Лара моего романа: Борис Пастернак и Ольга Ивинская

Борис Леонидович, как и все большие поэты, любил осень, часто напоминая: «Как легко и точно назвал Пушкин это время года — „очей очарованье“». И радостно добавлял: «И мои очи тебя могут видеть теперь дольше, без злых взглядов».

Боря всегда ждал осени еще и потому, что к сентябрю обитатели Большой дачи покидали Переделкино, и нам удавалось наконец без помех быть вдвоем. Он чаще оставался в Измалкове ночевать, к нам приезжали мои дети с друзьями, привозили волнующие вести от Фельтринелли и из Франции. После наших осенних прогулок в лесу, у озера, рядом с замирающими после лета избами рождались восхитительные стихи. Глядя на пестрые наряды деревьев, окружавших Самаринский пруд и опушки Баковского леса, Боря увлеченно говорил: «Осень, Олюша, всякий раз будто заново открывает выставку ярких картин. Посмотри, какие чудные краски она навела на деревьях и кустах. Причем каждое дерево, как девица на выданье — примеряет свой цвет и наряд, любуясь отражением в зеркале пруда».

Это была дань увлечению Бори осенними утрами слушать перекличку измалковских петухов. Он узнавал голоса исполнителей, называя их именами хозяев, которые выведывал у Кузьмича. Ранним утром за кофе — я всегда его варила перед уходом Бори на Большую дачу — он следил за петушиной перекличкой, где, по его наблюдениям, был строгий распорядок. «Вот, слушай, Олюша, — вдруг застывал Боря, — сейчас за Ивановским прокричит Полинин петух, а затем уже снова Кузьмичевский». И, как ребенок, радовался, когда очередность соблюдалась.

Обладая, в отличие от меня, хорошим музыкальным слухом, он запоминал отдельные петушиные голоса и даже их тональность. Однажды, прислушавшись к крику петуха, с досадой говорит: «Что-то сегодня Полинин не так высоко взял, как прошлый раз. Видимо, хозяйка обидела — какую-нибудь клушу на суп отправила».

С Кузьмичевским петухом у него были особые отношения. Заходя во двор кузьмичевской усадьбы и встречая петуха, Боря всегда торжественно произносил: «Здравствуйте, Петя! Как ваши успехи?» Когда появлялся Кузьмич с предложением взять десяток свежих яичек, Боря лукаво замечал: «Видно, у Пети дела идут хорошо». На петушиные концерты Боря обычно реагировал: «Конечно, измалковские петухи достойны целой поэмы, но, к сожалению, это давно уже не мой жанр».

Написав «Осенний лес», Боря шутил, что воздал должное петушиной братии. Борис Леонидович записал для меня карандашом на отдельном листе это стихотворение, чтобы я прочитала его Кузьмичу. Тот одобрил стихи с энтузиазмом. Однажды, выйдя во двор, Кузьмич при мне обратился в адрес выгуливавшего свой гарем петуха: «Гляди, Петя, теперь ты уж знаменитым стал. В стихах тебя прописали. Небось загордишься и меня признавать не станешь». Теперь в субботние дни, когда приходил Пастернак, Кузьмич заглядывал специально — приносил яйца и с улыбочкой приговаривал: «Это вам, Борис Леонидович, Петя прислал с благодарностью за стихи». Конечно, Боря одаривал Кузьмича деньгами, и тот с деловым видом отлучался в магазин.

Однажды случайно в местном магазинчике, где продавались какие-то продукты и всякая мелочь, я увидела необычную лампу-ночник в виде маленького шатра с тремя картинками по трем сторонам на сюжет Пушкинской «Сказки о Золотом петушке». Этот ночник я купила и терпеливо прятала от всех глаз до осени. И вот в осенний вечер, когда Боря остался у меня в Измалкове ночевать, поставила ночник на столик, прикрыв нарядной салфеткой. Когда прокричал последний вечерний петух, я говорю Боре:

— Что-то петух сегодня особо бойко голосил, видно, что-то напророчил.

Включаю ночник и снимаю с него салфетку. Боря глянул и оторопел, а затем воскликнул:

— Ай да Пушкин! Ай да Олюшка! Вот так чудо! Это только для нас могла сделать кооперация. Тут разом вся наша и Пушкинская компания высветилась!

В мягком свете изящного шатрового ночника с его светлых боков лукаво смотрели царь с бородой, Шамаханская царица в кисее и с косами и тощий старик в халате с золотым петушком в руках.

Боря радостно разглядывал сказочный ночник со всех сторон:

— Ты, как измалковская царевна, изящна и стройна. Я, как твой царь, так же пополнел, правда, осталось бороду отрастить. Ну а Кузьмич — вылитый сухой и хитроватый колдун: глянь, как он своим петухом нахваливается! Ты, Олюшка, Кузьмича разыграй, скажи ему, что заказала этот ночник в особой мастерской, он же все равно не поверит, что подобное чудо прямо про нас какая-то промкооперация соорудила.

Кузьмич был очарован чудо-лампой и рассказывал о ней всей деревне. Подозреваю, что без нас он водил делегации своих друзей для демонстрации сказочного ночника. Как-то принес и Петю, чтобы я для него зажгла ночничок, и с лукавым видом просил подарить ему это чудо на 100-летие.

Часто случайная встреча или фраза являлись для Бориса Леонидовича толчком, рождавшим чудесное стихотворение. Как-то в начале зимы, после очередного снегопада, пройдя по проторенной чьими-то валенками тропинке, мы пошли по заснеженной дороге в Переделкино. Нас нагнали вынырнувшие на дорогу сани. Возчик притормозил сани и крикнул нам:

— Небось, устали? Садитесь. Подвезу.

И мы в санях, обнявшись, покатили с ветерком, а уже определившийся на небе белый блин луны стал двигаться перед нами, убегая. Говорю Боре:

— Нам эту плутовку никогда не догнать.

Боря отвечает:

— Это скорее колобок, который ото всех ушел и никому не дастся.

Не прошло и двух дней, как Боря читал мне стихотворение о следах, луне и колобке.