На далеких рубежах

Майор Дроздов нежно любил сына, гордился им.

-- Если так, Вова, -- сказал он, -- значит, никогда больше я не буду мастерить тебе самолеты.

-- Я и сам смастерю, -- буркнул мальчик, косо поглядывая из ванны.

-- Не сумеешь!

-- А вот и сумею!

-- Приготовь, Вера, и для нас ванну, -- обратился Дроздов к жене. -Вся голова в песке, и в ушах полно, и на зубах трещит...

-- Я сейчас, -- ответила Вера Иосифовна и вышла из комнаты.

Пока мужчины мылись, она вшила рукава. Оставалось прострочить их, и китель готов.

-- А ну-ка, идите сюда, Иван Васильевич, примерим, посмотрим, что у нас получилось, -- окликнула его Вера Иосифовна.

Поддубный осторожно, чтобы не разорвать швы, надел китель. Подвигал плечами, прошелся по комнате.

-- По-моему, хорошо, Вера Иосифовна. Придется, видно, покупать духи!

-- Уж я так старалась, так старалась. Вот только не знаю, к радости или к печали сшила я вам китель. Она и без того пропадает...

-- О чем вы, Вера Иосифовна?

-- Не о чем, а о ком. Да вы будто не знаете? Вот какой. А ну, застегните воротник.

-- Я не знаю.

-- Сказать?

-- Скажите.

Вера Иосифовна с опаской посмотрела на дверь в соседнюю комнату -- как бы не услышал муж. Но тот был занят сыном.

-- Про Лилю я, Иван Васильевич. Очень она хорошая девушка.

-- Ого! Оказывается, обо мне уже слушок пошел... Ну, ну, я вас слушаю.

Вера Иосифовна сделала вид, что рассердилась, нахмурила брови.

-- Не слушок, а разговоры...

-- В общем -- перемывают косточки.

-- Нет, Иван Васильевич... Я серьезно. Скажите прямо, по-дружески: до каких пор будете холостяком ходить? Я от души посоветовала бы вам приглядеться к Лиле. Ее здесь все любят. Она чудесная девушка и на поре к тому же...

-- Вы что... по ее поручению?

-- Да что вы, Иван Васильевич! -- спохватилась хозяйка дома. -- Да разве такая, как она, позволит себе?.. Что вы такое говорите... Она девушка скромная, совестливая...

-- Откуда же вы знаете, что Лиля... согласилась бы...

-- Чудак вы, как я на вас погляжу! Любовь не шило, в мешке не утаишь... Скрывай, прячь, а она в каждом слове, в каждом жесте проскальзывает...

-- Один раз я поверил... Да вот...

-- Боитесь?

-- Пожалуй.

-- Испугались, что она дочь командира полка?

-- Откажет -- сраму на весь полк не оберешься...

-- Не откажет! -- уверенно сказала Вера Иосифовна. -- Если вы согласны, я поговорю с ней, ну?

-- Нет, не согласен. Спасибо вам, но зачем это? У нее уже есть...

В дверях показался майор Дроздов. Остановился, головой подпирая косяк.

-- Что-то больно долго вы меряете китель, Иван Васильевич, а?

Вера Иосифовна поспешно переменила тему разговора:

-- Сейчас я пристрочу рукава и можете забирать. Правда хорошо, Степа? -- повернулась она к мужу.

-- Отлично, Верочка! Ты у меня молодчина!

В холодильнике была припасена Дроздовым бутылка шампанского. Он хранил ее на случай встречи с дорогим гостем. Но разве для него существует теперь кто-нибудь дороже Поддубного? Да и день-то какой! Вон куда махнули с эскадрильей -- за Каспий! А тут буран начался... Как никак, а поволноваться пришлось изрядно. Случись неприятность, Гришин снова потянул бы Семена Петровича... Тогда уж не вырваться полку из прорыва.

Дроздов достал заиндевевшую бутылку с серебряным горлышком, похлопал по ней ладонью:

-- Освежимся?

-- Можно.

Офицеры сели за стол. Дроздов достал из буфета бокалы, плитку шоколада и начал раскупоривать бутылку. Как раз в тот момент, когда вырвалась пробка и раздался хлопок, вошел замполит Горбунов. Сдвинув на лоб очки, он сказал:

-- А я стучу, стучу и удивляюсь, что мне никто не отвечает. Оказывается, обитатели дома сего заняты важным делом...

Дроздов торопливо, чтобы не пролилось шампанское, наполнил один, а затем и второй бокал.

