Жаклин Кеннеди. Жизнь, рассказанная ею самой

Хотелось спросить, почему за папу вышла она сама, разве раньше он не был ловеласом? Но я понимала, что навлеку на себя страшный гнев. К тому же объяснения не требовались – папа был безумно обаятельным. Там, где появлялся Черный Джек, женщины могли принадлежать только ему.

Мама (справедливо) ужасалась тому, что отец нас захваливает и, главное, учит «не тому». Сейчас я понимаю, что действительно не тому, это ненормально, если отец беседует со своей дочерью-школьницей о матерях ее подружек как о потенциальных любовницах! Удивительно, но при этом я оставалась вполне невинным созданием, словно получив прививку против легковесного отношения к близости с противоположным полом. «Просвещенная» теоретически, на практике я была наивным ребенком.

Ли больше тянуло к маме, во всяком случае она делала вид, что это так. Подозреваю, что вовсе нет. Просто демонстративное послушание позволяло ей избегать материнского гнева, бесконечных укоров и придирок, но у отца любимицей была я. Это приводило к соперничеству с сестрой, я не старалась завоевать мамину любовь и одобрение, а она старалась быть лучше меня в глазах папы. Это не удавалось, вызывая скрытую зависть, которая вместе с настоящей нашей с Ли взаимной преданностью и настоящей сестринской любовью много лет составляет удивительную смесь.

В семье самым близким человеком для меня была сестра, папу я просто обожала, а сестре поверяла то, чего не могла сказать маме. Она тоже. Мы очень похожи внешне на одного из родителей – я на папу, а Ли на маму, она утонченная, нежная, а я скорее сорванец, особенно была таковой в детстве.

Мама сама способствовала становлению моего строптивого характера, в год усадив меня в седло пони, а в три отдав в школу верховой езды и пристально следя за моими успехами на этом поприще. А еще она ценила чтение.

Папа учил получать удовольствия от жизни, причем удовольствия преимущественно плотские. Он не был неуемным любителем поесть или выпить, хотя любил хорошую еду и вино, следил за своей формой, отличался прекрасным вкусом и всегда был одет с иголочки. Ну и, конечно, женщины…

Чтение или интеллектуальные занятия? Это удел Джанет, пусть она читает, если не умеет делать ничего другого.

Я тоже читала, причем совсем не детские книги, в пылу ссор и споров родители вовсе не следили за тем, что за книги в руках у их ребенка. К девяти годам прочла «Унесенных ветром» трижды, согласитесь, вовсе не детское чтение.

Это был один из способов уходить от реальности. Как только мама повышала голос и становилось ясно, что сейчас начнется ссора с криками, обвинениями в неверности и хлопаньем дверьми, я уходила к себе и бралась за книгу. Конечно, я читала не только когда родители ссорились, книги научили меня отключаться, вернее, замыкаться в себе и не реагировать на происходящее вокруг.

Это умение очень пригодилось в жизни. Я и сейчас, стоит возникнуть неприятной ситуации, попросту замыкаюсь.

Нет хорошего без плохого, даже от родительских скандалов бывает польза. Для меня это умение уходить в себя, а еще умение видеть мир таким, каким я бы хотела его видеть. Не сквозь розовые очки, я прекрасно знала и мрачные стороны, и недостатки обоих родителей и жизни вообще, но с детства усвоила: то, что нельзя изменить, нужно не просто принять и учесть, но и не замечать.

Защитная реакция, выработанная в те годы, когда хлопанье дверьми заставляло браться за Чехова, Шоу, Байрона (в десятилетнем возрасте), помогала мне всю жизнь. Улыбаться во что бы то ни стало, скрывая свои истинные чувства, а если совсем невмоготу – уходить в себя. Спасением были лошади, я не только участвовала в соревнованиях, но и просто уезжала или уходила на конюшню чистить свою любимую Балерину.

Родители разводились безобразно, это был один из самых громких и некрасивых разводов тех лет. Зачем маме понадобилось выливать столько грязи на страницы газет, не знаю, папа и без того не стал бы отбирать нас, потому что его финансовое положение оказалось тяжелым, деньги поступали неравномерно, а расходы он не уменьшал. К тому же любовь к игре поглощала остатки средств с огромной скоростью. Нет, папа не стал бедным, до конца своих дней он остался Черным Джеком – любителем карт, автомобилей, элегантной одежды и женщин, но все же свои траты умерил.

