Я видела детство и юность XX века

Сегодня не приняла. Я обещала Джузеппе не принимать. Но он… Джузеппе, почему ты мне не пишешь?

…Работаю хорошо. Черный кофе. Морелла.

Вот что составляет сейчас мою жизнь: Джузеппе, мама, папиросы, Морелла, черный кофе, аспирин. Под утро я уснула сидя…

Боль, острая, настойчивая боль. Захватывает все. Морелла должна мне дать силы сегодня работать. Хочется лечь и уснуть. Плакать под одеялом. Освободиться от усталости. Нельзя. Надо ходить. Надо продолжать. Стоит передохнуть, и я сразу свалюсь. Неделя в темной комнате. Аспирин, чтобы уснуть. И чтобы избавиться от головной боли. Не могу больше…

Джузеппе, почему ты не со мной?

…Только Морелла дает мне покой. Противная привычка: я теперь часто засыпаю сидя, с раскрытыми глазами.

Теперь я должна найти силы, чтобы расстаться с Мореллой.

…В общем за последние шесть месяцев я не увеличивала дозы… В Сан-Клу я брала больше… Не хочу об этом думать!

Я пообедала: груша и орехи. Письмо от Джузеппе. Какое полное счастье! Одна!

Если бы не головная боль, я была бы совсем счастлива. Но чертовски болит голова.

Я хотела бы теперь жить в темной комнате — черные или темно-синие обои… Мне нравится, что Джузеппе говорит мне «вы».

Голова! Не знаю, что делать. Спать? Не усну. Кант? Еще сильнее разболится. Жид? Как будто нет охоты. Знаю! Я буду читать полицейский роман — замечательное времяпрепровождение!

Джузеппе!

Я лицемерила: я искала, чем бы заменить Мореллу, — гарденал, гашиш, кокаин. Ничто не стоит ее! Джузеппе! Ужасно, что надо выбирать… Я хочу то и другое.

Я поставлю условие: когда мы вместе, я не принимаю. Когда между нами тысячи километров, я вправе делать что хочу.

Если бы надо было выбрать между Джузеппе и Мореллой, я не колебалась бы ни минуты. Но здесь ведь дело идет о лжи. А я привыкла лгать, и ложь для меня пустяк.

Морелла, ты вошла в мою жизнь и не хочешь уходить! До чего ты жестока и деспотична!..

Это нехорошо, но я теперь жалею, что рассказала Джузеппе о Морелле. Это отняло у меня счастье…

…Доказал ли кто-нибудь существование прямого угла? Прямой угол существует только потому, что мы его создали. Следовательно, надо полагать, что идея прямого угла существовала априори в разуме. Это подтверждает существование математики, архитектуры, музыки, всего, чему я поклоняюсь.

…Многие люди, зарабатывая себе на существование, делают из этого добродетель. Вокруг этой добродетели они создают настоящий культ. Я таких людей презираю. Не будем об этом больше говорить.

…Страшное искушение: лгать моему дорогому Джузеппе.

Почему меня снова соблазняют? У этой женщины мало сердца, но поскольку она может чувствовать, она добра. Она очень привлекательна. Но если она будет продолжать, я не удержусь… Надо обладать огромной силой воли и все время думать о Джузеппе…

Болезненное ощущение прошло. Осталась гордость: я не поддалась Марсиане, несмотря на то, что все мое тело болело…

…Я увлекаюсь теперь социологией.

…Почему я снова согласилась? Слабость. Значит, снова отвыкать?.. Я хочу очистить мою жизнь от этого. Я не отдаю себе отчета в поступках. В общем я — противная девчонка, и только.

Хочу учиться танцам. Это — большое искусство. В конечном счете это связано с тем, что я ставлю выше всего: с математикой, с архитектурой и с музыкой.

