Красный циркуляр

Я снова набрал Елену.

— Ну, как, узнала что-нибудь?

— Пока нет, — вздохнула она. — А ты?

— Ничего.

Должно быть, она почувствовала беспокойство в моем голосе.

— Все будет хорошо, Билл. Если дело только в визе, то уже завтра ты будешь дома и со всем разберешься. Вот увидишь.

Ее спокойствие передалось и мне.

— Знаю, милая. — Я взглянул на часы: в Лондоне уже половина одиннадцатого. — Иди ложись, вам с ребенком нужен отдых.

— Хорошо. Но я тебе сразу позвоню, если что-нибудь узнаю.

— Конечно. И я.

— Спокойной ночи.

— И тебе спокойной. Люблю тебя, — добавил я, но она уже положила трубку.

Меня на миг охватило сомнение: А вдруг дело не только в визе? Увидимся ли мы с Еленой снова? Увижу ли я нашего будущего малыша? Дэвида?

Я пытался совладать с нахлынувшими эмоциями. Расположился на жестких стульях, подложив вместо подушки пальто, но эти стулья, казалось, нарочно сделаны так, чтобы не дать человеку уснуть. Не говоря уже о том, что меня окружали недружелюбного вида незнакомцы. Вздремнуть в таких условиях было невозможно.

Сон не шел, поэтому я решил заняться чем-нибудь полезным: достал смартфон и принялся составлять список людей, которых встречал за годы работы в России, Великобритании и Америке и которые могли хоть как-то мне помочь: политики, предприниматели, репортеры.

Незадолго до конца своей смены в посольстве со мной связался Крис Бауэрс. Он заверил, что заступившие на смену сотрудники в курсе моей ситуации. Крис в очередной раз спросил, предложили ли мне еду и питье, и в очередной раз получил отрицательный ответ. Он извинился, хотя и был здесь ни при чем. Видимо, он вел учет нарушений моих прав на случай, если это понадобится. «Вот черт», — подумал я, когда разговор был окончен.

На часах было почти три утра. Я отключил смартфон, чтобы поберечь батарейку, и опять попытался заснуть. Накрыл лицо рубашкой, которая лежала в моем портфеле, и проглотил две таблетки нурофена от начинавшейся головной боли. Мне хотелось обо всем забыть и убедить себя, что завтра я уеду. Дело просто в визе. Так или иначе я уеду из России.

Вскорости мне удалось задремать.

Проснулся я в 6:30 утра с прибытием новой партии задержанных — таких же, как в прошлый раз. Никого похожего на меня. Опять сигаретный дым и шепот. Запах пота заметно усилился. Во рту чувствовался неприятный привкус, и только сейчас я понял, что очень хочу пить. Крис Бауэрс не зря спрашивал, предлагали ли мне воду или еду. Туалет, пусть неказистый, здесь все же имелся, но эти церберы были обязаны предоставить всем нам еду и воду.

Несмотря на досадные неудобства, я проснулся с уверенностью, что все это лишь бюрократическое недоразумение. Я позвонил Ариэлю. Он до сих пор не разобрался в происходящем, но сообщил, что следующий рейс на Лондон — в 11:15 утра. Передо мной открывалось два варианта: арест или депортация. Я убеждал себя, что вылечу этим рейсом.

Я занимал себя делами, как мог: ответил на несколько электронных писем, будто бы это обычный рабочий день; опять созвонился с посольством (дежурный консул подтвердил, что моим вопросом займутся, как только в учреждениях начнется рабочий день); собрал все свои вещи и еще раз попытался заговорить с охранниками. Я попросил у них свой паспорт, но они по-прежнему меня игнорировали. Казалось, их единственное занятие — сидеть в своем стеклянном аквариуме и «чихать» на задержанных.

Я ходил из угла в угол, поглядывая на часы. 9:00, 9:15, 9:24, 9:37. Беспокойство нарастало. Хотелось позвонить Елене, но в Лондоне еще раннее утро. Позвонил Ариэлю. Он опять не сказал мне ничего нового. Тогда я перестал кому-либо звонить.

В 10:30 я начал стучать по стеклянной перегородке. Сотрудники аэропорта и бровью не повели. Профессионалы.

Позвонила Елена. На этот раз ей не удалось меня успокоить. Она пообещала, что мы обязательно во всем разберемся и поймем, что делать дальше, но я начинал думать, что все это уже не имеет значения. В голове отчетливо маячил образ Джуда Шао.

10:45. Я не на шутку запаниковал.

