтобы подстраивать наш отдых под физическое состояние нашей прислуги».

Я слышала, как Майкл громко вопрошает в холле:

— Где Сьюзи? Где же Сьюзи? Нам пора отправляться.

Мне было так плохо, что я не могла собраться с силами, чтобы откликнуться. Я знала, что Брэндон спит в своей кроватке. Если они сейчас уйдут, я могла бы добраться до постели и отлежаться. Но сейчас мне было слишком больно, и не хватало сил отозваться. Я только молча продолжала молиться, чтобы они ушли: «Уйдите, уйдите, уйдите. Пожалуйста, оставьте меня в покое».

— Где Сьюзи?

Я все еще слышала его крик по другую сторону двери и детские голоса, отвечающие хором:

— Я не знаю, папа. Пойдем!

Наконец, к счастью, я услышала, как открывается и закрывается входная дверь. Дом опустел и погрузился в тишину. Когда мне удалось заставить себя подняться на ноги, я обнаружила, что все ушли — за исключением Брэндона, который лежал в кроватке, спокойно играя своими ножками. Неужели они действительно все ушли, не зная, где я? Почему они не взяли с собой малыша? Что, если я серьезно заболела и не могла бы следить за ним?

Это поразило меня. Они действительно обращали на меня слишком мало внимания, чтобы заметить, что у меня могут быть собственные проблемы. Я чувствовала себя очень, очень одинокой.

К следующей ночи болезнь, которую я подхватила, навалилась на меня, как зимний шторм. Спазмы составляли мне компанию два последующих дня, но мне удалось справиться с этим. Однажды, когда я выползла из своей комнаты, я обнаружила, что весь огромный дом заполнен людьми. Старший сын Эйснеров сидел на кухне со своей девушкой. Она была богатой наследницей какого-то очень известного состояния и была наиболее эгоцентричной и надменной из всех, кого я встречала до сих пор. Думаю, что из сказанного ею за всю поездку нашлось лишь несколько слов, не связанных с богатством ее семьи. Мне пришлось отдать должное ее умению находить изобретательные способы, чтобы по любому поводу упоминать свое исключительное финансовое положение, независимо от темы: снегопад на улице, ее ночной сон, способ соления картофеля. У нее был очень необычный талант, в значительной степени отшлифованный. Сознаюсь, я терпеть ее не могла.