Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2.

Полковник Карцев, который, по-видимому, был лишён всех элементарных качеств, требуемых от кавалерийского начальника, донёс начальнику Восточного отряда сведение, совершенно лишённое всяких оснований, что японцы пехотной бригадой заняли Саймадзы; это сведение вызвало 2-го июня наступление Восточного отряда, удар которого на Саймадзы оказался ударом по воздуху, потому что в действительности там не оказалось ни одного японца. За такое донесение полковник Карцев был удален от командования частью.

В то же время и ген. Ренненкампф был вынужден пригрозить двум своим казачьим командирам полков «неопытным и малоспособным», что они будут удалены от командования полками — «если не будет водворён больший порядок в их частях».

Наступление графа Келлера на Саймадзы имело, по крайней мере, ту пользу, что выяснилось отсутствие там японцев, поэтому туда опять был направлен отряд Ренненкампфа. В первых числах июня закончилось сосредоточение 12-й пехотной японской дивизии в Айянямыне.

Китайцы передавали, что около этого пункта находятся большие японские биваки. Разведка и выяснение этих обстоятельств были настолько важны, что никакие жертвы не могли казаться значительными для достижения этой цели. Несмотря на это, ничего не выяснив, ген. Ренненкампф 6-го июня снова направляется в Цзяншан для «производства разведок и наблюдения в восточном и юго-восточном направлениях, а также для поправки лошадей на хорошем подножном корму в этом районе». Во всяком случае, генерал Ренненкампф отнюдь не был вынужден противником к этой новой потере соприкосновения, а был введён в заблуждение неверными донесениями о занятии японцами Сыпингая (к юго-востоку от Цзяншана). Трудно в этом движении усмотреть какое-нибудь проявление инициативы.

В Саймадзы был оставлен генерал-майор Греков (Митрофан), командир 1-й бригады Забайкальской казачьей дивизии, которому были приданы 23-й стрелковый полк, 1 батарея и 1-й Аргунский. казачий полк. Отряд Грекова был атакован 7-го июня в Саймадзы частью 12-й пехотной дивизии. Оказав некоторое сопротивление японцам, Греков со своим отрядом отступил через средний перевал на Фынзяолине и далее до Сихояна, куда прибыл 11-го июня; между тем, японцы 9-го июня оставили Саймадзы, но Греков был введён в заблуждение неверными донесениями, будто японцы в числе 15,000 человек с 16 орудиями двигаются на его позицию на Фынзяолинском перевале. В действительности как около Саймадзы, так и к западу от него не было ни одного японца. По выражению русской официальной истории генерального штаба, генерал Греков отступил, «гонимый собственным воображением».

Одновременно с направлением 12-й японской дивизии в Айянямынь в начале июня была двинута 1-я гвардейская пехотная бригада из Фынхуанчена на Сиюянь для поддержки направленной туда иэ Дагушаня 10-й пехотной японской дивизии. Все эти движения для кавалерии Восточного отряда прошли совершенно незаметно, хотя Уссурийский казачий полк полковника Абациева был расположен в Ундиапузе, т. е. непосредственно на фланге движения японских войск.

И в этом случае причина заключается в недостатке инициативы начальника, потому что, когда японцы с демонстративной целью заняли перевал Сынхайлин только одним полевым караулом, полковник Абациев стал уже опасаться за свой путь отступления и предпочёл поэтому отступить назад в Тинтейхи, так что о занятии японцами Сиюяна стало известно только впоследствии от китайцев[ 3 ⁴].

Таким образом, мы видим, что деятельность генералов Мищенко и Ренненкампфа, а также и конницы Восточного отряда ни в малейшей степени не способствовала ни разведыванию, ни выяснению состава, распределения и намерений 1-й японской армии.