10:51. Как я мог быть таким идиотом? Как обычному чикагскому парню пришло в голову, что ему сойдут с рук нападки на русских олигархов?

10:58. Дурак, дурак, дурак… Ты дурак и болван, Билл! Просто-напросто самонадеянный И-ДИ-ОТ!

11:02. Всё. Меня упекут в российскую тюрьму. Меня упекут в российскую тюрьму. Меня точно упекут в российскую тюрьму.

11:05. Двое служащих в сапогах шумно вошли в помещение и направились прямо ко мне. Меня взяли под руки, с вещами вывели из комнаты для задержанных, повели куда-то по коридорам и вверх по лестнице. Вот и все. Сейчас меня бросят в тюремный фургон и увезут. Это конец…

Но тут они пинком открыли очередную дверь, и мы оказались в терминале вылета. Двигались мы очень быстро. Мое сердце забилось в сумасшедшем ритме, когда мы стали проходить мимо выходов на посадку и таращивших на нас глаза пассажиров. И вот мы уже у выхода на рейс в 11:15 в Лондон. Меня быстро завели по трапу в самолет, провели через салон бизнес-класса и усадили в эконом-классе между двумя другими пассажирами. Все это время провожатые молчали, как рыбы. Перед уходом они засунули мою сумку в верхний отсек для ручной клади и ушли, так и не вернув мне паспорт.

Другие пассажиры всеми силами старались на меня не смотреть, но получалось у них плохо. Я не обращал на это внимания. Главное, что меня не упекут в российскую тюрьму.

Я отправил Елене сообщение, что лечу домой и скоро мы увидимся. И добавил, что очень ее люблю.

Мы взлетели. Когда самолет убрал шасси, впервые в жизни я ощутил себя на седьмом небе. Даже зарабатывая и теряя сотни миллионов долларов, ничего похожего я не испытывал.

Спустя некоторое время самолет набрал высоту, и всем предложили обед. К тому времени я не ел уже двадцать четыре часа. На обед в этот день предлагали бефстроганов в ужасного вида соусе, но я никогда не получал большего наслаждения от еды. Я попросил три булки, выпил четыре бутылки воды и провалился в сон.

Проснулся я уже в момент приземления в Лондоне. Пока самолет выруливал к терминалу, я начал мысленно составлять список предстоящих проблем. Для начала надо было как-то пройти таможенный досмотр без паспорта. Ну, предположим, это несложно. Англия была моим домом, а в конце девяностых, когда я получил британское подданство, эта страна стала мне второй родиной. Сложнее обстояли дела с Россией. Как выпутываться из всех этих неприятностей? Кто в ответе за происшедшее? Кому следует позвонить в России, кому на Западе?

Самолет остановился, пассажирам позволили отстегнуть ремни и покинуть свои места. Дождавшись своей очереди, я направился к выходу. Поглощенный мыслями, я не сразу заметил, что у трапа стоит командир экипажа и всматривается в выходящих пассажиров. Я поравнялся с ним — он протянул руку, прервав нить моих рассуждений. Я взглянул на капитана — он держал мой паспорт. Я молча взял документ и вышел.

Таможенный досмотр занял пять минут, потом я взял такси и поехал домой. С порога крепко обнял Елену. Никогда прежде я не был так счастлив от, казалось бы, простого объятия.

Я сказал жене, как сильно ее люблю, она нежно улыбнулась в ответ. Взявшись за руки, мы направились в общий домашний кабинет. Говорили о прошлых и будущих трудностях. Сели за компьютеры, взялись за телефоны и погрузились в работу.

В голове был один вопрос: «Как мне вернуться в Россию?»

2. Как стать бунтарем в семье коммунистов

Заговори вдруг строки этой книги голосом автора, и вы, наверное, сразу спросите: «А как так случилось, что британец с американским акцентом, став крупнейшим иностранным инвестором, оказался выдворенным из России?»

О, это целая история, и началась она в Америке, но отнюдь не в обычной американской семье. Мой дед, Эрл Браудер, был родом из Уичито — самого большого города штата Канзас. С юных лет его привлекала профсоюзная деятельность. Он настолько преуспел на этом поприще, что его приметили коммунисты. Эрл включился в коммунистическое движение. В 1926 году он получил приглашение посетить Советский Союз. А знаете, что происходит в Москве со многими энергичными американцами? То же произошло и в жизни моего деда: он встретил замечательную девушку. Звали ее Раиса Беркман. Она была выпускницей юридического института. Молодые люди полюбили друг друга и вскоре сыграли свадьбу. У них родилось трое сыновей, старшим был мой отец Феликс — он появился на свет в июле 1927 года.