-- Так, так, -- затоптался у порога замполит, чувствуя, что пришел не вовремя.

Дроздов протянул ему свой бокал:

-- Прошу, Андрей Федорович! Сегодня с Кавказа привез бутылочку.

-- Да ну? -- удивился замполит не веря.

-- Да... С вершины Казбека снял...

-- А может, орел в кабину подбросил? -- ответил Горбунов шуткой на шутку.

Дроздов достал третий бокал. Офицеры выпили и закусили шоколадом.

-- А я к вам, Степан Михайлович, по делу, -- сказал замполит. -- Только что звонили из редакции газеты и просили, чтобы вы подробно описали подготовку к полету и сам полет.

Дроздов поглядел на пустую бутылку:

-- Жаль, что нет другой. Маловато.

-- Хорошего понемногу, -- заметил Поддубный. -- Вы лучше садитесь за статью, Степан Михайлович!

-- Я? За статью? Да какой из меня писатель? Нет уж, избавьте! Я лучше слетаю еще десять раз в любую пургу, чем потешать редакторов и читателей.

-- Зачем же потешать? Напишите о своем опыте, -- настаивал замполит.

Дроздов втянул голову в плечи и расхохотался.

-- В том-то и дело, что я уже этим занимался. Это было в первые годы войны. Служил я тогда в полку У-2, то есть, по теперешнему названию, По-2. На одном самолете во время бомбометания зависла бомба. Видя, что гостинец, приготовленный гитлеровцам, не сбросился, штурман вылез из кабины и, придерживаясь руками за ленты-расчалки, пошел по плоскости и сапогом сбил бомбу с держателей. Я в то время активно военкорничал, был молод, энергичен. Взял, да и написал в армейскую газету о героическом поступке штурмана. Ведь подвиг-то действительно был героический! И поместили мою заметку на самом видном месте, на первой странице. Да только вкралась досадная опечатка. Вместо ленты-расчалки появилось в газете "ленты-вращалки". Звучало это со страниц газеты примерно так: "Штурман такой-то взялся руками за ленты-вращалки..." Боже ты мой! -- схватился Дроздов обеими руками за голову. -- Как прочли об этих вращалках, так весь полк и схватился за бока от смеха. А подпись-то под заметкой моя! "Эй, Дроздов, а ну-ка покажи на самолете ленты-вращалки!" -- подтрунивали товарищи. А штурман -- тот бедняга чуть не плачет: "Эх, лучше бы ты, товарищ Дроздов, вовсе не брался не за свое дело, -- сокрушался он. -- Ну кто теперь поверит, что я действительно вылезал на плоскость, да еще над войсками противника?" Долго, очень долго потешались над моей злополучной заметкой. С тех пор мне как по рукам дали. Кроме писем домой да служебной документации, ничего не пишу.

Слушая Дроздова, замполит и Поддубный вволю насмеялись.

-- Ну ничего, -- сказал замполит, успокаивая Дроздова. -- Ошибки бывают. А вы все же напишите статью.

-- Конечно, пиши, Степан Михайлович, -- настаивал Поддубный.

После долгих уговоров Дроздов все же согласился и начал рассказывать о сегодняшнем полете.

-- Все обошлось хорошо, Телюков только дурачился. Наказать его еще, что ли? Понимаете, переключился на канал перехватчиков и кричит: "Я бы вам показал, где в Каспийском море раки зимуют!"

Замполит вздохнул:

-- Наказать подчиненного -- штука нехитрая, Степан Михайлович. Куда сложнее добиться того, чтобы некого и не за что было наказывать. Вот о чем мы, начальники, должны заботиться. Поговорите с Телюковым по душам, пристыдите его при всех летчиках на разборе полетов. Кстати, и в статье обязательно упомяните о нем, как о нарушителе дисциплины в воздухе. Дойдет, уверяю вас! Из газеты все летчики соединения узнают, кто именно болтал по радио и задирался.

-- Упомяну, обязательно упомяну. Да еще приписку сделаю для редакции, чтобы не вздумали вычеркивать его имени.

Проводив гостей, Дроздов сел за статью.

"Вот тебе и раз, -- подумал Поддубный, возвращаясь домой и вспоминая свой разговор с Верой Иосифовной. -- Никому и намеком не выразил свои чувства к Лиле, а в гарнизоне уже все известно. Эта новость может докатиться до Семена Петровича, до Телюкова... Фу, как нехорошо..."

Глава восьмая