Героические рассказы

Я ответил, что это военная тайна. Слова явно произвели впечатление. Поставив двух «часовых» из детской толпы, мы направились к приземистому дому, на который нам дети указали, очевидно, местного кулака. «Часовые» были страшно горды оказанным им доверием и, несмотря на отсутствие у них смертобойного оружия (одному дана была простреленная каска, другому — холостые патроны), заверили меня, что будут защищать грузовик до последней капли крови.

В доме нас подозрительно и недружелюбно встретил высокий старик. Одет он был очень неопрятно, а бороду, вероятно, не расчесывал уже несколько месяцев. Выслушав причину нашего визита, он объявил, что ничем помочь нам не может, так как, отступая, немцы у него забрали все дочиста: он беден теперь, как церковная мышь. Зная психологию французского фермера, я вряд ли прогадал, сказав, что мы постараемся жестоко проучить немцев и за прекрасную Францию, и лично за него. Дав ему папирос и несколько банок с консервами, мы сделали вид, что уходим.

— Подождите! — окликнул он нас тогда. — Куда же вы? Выпейте со мной стаканчик вина. У меня, кажется, еще есть последняя бутылка.

Мы уселись у круглого стола.

— Мари, принеси вина!

Вошла Мари, его дочь, девушка выше среднего роста, блондинка с завидным румянцем на щеках. При виде её Уольтер заегозил на стуле, и мне показалось, что он даже стал облизываться, как кот. Мы оба встали и приветствовали её, поднеся руку к каске. Она сверкнула на нас сахарными зубами…

Бутылку распили. Мари принесла еще одну, потом еще одну. Потом на столе появились мар, коньяк и сидр домашнего производства. Взяв у старика объемистую корзину, я попросил Уольтера принести из машины консервов. Мари, как хозяйка дома, поставила на стол жареную утку, свиной студень, маринованные грибы. За ними теснились бутылки, бутылки… Бедный Уольтер что-то мычал Мари по-американски, думая, что говорит по-французски.

Потом появилось невероятное количество людей — какие-то Роже, Морисы, Жаны, Эмили, Шарли, Адлены и т. д. Вся эта публика оказалась «кузенами» старика.

Нужно сказать, что у французов «кузены» доходят до Адама и Евы, а настоящие двоюродные братья-сестры называются «кузен жермен».

Всё дальнейшее проходило как бы в тумане: «кузены» рассказывали свои военные похождения 1914 года, показывали свои раны, демонстрировали штыковые приемы против врага и пили, пили, пили. Надо ли говорить, что все речи обращались к нам?

Помню, я несколько раз объяснял им, что мы, собственно говоря, приехали с целью обменять консервы на продукты. Роже, Морисы, Жаны, Эмили, Шарли и Адлены, выслушав эти объяснения, куда-то уходили и потом опять появлялись, таинственно похлопывая то Уольтера, то меня по плечу. Стало смеркаться (может быть был пасмурный день) — и я вдруг вспомнил о нашем сержанте и решительно встал.

— До свиданья, — «Ноев Ковчег», — твердил Уольтер, маша своей каской Мари. Он почти падал, а я, как ни странно, чувствовал себя свежехоньким. Выдав «часовым» по десяти банок консервов и спихнув остальное содержимое грузовика «кузенам» прямо на мостовую: гора преизрядная, — я сел за руль, так как Уольтер, восхваляя во всеуслышание красоту Мари, размахивал уже двумя (и моей также) касками.

Под нестройные крики дружбы и приглашений двинулись мы в обратный путь. Выехав за деревню, я остановился в недоумении: куда ехать? Мне казалось, что проехав километров пять и свернув потом налево, мы выедем как раз к нашей части. Уольтер промычал свое особое мнение. Он, заплетаясь языком, объявил, что так как мы опаздываем, то чем ехать километров пять в объезд, нам проще сократить путь через картофельные поля прямиком. Мне это показалось тоже логичным. Круто повернув налево, я въехал на картошку.

Мы подскакивали на бороздах, проваливались куда-то и опять подскакивали, однако, наш грузовик был, по-видимому, вездеходом. Издалека какие-то люди в гражданской одежде кричали и, кажется, грозили нам…

Было очень темно. Начал накрапывать дождик. Наконец, выехали мы на какую-то дорогу. Через несколько минут я увидел идущую нам навстречу фигуру. Я остановился и, как можно вежливее, спросил, как проехать в наше местечко. Фигура выслушала мой французский вопрос и ответила на ломаном французском языке, что не понимает. Потом, посмотревши внимательно на меня, фигура произнесла: «Mensch, du bist doch ja ganz besoffen!» Только после того, как я сознался уже на берлинском диалекте (вот когда пригодилось это знание), что действительно выпил, я заметил, что передо мной был очень молоденький немец, который пока что не понимал, что мы ему враги. Еще раз довольно дружелюбно поглядев на меня, он сказал: — в местечке, куда вы собираетесь ехать, кажется, стоят американцы.

