«Крестный отец» Штирлица

Повстанцы продолжали нападать на японские гарнизоны и по завершении войны России с Японией. И еще настойчивее после того, как в ноябре 1905-го Токио вынудил Сеул заключить «Договор о покровительстве», лишавший Корею самостоятельности во внешней политике (Коджон договор не утвердил, но японцев это не смутило). Корейские общины Приморья помогали Армии справедливости деньгами, оружием, собирали в помощь небольшие отряды.

В это время Николай Николаевич Ким решил отправить подросшего сына учиться в Японию.

Настоящее сумо — борьба силачей-гигантов. Но ее приемы вполне доступны любому выносливому мужчине, даже юноше. Сумо — это упорство и ловкость. Сцепившись с соперником, важно не поддаться его напору, почувствовать возможную слабину и нужным приемом вытолкнуть за круг-тавара или заставить коснуться пола любой частью тела. «В сумо он был для нас как могучий Татияма, и ни я сам, ни Табо не могли оказать ему ни малейшего сопротивления и буквально улетали от его толчка-тэппо, — отметил в своих мемуарах Сига Наодзо, учившийся в колледже университета Кэйо. — Я слышал, что отец Кин Кирю был корейским патриотом и в силу каких-то обстоятельств эмигрировал в Россию» ^{14}.

Кин Кирю — японская транскрипция корейского имени Ким Кирь Он. Второго, семейного имени Романа Кима ^{15}. На следствии Роман Николаевич объяснял, зачем отец послал его в Японию — «чтобы я имел японское образование и стал дипломатом» ^{16}. Как мог рассуждать Николай Ким? Япония несравнимо могущественней Кореи и не остановится в своем стремлении подчинить маленькую страну на материке. В борьбе государств дипломатия значит не меньше ружей и пушек. Но будь то открытая или тайная война, в любом противостоянии трудно победить или хотя бы выстоять, когда не знаешь и не понимаешь противника, особенно если уступаешь ему в силе. И нет лучше способа узнать иной народ, иное государство, чем пожить там и поучиться.

Кэйо Гиндзюку считался самым престижным частным учебным заведением Японии, некоторые его выпускники занимали видные посты в правительстве. «Школа Кэйо стремится воспитать своих учащихся так, чтобы они стали источником достоинства и образцом интеллекта и добродетели в Японии», — декларировал ее основатель Фукудзава Юкити. Выходец из самурайского сословия, он мечтал о процветании нации, полагая, что различия между сильным и слабым обществом, так же как между умным и глупцом, происходят от образования. Под конец жизни либерал Фукудзава «поправел» и даже приветствовал Японо-китайскую войну. Но это не помешало его преемникам следовать идеям прогрессивного воспитания. При университете действовали начальная и так называемая повышенная школа, или колледж. Повышенных школ на всю Японию насчитывалось восемь, и их выпускники были кандидатами первой очереди на поступление в Токийский или Киотский императорский университет. Для поступившего в начальную школу ученика открывался, таким образом, путь наверх.

Ким-младший, надо думать, уже умел говорить и читать по-японски. Выучить язык во Владивостоке, где японская колония числом не сильно уступала корейской, не было проблемой. Николай Ким воспользовался своими знакомствами и связался с Сугиурой Рюкичи, главой токийской торговой компании «Хаяси Йоко» [1]. Поскольку иностранцев в Кэйо «принимали мало», «нужно было иметь опекуна-японца», он попросил Сугиуру взять опекунство над сыном на время учебы в Кэйо. Оформить документы, необходимые для въезда и проживания мальчика в Японии, помог другой знакомый Кима-старшего — Ватанабе Риэ, секретарь японского генерального консульства во Владивостоке ^{17}. Содействие Ватанабе сыграет впоследствии печальную роль в судьбе Романа Кима. Но кто может предвидеть будущее?

На исходе лета 1906 года Николай Николаевич дал последние напутствия сыну и в сопровождении доверенного лица посадил на пароход, отправлявшийся в Токио. В сентябре Кин Кирю был зачислен в начальную школу Ётися при университете Кэйо. Несколько раз в Токио его навещала матушка. Виделись ли они или переписывались, когда Роман учился в колледже, — неизвестно. Неясно также, что стало причиной размолвки Надежды Мин и Николая Кима. Есть лишь факт: в 1908 году Надежда Николаевна развелась с мужем и уехала в Сеул.

А Страна восходящего солнца все настойчивее отбирала независимость у соседней Страны утренней свежести.

В июне 1907 года император Коджон послал делегацию на международную мирную конференцию в Гааге в надежде найти политическую поддержку у сильнейших государств. Япония отреагировала моментально. Генерал-резидент Японии в Сеуле Ито Хиробуми пригрозил Коджону войной, если тот не отречется от престола в пользу своего сына. И отречение случилось. Несколько дней спустя японцы заключили с новым императором «Договор семи статей», превративший генерала-резидента Ито Хиробуми едва ли не в полновластного правителя Кореи. Корейская национальная армия была распущена. Два года японские солдаты усмиряли корейские провинции. Отряды Армии справедливости редели.

26 октября 1909 года Ан Чун Гын, бывший партизанский командир, подкараулил Ито на вокзале в Харбине, куда тот приехал на переговоры с российским министром финансов как председатель Тайного совета Японии. На следствии он говорил, что стрелял в Ито, желая отомстить «за деятельность в качестве наместника Кореи».

«Безрассудность совершенного деяния показывает, как велики муки нашей порабощенной родины и как мучительно страстно стремится она освободиться от жестокого гнета», — сообщала владивостокская газета «Тедонконбо». Газету издавал Петр Семенович Цой — крупный приморский коммерсант, негласно помогавший Армии справедливости. Он вооружал отряд, с которым Ан Чун Гын отправился в свой последний поход из Приморья в Корею летом 1909 года. В доме Цоя в селе Новокиевское партизанский вожак готовился к покушению на Ито Хиробуми. По словам Романа Кима, его отец был знаком с Ан Чун Гыном, а после известия об успехе покушения устроил в своем доме настоящий пир ^{18}.

Убийцу казнили, а Япония довела подчинение Кореи до победного конца. 22 августа 1910 года император Сунджон «полностью и бессрочно» передал императору Японии «все суверенные права на управление Кореей».

В своих советских автобиографиях Роман Ким объяснял, что после аннексии Кореи его отец разорился, лишившись капиталов, которыми распоряжалась русофильская партия, и стал обычным десятником — старшиной над рабочими-строителями ^{19}. Он слукавил, скорректировал нужным образом свое социальное происхождение: сын бывшего дворянина и бывшего купца. На самом деле Николай Ким не обанкротился. В конце 1908 года его кирпичный завод был снесен по распоряжению военных властей, готовившихся к строительству главной линии обороны Владивостока. Купеческое свидетельство на 1909 год Николай Николаевич не приобрел и стал жить как рантье, благо владел тремя домами: № 41 и № 43 на улице Фонтанной и № 16 на Китайской улице. Спустя какое-то время он продал один из домов на Фонтанной и купил другой — на Комаровской улице (к слову, вдвое менее доходной по арендным ставкам). Николаю Киму также принадлежала шаланда грузоподъемностью 2400 пудов, одна из крупнейших во Владивостокском торговом порту ^{20}. Он оставался обеспеченным человеком и мог тратить на обучение сына в Японии большие деньги — 30 иен в месяц, или чуть более 30 рублей по курсу того времени (для сравнения, годовая плата за занятия во Владивостокской мужской гимназии составляла 40 рублей). Ким-младший благополучно окончил школу Ётися и перешел в колледж Кэйо.