Мама приняла ужасное решение, позволив адвокату опубликовать список любовниц отца с именами и даже датами встреч. К чему делать личные обиды достоянием общества? Забыв все, чему сама же нас учила, выливала на отца тонны грязи, к сожалению, он отвечал тем же. 1940 год – год их развода – стал для нас с Ли настоящим кошмаром. Газеты обсуждали подробности отцовских измен и обиды мамы, ответные реплики папы и то, кто больше виноват. Папа меньше выносил сор из дома, хотя и выглядел более виноватым. Возможно, это тоже сыграло свою роль в том, что мы неосознанно встали на его сторону, даже сознавая его вину.

Мама кричала, что придет время и мы на своем опыте узнаем, что такое измены мужа. К счастью для Ли, у нее такого не случилось, а вот я действительно узнала, и хотя временами было невыносимо горько и обидно, уроки, полученные в детстве, весьма пригодились в собственной семейной жизни. К сожалению, пригодились, лучше бы такой надобности не было, как и уроков тоже.

Я обожала веселого, всегда сыплющего комплиментами папу. Могла ли я не любить похожих на него мужчин? Пусть у моего Джека не было усиков, как у Ретта Батлера и Черного Джека (кстати, у Джозефа Кеннеди такие усики были), но он тоже любил жизнь во всех ее плотских проявлениях. Зато Джек в отличие от моего отца любил книги, то есть обладал тем, чего мне так не хватало у Черного Джека.

Думаю, мама совершила одну непростительную ошибку, она постоянно ругала при нас папу, причем ругала за нечто нам непонятное. Когда родители развелись окончательно, мне было одиннадцать, а Ли вообще семь. Понять в таком возрасте, что такое измены, затруднительно, тем более, у мамы хватило разума не объяснять подробно. Мы видели обожавшего нас папу, готового потакать во всем, и вечно недовольную, строгую маму, твердившую, что папа подлец. При этом папа маму за глаза не ругал (возможно, сознавая свою вину), зато хвалил нас.

Легко понять, что папины проступки вовсе не казались нам ужасными, а мамины требования, напротив, выглядели жестокими и бессмысленными.

В битве за наши души мама проиграла папе.

Неудивительно, он для нас ассоциировался с праздником. Папа не позволил продать мою Балерину, зная, как я люблю эту лошадь. Он водил нас в кино, заваливал игрушками, даже брал напрокат собак, чтобы доставить нам удовольствие при прогулке. Папа знакомил нас со своими друзьями (но не подругами!), водил на биржу, чтобы мы посмотрели, как за минуту зарабатываются и теряются миллионы, а потом (думаю, в порыве отчаянья, когда мама снова собралась замуж) позволил пользоваться своим банковским счетом. Позже, даже став совершеннолетними и имея такую возможность, мы с Ли никогда этим не злоупотребляли. Дело в том, что папа уже не был состоятельным, да и мы сами до замужества вовсе не были избалованы деньгами. Да, все вокруг было высшего качества и в достаточном количестве, но свободных денег до Кеннеди у меня никогда не было.

Папа больше не женился, а вот мама вышла замуж. Это было по любым меркам очень удачное замужество. Хью (его все звали Хьюди) Очинклосс был по-настоящему богат, он из круга «старые деньги», то есть из тех, кто разбогател не вчера, а получил и сумел не промотать состояние, созданное предками. В Америке начала сороковых это редкость, потому что многие потеряли свои деньги в период Великой депрессии, многие, наоборот, их тогда же сколотили. Очинклосс наследовал «Стандарт Ойл», что означало, что деньги у него будут всегда.

Но главное не его состояние, хотя пара роскошных имений с великолепными особняками, конечно, производили неизгладимое впечатление, а то, что сам дядя Хьюди, как называли его мы с Ли, был хорошим парнем. Он не волочился за каждой юбкой, не устраивал скандалов и не поддерживал мамины, которые та принялась закатывать по привычке, а еще очень любил детей, в том числе и пасынков.