— Ну что вы! — быстро возразил я.

— Как хотите, — сказал он, — у меня есть часа два времени, могу вас туда провести.

Сообразив, что если мне удастся доставить этого немецкого мальчика к нам в лагерь, я этим сильно уменьшу вину нашего опоздания, я быстро согласился. Сказавши, что я пьян, как фортепьян, и не могу управлять машиной, я уступил ему руль, и мы двинулись дальше. Уольтер блаженно храпел в углу кабинки — я набросил на него брезент.

Немец вел машину смело и уверенно, но темнота поглощала всё его внимание. Он несколько раз заводил разговор, в какой немецкой дивизии я состою, но мне всегда удавалось переменить тему.

Наконец мы вкатили в нашу деревню (до нее оказалось километров десять). Часовых не было, или они не обратили на нас внимания. Подъезжая к нашей освещенной палатке, я сильно волновался, чтобы немец в последнюю минуту не подвел, не сбежал бы. Но он и не подозревал подвоха. На шум нашей машины из палатки вышло несколько человек, в том числе наш сержант. Перешагнув через мирно спавшего Уольтера, я выскочил из кабинки.

— Что за чорт! — начал было сержант и замолк, увидев немца. Немец некоторое время смотрел на него в недоумении, я видел, как он несколько раз вопросительно моргнул, потом схватился было за кобуру, но сержант перехватил его правую руку и успокаивающе сказал:

— It's all right, boy, you'll be О. К.

Немца куда-то увели. Тогда сержант взглянул на меня. Он не знал, как себя вести, но на всякий случай, чтобы не подорвать своего авторитета перед подчиненными, накричал на меня.

Меня мучила совесть… Нет, не за то, что я опоздал, а за то, что неожиданно и как-то нечестно взял в плен немецкого мальчика. С другой стороны, я знал, что он, благодаря этому полону, спасся, будет цел и сыт и после войны вернется к своим родным. Уольтера вынесли из кабины, положили на землю, и он продолжал мирно спать. Я зашел в палатку, выпил крепкого кофе, и кто-то — кажется сержант или лейтенант — что-то у меня спрашивали, я что-то отвечал, а затем незаметно для себя заснул там же…

На утро томила страшная жажда. Выпив несколько кружек воды, я начал умываться, когда ко мне подошел сержант: — Тебя и Уольтера к девяти часам утра вызывает полковой командир. Побрейся и good luck to you.

B половине девятого подъехал джип с двумя полицейскими, которых в тылу звали «подснежниками» за их белые каски, и мы с Уольтером, дрожа и нервно зевая, тронулись в путь, столь отличный от вчерашнего.

Командир полка находился в десяти километрах от нашего местечка. Вход на ферму, где была штаб-квартира, охранялся тоже двумя здоровенными подснежниками, которые лениво жевали резину. Они равнодушно впустили нас без эскорта, и через минуту мы очутились лицом к лицу с командиром. Это был человек лет сорока двух-трех, с усталыми глазами, ладно сложенный, расположенный к полноте. Дверь за нами захлопнулась. Мы стояли ни живы ни мертвы, вытянувшись в струнку. В течение нескольких секунд командир ел нас глазами, не произнося ни слова. Затем, очень медленно, сев за стол, сказал: «Well».

Мы молчали. Вдруг он стукнул по столу и закричал: «Да вы знаете, чем грозит вам ваша дурацкая отлучка в военное время?»

Мы молчали. Он опять впился в нас взглядом. Потом, взяв со стола лист бумаги, начал что-то громко читать. Кажется, это был чей-то рапорт. Кто-то доносил: «…такой-то дивизии… полка… сентября 1944 г. капрал Уольтер Иогансен… и русский пулеметчик-переводчик с разрешения их сержанта в девять часов утра выехали в соседнюю деревню для получения военных сведений у местного населения. (Капрал Иогансен, как один из шоферов взвода, управлял грузовиком. Отпущенное этим двум солдатам на разведку время предполагало их отсутствие около четырех часов. В девять часов вечера появился их грузовик, управляемый немецким лейтенантом Хуго фон Клуге такой-то немецкой дивизии. Капрал Иогансен мертвецки пьян, а русский еле держался на ногах. Грузовик был обрызган кровью».