Я сегодня глядела на итальянские рисунки, потом — на карточку Джузеппе. Флорентинец. Он не отрекся от наследства. Он — настоящий итальянец: Лука Синьорелли или Андреа дель Сарто. Кажется, в Италии два мира. Один — типы Ботичелли, другой — восковые статуи в шелковых мантиях. Я не люблю ни того, ни другого. Я не знаю, откуда Джузеппе. Амальгама этих двух миров… Мне кажется, что у нас очень разные вкусы. Правда, я еще очень молода, поддаюсь легко влияниям, но все-таки я уже сложилась в главном, а чтобы измениться, надо прежде всего этого хотеть…

…Ночью бессонница, жар. Утром Сабина мне помогла…

Зеваю. Насморк. Дезинтоксикация благодаря Сабине и Марсиане прошла медленней, но и менее мучительно. Теперь, однако, конец, а это — самое трудное. Я хочу раз и навсегда с этим покончить. До нового решения это чертовски трудно. Но я хочу. Я в очень возбужденном состоянии…

…Я еще молода, и у меня слабая воля. Как же я могу бороться с вещью, которую я так люблю? Тем более, что в принципе я это никак не осуждаю… Минутами мне кажется, что я не смогу отказаться от Мореллы. Тогда выход один: продолжать, только чтобы он не знал. Но я не хочу ему лгать… Хоть бы избавиться от этой легкости лжи… А в общем — тупик.

Я увлекаюсь теперь византийским искусством. Очень хочу поехать в Грецию. Памятники VI века…

…Письмо. Он еще может чувствовать восторг. Я — нет. Даже при мысли о встрече с ним. У меня в голове образ зверька. На него выпустили бульдога. Он сначала рычит, отбивается, потом, начиная понимать, что все это бесцельно, затихает. Даже мысль — спастись — его больше не трогает. Ему слишком больно. Так теперь и со мной…

Странная жизнь у меня. Нереальная. Эти несколько часов у Марсианы. Счастье, ощущение смутного доверия и другое точное — ее физической красоты. Несмотря на Сабину, я буду к ней часто приходить.

Ощущение удушья. Безделье. Беспокойство. Заботы о Сабине. Усталость: три ночи не сплю. Кажется, опасность для Сабины миновала. Но знаю, что она еще очень мучается.

Нельзя жить без цели. Я живу без цели. Я начинаю думать, что я ни на что, ни на что не годна. Когда Джузеппе со мной, я не могу ни есть, ни спать. Когда он уходит, я ем очень много, и у меня несварение желудка.

Я теперь сиделка. Мне удалось найти средство, успокаивающее Сабину…

…Вот уже тридцать четыре часа, как она не принимала этого… Спит. Какое счастье слышать ее ровное дыхание. Если завтра получится пакет, я его перехвачу. Я хочу, если возможно, отучить ее от этого…

Джузеппе, как я тебя люблю и как я счастлива.

…Она очень страдает. Сегодня вечером или завтра должен прийти пакет. Хоть бы скорей. Сознаюсь, у меня больше нет сил.

Впервые Сабина спит спокойно без наркотиков. Хоть бы дольше спала, проснется и сразу — слезы, разговоры о пакете и пр. В общем, она совершенно сумасшедшая… Почему я так охотно за ней ухаживаю, исполняю самое противное. Весь этот порок мне теперь отвратителен. Я делаю все, но без сознания преданности, да и без раздражения, как нечто вполне естественное. Жалости у меня нет. Все время уходит на это, но я себя не чувствую жертвой.

Джузеппе, это было для меня уроком. Я теперь далека от всего этого…

…Сабина настолько зависит от «этого», что я минутами начинаю сомневаться в ее рассудке… Теории ее хороши, но она их плохо применяет. И потом, как говорит Андре Жид, это только одно из тысячи житейских положений. Я сейчас смотрю на многое шире, и я ничего не осуждаю…

…Когда мне было пятнадцать лет, я возмущалась глупостью счастья. Но вещь вещи — рознь. Каждый человек сохраняет свое горе, и он приносит его даже в самое «полное блаженство», кроме разве скотов или очень молодых и беспечных.

Джузеппе, далее если у меня не будет больше ни страсти, ни любви, я никогда не дотронусь до героина. Эта история с Сабиной дала мне такое ощущение грязи, падения, возмутительной низости, что я потеряла всякую охоту. (Это — в итоге восьми месяцев.)