Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Получив согласие своих изрядно удивленных родителей, Уоррен и Лу отправились в город Йорк, намереваясь проделать часть пути автостопом⁴.

«В Йорке у Хоффмана была фабрика, на который выпускались все эти штанги. Фабрика, которая скорее напоминала литейное производство. И на ней работала вся олимпийская сборная по тяжелой атлетике. Джон Гримек был знаменитым бодибилдером. Стиву Станко тогда принадлежал мировой рекорд в толчке — 173 килограмма. И это было еще до того, как они получили классификацию супертяжеловесов».

Однако, с одной стороны, этот визит оказался деморализующим. «Эти парни оказались совершенно не такими огромными, как мне представлялось. Я просто не мог поверить в то, что люди, которых я вижу перед собой, действительно являются олимпийскими чемпионами. Они были крошечными и выступали в низких весовых категориях. А в литейном цехе, облаченные в спецодежду, они просто казались никем». С другой стороны, вид таких внешне обычных людей поднял ожидания ребят на новую высоту. Возможно, успех в бодибилдинге был им вполне по силам. Они уже видели себя мужчинами, достаточно привлекательными физически, чтобы произвести впечатление на женщин. «Дядюшка Боб... когда он говорил, казалось, что говорит сам Господь. А когда ты смотрел на себя в зеркало, то видел и дельтовидные мышцы, и мышцы живота, и широчайшие мышцы спины. Ты выучивал наизусть название каждой группы мышц».

Но самой поразительной знаменитостью в Strength and Health — помимо самого Дядюшки Боба — был не Джон Гримек, величайший бодибилдер в мире, а... женщина.

«В журнале Strength and Health было не так много женщин. Пожалуй, единственная, кого я помню, — это Толстушка Стоктон. Мне нравилась Толстушка. Она производила сильное впечатление. Мы много разговаривали о ней в школе».

Баффет многого недоговаривает. Уоррен и Лу были просто одержимы Толстушкой Эбби Стоктон, истинным шедевром человеческого тела. Ее тугие бедра и точеные руки ⁷³

красиво колыхались, когда она поднимала огромную штангу над волосами, встрепанными ветром, а узкая талия и красивый бюст волновали всех культуристов и зрителей на пляже Санта-Моники. Ее рост составлял чуть больше 150 см, а вес — 52 килограмма, и при этом она могла поднять над собой на вытянутых руках взрослого мужчину, продолжая выглядеть очень женственной. Будучи «самой знаменитой женщиной в мире культуризма», она вела авторскую колонку под названием Barbelles⁷³ в Strength and Health, а также управляла Салоном развития фигуры, «специализирующимся на развитии бюста, контура фигуры и снижении веса» в Лос-Анджелесе⁷.

«Тонус мышц у нее был как у Митци Гейнор^{74 75}, а грудь не меньше, чем у Софи Лорен, — рассказывает Лу Баттистоун. — Она была феноменальна. И мы — должен вам признаться — попросту вожделели ее».

До этого времени девушкой из грез Уоррена была Дейзи Мей. Он всегда искал черты Дейзи Мей в женщинах, с которыми знакомился. Но Толстушка... она была реальной!

«Правда, нам не было понятно, как вести себя с такой подружкой, как Толстушка»⁷⁶. Ребята озадаченно смотрели на рекламу «Руководства Боба Хоффмана по успешной и счастливой семейной жизни», из которого можно было узнать о «Предсвадебном исследовании. Как узнать, что ваша жена до свадьбы оставалась “в порядке”, а также об ухаживании, причинах вступления в брак и малых формах любви». «Что это такое — малые формы любви?» — удивлялись подростки. Даже большие формы любви еще оставались для них загадкой; рекламные объявления на задней обложке Strength and Health были для них всем, что могли предложить 1940-е годы с точки зрения сексуального воспитания. Не беспокойся, папа, мы тут в подвале проводим физические эксперименты!

Однако увлечение Уоррена цифрами в конце концов одержало победу.

