Пролив в огне

И тут, как иногда бывает в критический момент, помог случай.

Солнце клонилось к вечеру, когда я, обходя в очередной раз свое «хозяйство», встретил на территории крепости старшего лейтенанта Л. Д. Чулкова, флагманского артиллериста штаба Керченской базы, временно назначенного командиром корректировочного поста штаба флота. Он доложил, что получил приказ отходить и уничтожить материальную часть корпоста. Проскочив берегом в крепость на [111] спецавтомашине со всем личным составом корпоста, он ждал от меня дальнейших указаний.

— Готов к выполнению любых заданий командования, товарищ комиссар, — сказал в заключение Чулков, слегка улыбнувшись и не забыв при этом лихо козырнуть и прищелкнуть каблуками.

Старший лейтенант Чулков был одним из лучших молодых офицеров штаба базы, отлично подготовленным артиллеристом и смелым моряком. Во время десантной операции он отличился как командир отдельной плавбатареи № 4. Крепко сложенный, выше среднего роста, с простым приветливым лицом, Чулков располагал к себе людей и быстро завоевывал симпатии как у подчиненных, так и у начальства.

Я вспомнил, что у Чулкова есть радиостанция и ему известны все приемно-передающие радиоволны, коды! Поэтому сразу же спросил о рации.

— Не беспокойтесь, товарищ комиссар, я приказал все уничтожить, — «успокоил» меня Чулков. — Мои бойцы, наверное, уже все разбили и разбросали. А коды я сам сжег, — добавил он, полагая, что я буду доволен проявленной им бдительностью. Но я отдал приказание:

— Немедленно, бегом к своей радиостанции! Задержать поломку!

Чулков бросился исполнять приказание и успел: один передатчик был еще цел и аккумулятор к нему тоже. Передачу придется вести открытым текстом, но так, чтобы враг не смог ничего понять. Это было очень рискованно: ведь если противник установит истинное значение слов радиопередачи, то свои, в случае неудачи задуманного маневра, могут взыскать за нарушение правил радиообмена. Но что оставалось делать? Я решил взять на себя всю ответственность за последствия.

И вот в штаб базы полетела открытая радиотелеграмма:

Капитан 3 ранга И. И. Смирнов, будучи начальником оперативного отделения штаба базы, всегда был в курсе всех событий базы. А. Е. Старых — капитан-лейтенант, исполнявший тогда обязанности командира ОВР, находился в бухте Павловской, в которую я просил послать «все», то есть все плавсредства.

Ответ пришел неожиданно скоро. Около 20 часов из Тамани прибыл сторожевой катер «КМ». Старшина его доложил, что, как приказал передать оперативный дежурный [112] штаба базы капитан А. Д. Симоненко, плавсредства начнут прибывать в крепость ночью, однако точное время не сообщалось. «Исходя из обстановки», — добавил старшина катера на мой вопрос о времени.

Конечно, я понимал, как трудно будет оперативному дежурному в условиях общего отступления фронта найти для нас достаточное количество плавсредств. Тут нужна была настоящая оперативность и даже изворотливость! «Но такой опытный оперативник, как А. Д. Симоненко, сумеет послать на выручку все возможное», — подумал я и не ошибся.

Не теряя времени, вызвал на короткое совещание командиров частей и объявил им порядок и последовательность эвакуации. С наступлением темноты все должны быть готовы.

Прикрывала отход рота 8-го батальона с приданными ей двумя взводами пулеметной роты и один эскадрон из кавдивизии. Поддерживать порядок при передвижении войсковых частей с линии обороны к причалам в Павловской бухте я поручил 46-му артдивизиону во главе с майором Шило. Ему было приказано патрулировать по дорогам внутри крепости и не допускать прорыва к причалам разрозненных групп военнослужащих. Такие группы нужно было задерживать, назначать старших и в сопровождении зенитчиков 46-го дивизиона направлять для посадки на плавсредства. Эта мера предосторожности, как выяснилось впоследствии, оказалась не лишней.

С наступлением темноты в «бухту Старыха» начали прибывать плавсредства: сейнеры, буксиры с баржами, речной колесный пароход, 4 сторожевых катера «каэмки», имевшие по пулемету, — наша охрана и оборона в пути через Керченский пролив. Более сильной морской охраны база не могла выделить — все боевые единицы были заняты на других переправах войск Крымского фронта.