Такой же безрезультатностью отличалась разведка кавалерии на фронте южного авангарда для выяснения высадки 2-й японской армии в районе бухты Янтува, хотя в данном случае уже не могло быть речи о затруднениях по условиям местным или продовольственным, потому что районом действий русской конницы на этом фронте служила открытая равнина по обеим сторонам железной дороги. По словам официальной истории русского генерального штаба, «разъезды доносили только то, что они видели на неприятельских передовых постах и дополняли свои донесения теми сведениями, которые получались из рассказов китайцев»…

Здесь мы тоже встречаемся с вполне безосновательными сведениями, которые доносились, однако, с полной определённостью и категоричностью; так, например, 16-го мая от командира 1-го драгунского полка было получено ложное донесение о высадке японцев в Сянбайдцы на берегу Ляодунского залива и о движении их на Кайпинг. Это донесение вызвало необходимость со стороны командующего армией принять весьма поспешные меры, которые оказались совершенно излишними.

Генерал Самсонов,командир Уссурийской казачьей бригады, пользовавшийся также репутацией выдающегося кавалерийского начальника, получил приказание в середине мая принять командование над конницей на южном фронте. Но, несмотря на то, что эта конница Самсонова имела на своей стороне значительное превосходство в силах, мы всё же не видим с её стороны энергичной попытки в последовавшем сражении под Вафангоу 30-го мая и 3-го июня опрокинуть слабую кавалерийскую бригаду ген. Акияма, силы которого ген. Самсонов значительно преувеличивал, и тем расчистить себе направление для разведок на юг.

7-го июня в командование Сибирской казачьей дивизией вступил генерал Симонов,на которого была возложена разведка на южном фронте, где у него имелось 16 сотен и 6 орудий. Несмотря на то, что японская кавалерия тем временем была вынуждена наступлением корпуса Штакельберга против Вафангоу отступить обратно без боя к своей пехоте до Порт-Адамса, русская конница всё же не могла доставить генералу Штакельбергу никаких сколько-нибудь достоверных сведений о силе и составе неприятельских войск; между тем русская конница могла беспрепятственно дойти до района Вафан и здесь усилиться ещё авангардом 1-го Сибирского корпуса (1-м и 2-м стрелковыми полками, 1 сотней и 1 батареей) и войти в непосредственное соприкосновение с неприятелем. Основания, по которым история русского генерального штаба считает безуспешной эту деятельность русской конницы в этом районе, плохо выдерживают критику.

Эти основания, приписываемые затруднениям местности и другим, заключались на самом деле всё в том же слабом понимании конницей своих кавалерийских задач; вместо того, чтобы захватить в собственные руки инициативу действий, искать столкновения с противником то здесь, то там, стараться прорвать его линию аванпостов, заставить его развернуть свои силы, русская конница сама растягивалась к тонкую оборонительную линию и думала только о том, чтобы «предотвратить возможность прорыва своей линии противником», подчиняясь, таким образом, всецело воле неприятеля. Образцом непонимания сущности и задач кавалерии может служить донесение ген. Симонова ген. Штакельбергу от 11-го июня, в котором он высказывает такой взгляд, что в разведывательном отношении посылка вперёд кавалерийских разъездов не обещает никакого успеха, что необходимо систематически действовать против правого фланга японцев значительными силами: «только постепенно приближаясь к позиции противника и сильно укрепляя каждый занятый шаг нашей собственной позиции, при содействии многочисленной артиллерии, включая осадные орудия, мы будем в состоянии, наконец, пробить эту стену, перед которой находится мой слабый отряд»…

Мы видим, таким образом, что было бы напрасно искать какие-нибудь заключения из деятельности русской конницы в Русско-японскую войну. Такая конница, начальникам которой недостает инициативы, которые не воодушевлены кавалерийской лихостью и призывают на помощь даже осадную артиллерию для выполнения своих кавалерийских задач — такая конница будет служить только бесполезным балластом на войне и не имеет никакого права на существование. Только такая кавалерия, в которой жив подлинный дух конницы и которая готова всегда на самопожертвование, сумеет и в будущем преодолевать всякие препятствия и доставлять своей армии ценные сведения.