«Знаете, мы постоянно мерили размер наших бицепсов, чтобы убедиться, выросли ли их диаметры с 33 до 33,5 сантиметра. И мы постоянно беспокоились, не слишком ли ослаблена или растянута измерительная лента. Тем не менее мне так и не удалось обрести фигуру лучше, чем на картинке “до” в рекламном объявлении Чарльза Атласа.

Думается, что диаметр моего бицепса действительно вырос до 33,5 сантиметра после нескольких тысяч упражнений с отягощением. А книга The Big Arms вряд ли сильно помогла мне в этом».

Глава 12. Молчаливые продажи

Вашингтон • 1945-1947 годы

В августе 1945 года, который Баффеты проводили дома в Омахе, Соединенные Штаты сбросили две атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. А 2 сентября Япония формально капитулировала. Война окончилась. Празднование победы американцами носило истерический размах. Однако Уоррен вспоминает, как быстро начал размышлять о следующих шагах после того, как услышал о применении атомных бомб.

«Тогда я ничего не знал о физике. Но я знал, что если какая-то страна сможет первой применить такую бомбу в ходе войны, то ей удастся легко уничтожить пару сотен тысяч людей. Это как если я сталкиваюсь с парнем в темной аллее, у него оказывается пистолет, а у меня — пушка. Если он захочет нажать на спусковой крючок, а у меня будут присутствовать угрызения совести, то он выиграет. Эйнштейн сказал совершенно правильную вещь: “Это изменило все в мире, за исключением того, как люди мыслят”. По сути дела, мы зажгли фитиль у бомбы, которая приведет к концу света. Разумеется, этот фитиль может оказаться достаточно длинным и у нас могут найтись способы прервать его горение, но если у нашей метафорической бомбы есть целая дюжина одновременно горящих фитилей, то проблема становится куда более сложной, чем до того, как мы зажгли первый из них. Мне было всего четырнадцать лет, но я достаточно четко понял, что произойдет дальше, — в немалой степени так и случилось».

Через несколько недель, когда семья вернулась в Вашингтон, Уоррен перешел в десятый класс школы имени Вильсона, оставаясь пятнадцатилетним подростком, но уже став бизнесменом. Он зарабатывал так много денег на разноске газет, что смог скопить свыше 2000 долларов. Говард позволил своему сыну инвестировать эту сумму в Builders Supply Со, магазин по торговле оборудованием, который он вместе с Карлом Фальком открыл рядом со своим продуктовым магазином в Омахе⁷⁷. Тем временем сам Уоррен купил за 1200 долларов ферму с участком в сорок акров в семидесяти милях от Омахи¹. На ферме работал арендатор, и они с Уорреном делили доходы. Уоррену всегда нравились сделки такого рода, когда всю тяжелую работу делал кто-то другой. Уоррен начал представляться новым знакомым в школе как Уоррен Баффет из Небраски, владелец фермы на Среднем Западе². Он думал как настоящий бизнесмен, но совершенно не был похож на него внешне.

Он чувствовал себя достаточно дискомфортно в школьной толпе, приходя на занятия в одних и тех же драных кроссовках и обвисших носках, выглядывавших из-под мешковатых брюк. Ему не нравились и его худая шея, и узкие плечи, терявшиеся в рубашке не по размеру. Если приходилось надевать на ноги танцевальные туфли, то к ним он умудрялся подобрать белые или ярко-желтые носки. Казалось, что он все время извивается на своем стуле. Иногда он казался скромным, почти невинным. В другие моменты он вел себя резко и грубо.

Если пути Дорис и Уоррена пересекались в коридорах школы, они предпочитали не замечать друг друга. «Дорис, пользовавшаяся популярностью у всей школы, очень меня стыдилась, потому что я ужасно одевался. Иногда сестра предпринимала попытки подружить меня с обществом, но чаще всего я наотрез от этого отказывался. В этом не было ее вины; я и сам мучительно страдал от своей социальной неприспособленности. Я попросту чувствовал себя безнадежным».

За каменным лицом Уоррена и его причудами скрывалось острое чувство «непохожести» на других, изрядно осложнявшее его жизнь после отъезда из Омахи. Он отчаянно хотел быть нормальным, но все равно ощущал себя чужаком.