Мы оставляли старую Керченскую крепость под грохот взрываемых складов с боеприпасами. С часу ночи и до семи часов утра 16 мая 1942 года наши части отходили к морю, производили посадку на плавсредства и направлялись через пролив. Взрывы следовали один за другим, раскалывая горизонт. Высоко в небе вздымались огромные смерчи огня, освещая, подобно гигантским факелам, всю крепость. Это продолжалось около часа. Земля вздрагивала под ногами, как живое существо, летели обломки строений, влажная ночная даль отзывалась коротким надорванным эхом. Находясь у моря, мы смотрели на эти зловещие сполохи [113] взрывов, взметавшиеся на «Тотлебене», самой высокой отметке крепости, и нам казалось, что эти вспышки мощных огней как бы венцом обрамляют Павловскую бухту и служат нам огневым прикрытием при отходе на Тамань. Так оно и получилось. В течение всей эвакуации враг безмолвствовал. Надо полагать, он уточнял обстановку, не рискуя соваться на линию видимых мощных взрывов, не зная, сколько их еще будет.

Первыми на таманский берег были отправлены раненые — около 150 человек.

Эвакуация происходила в основном планомерно, согласно порядку, установленному накануне вечером.

Когда начало светать, противник приступил к артиллерийскому обстрелу Павловской бухты, правда, не интенсивно, как бы нащупывая цель, отдельными снарядами среднего калибра вразброс по всей площади, прилегающей к бухте, километра два в квадрате. Обстрел вскоре прекратился, не причинив вреда.

Были приняты меры к усилению дисциплины и порядка при посадке на суда. Для этого пришлось привлечь всех работников политотдела и особого отдела базы. Выстроившись с автоматами от вала к причалу, куда подходили корабли, они образовали коридор, по которому подразделения шли на посадку. Погрузка подразделений и отправка на Тамань закончилась в полном порядке. Противник не противодействовал, если не считать незначительного количества снарядов, разорвавшихся в районе Павловской бухты на рассвете.

Жаль было коней кавдивизии. По жестоким законам войны мы вынуждены были оставить их на керченской стороне пролива. Кавалеристам было приказано взять с собой седла и прочее снаряжение, а лошадей разогнать по всей территории крепости или пристрелить... Но мало у кого из кубанцев поднялась рука, чтоб нажать на спусковой крючок и пустить пулю в голову своего бессловесного боевого друга. А беспризорные лошади, оказавшись вдруг непривычно свободными, не хотели уходить от людей. Отгоняемые плетьми, они сбились в небольшие табунки и сиротливо жались друг к другу, издалека поглядывая на покидавших их хозяев. Они все еще надеялись, что хозяева подзовут своих «орликов» и «серков», погладят по крутым шеям ласковыми руками, оседлают и снова поскачут по огненным дорогам войны...

Шел седьмой час утра 16 мая, когда и нам, командованию обороной крепости, пришло время отправляться на Тамань. [114] Все воинские части находились уже в пути через Керченский пролив. Последними от причала отходили плашкоут с буксиром на которые погрузились бойцы 46-го зенитного дивизиона, несшие патрульную службу на дорогах внутри крепости, пока шла погрузка других частей. Со мной на отходившем из Павловской бухты катере «КМ», кроме командования, находился весь состав политотдела и особого отдела Керченской базы.

Однако наш отход несколько задержался. В последние минуты перед отплытием обнаружилось, что к берегу Павловской бухты подошли отдельные группы военнослужащих, отставших от разных воинских частей Крымского фронта. Подробно разбираться с ними не было времени. Но это были наши люди, по разным причинам отбившиеся от своих частей в ходе общего отступления фронта, и нельзя было оставлять их на произвол судьбы. Там, на таманской стороне, армейское командование разберет, что к чему. Поэтому пришлось часть плавсредств, оставленных для принятия подразделений прикрытия, загрузить этими людьми и отправить через пролив. Старшим начальником по проведению эвакуации всех отставших я назначил оперуполномоченного особого отдела старшего политрука Колбина, а ему в помощь оставил начальника плавсредств тыла базы воентехника 1 ранга Лопачева.