Неизвестный Кропоткин

В 60- х годах началось восхождение «звезды» Пржевальского, ставшего после серии первооткрывательских походов в Центральную Азию едва ли не самым знаменитым путешественником в мире. В те дни, когда Кропоткин возвращался из Сибири, Николай Михайлович Пржевальский отправился в первую свою экспедицию, в Уссурийский край. О Пржевальском Кропоткин писал так: «В нем сошлись географ-исследователь, зоолог и охотник. Едва только он возвращался в Петербург, как уже начинал строить план новой экспедиции и бережливо копил для нее деньги… По крепкому здоровью и по способности выносить годами суровую жизнь горного охотника Пржевальский был идеальным путешественником» 1.

1 АРГО? ф. 18, оп. 1, ед. хр. 313.

Сподвижник Пржевальского в одном из его путешествий по Центральной Азии Петр Кузьмич Козлов говорил, что на привалах легендарный путешественник нередко вспоминал Кропоткина, в то время уже жившего за границей, как «одного из самых осведомленных людей в области географических познаний», а также он называл его «живым декабристом», сочувствуя, очевидно, его убеждениям.

Секретарь отделения

Заслуги Кропоткина перед российской географией были несомненны. Это признавали его коллеги. Уже в феврале 1868 года он единодушно был избран секретарем Отделения физической географии РГО, с перспективой перейти на место Семенова - председателя отделения, когда тот сменит главу Общества - стареющего Федора Петровича Литке, назначенного к тому же президентом Академии наук.

Как секретарь отделения, Кропоткин вел собрания, предоставляя слово ораторам, составлял протоколы. Сам он включался в обсуждения не так уж часто. За семь лет работы в РГО он выступил не более двадцати раз. Активность Кропоткина проявлялась больше в публикациях, участием в специальных комиссиях Общества, создавшихся по разным направлениям и проблемам.

Первая комиссия, в которую он вошел,- метеорологическая. Выступая на одном из заседаний по поводу сообщения Пржевальского о том, что причиной понижения уровня воды и отступания береговой линии, отмеченных им на озере Ханка на Дальнем Востоке, является вырубание лесов, он заметил, что не только Ханка, но и все озера на востоке Азии постепенно высыхают, и это объясняется «общим климатическим характером переживаемого нами геологического периода». Так в 1869 году он впервые наметил одну из важнейших своих идей, развитых им затем в теорию «высыхания Евразии».

В комиссию «для выяснения нужд Амурского края» он был включен как знаток и проблем его населения. В комиссию по проведению нивелировки Сибири (определение высот земной поверхности по данным измерений давления воздуха барометром) - как один из первых исследователей, испытавших этот метод в сибирских экспедициях. Включили его ив комиссию по присуждению медалей РГО. Еще занимался он вопросами организации экспедиций Николая Северцова на Тянь-Шань и его сибирского друга Полякова - в Карелию, проектирования Кумо-Манычского канала на Северном Кавказе, который соединил бы бассейны Черного и Каспийского морей.

Когда отмечалось 25-летие РГО, Кропоткин выдвинул ряд предложений. Он высказался за создание обобщающего труда «Землеведение России», а наряду с ним - книг по образованию и самообразованию в области географии, в том числе предназначенных для «распространения географических сведений в кругу рабочих людей». Он предложил установить премии за труды по географии России, за учебники и лучшие географические очерки для народных школ.

На основе этих предложений Географическое общество приняло решение о том, чтобы содействовать появлению «обширного систематического труда, который представлял бы полное географическое описание России, европейской и азиатской, в отношении физико-географическом, этнографическом и статистическом».

В качестве автора такого труда мог бы быть сам Кропоткин. Он думал об этом и несомненно осуществил бы, если бы оставался в Географическом обществе.

« Через мои руки, - писал он,- проходили всевозможные материалы относительно географии России. У меня начала складываться мысль написать пространную физическую географию этой громадной части света, уделяя при этом видное место экономическим явлениям. Я намеревался дать полное географическое описание всей России… И я хотел очертить в этом описании различные формы хозяйственной жизни, которые должны господствовать в различных физических областях» .

Это был новаторский замысел, и возник впоследствии он, несомненно, под влиянием работ французского географа Элизе Реклю, который стане его ближайшим другом. На книгу Реклю «Земля и люди», вышедшую в Петербурге в 1872 году, Кропоткин опубликовал рецензию в сборнике «Знание».

А спустя тридцать лет появился выдающийся 19-титомный труд П. П. Семенова-Тан-Шанского (при участии других географов) - «Россия. Полное географическое описание нашего отечества». В какой-то мере именно кропоткинский проект был реализован в этих книгах. Географы упрекали Кропоткина в том, что он не сделал эту работу, отдав свой талант и время совсем другим занятиям. Но издание вышло и без него.

Ему же сердце подсказывало иной путь, традиционный для русских интеллигентов XX века, воспитанных на пушкинской жажде свободы и «милости к падшим». Ему понятен был и призыв Некрасова: «…гражданином быть обязан!»

П. А. Кропоткин.

Из «Записок революционера» 1

1 Записки, С. 141-143.

…У меня стали зарождаться географические обобщения, вскоре всецело захватившие меня. Путешествия по Сибири убедили меня, что горные цепи, как они значились тогда на картах, нанесены совершенно фантастически и не дают никакого представления о строении страны. Составители карт не подозревали тогда даже существования обширных плоскогорий, составляющих столь характерную черту Азии. Вместо них обозначали несколько больших горных кряжей. Так например, в чертежных… сочинили восточную часть Станового хребта в виде громадного червя, ползущего по карте на восток. Этого хребта в действительности не существует. Истоки рек, текущих с одной стороны в Ледовитый океан, а с другой - в Великий океан, переплетаются на том же плоскогорье и зарождаются в одних и тех же болотах. Но в воображении европейских топографов, самые высокие хребты должны находиться на главных водоразделах, и вследствие этого тут изображали высокие цепи гор, которых нет в действительности. Много таких несуществующих хребтов бороздило карту Северной Азии по всем направлениям.

Мое внимание теперь в продолжение нескольких лет было поглощено одним вопросом - открыть руководящие черты строения нагорной Азии и основные законы расположения ее хребтов и плоскогорий. Долгое время меня путали в моих изысканиях прежние карты, а еще больше - обобщения Александра Гумболдта, который после продолжительного изучения китайских источников покрыл Азию сетью хребтов, идущих по меридианам и параллельным кругам. Но, наконец, я убедился, что даже смелые обобщения Гумбольдта не согласны с действительностью.

Я начал сначала чисто индуктивным путем. Собравши все барометрические наблюдения, сделанные прежними путешественниками, я на основании их вычислил сотни высот. Затем я нанес на большую карту Шварца все геологические и физические наблюдения путешественников, отмечая факты, а не гипотезы. На основании этого материала я попытался выяснить, какое расположение хребтов и плоскогорий наиболее согласуется с установленными фактами. Эта подготовительная работа заняла у меня боле двух лет. Затем последовали месяцы упорной мысли, чтобы разобраться в хаосе отдельных наблюдений. Наконец, все разом внезапно осветилось и стало ясно и понятно. Основные хребты Азии тянутся не с севера на юг и не с запада на восток, а с юго-запада на северо-восток… Одни только второстепенные хребты убегают на северо-запад. Далее, горы Азии отнюдь не ряды самостоятельных хребтов, как Альпы, но окаймляют громадное плоскогорье - бывший материк, который направлялся когда-то от Гималаев к Берингову проливу…