Тот самый Янковский

Дальше у Олега началась превосходнейшая страница жизни, которая сделала его действительно бесконечно любимым всем советским народом! И остается им до сих пор. Я приезжал с премьерой «Анны Карениной» в Ереван, в Армению, которая теперь отдельное государство, я там паспорт отдавал, штамп ставил, границу пересекал! Но люди – советские, все родные советские люди! Битком набит зал абсолютно родными советскими людьми! Все, все, все на том же месте сидят, с той же душой, с той же психологией, и с тем же отношением, и с той же немыслимой любовью к Олегу! И в Израиле мы недавно показывали «Анну Каренину» в огромном театре. Этот огромный театр, знаменитый театр, битком набитый, – все советские люди. Тот же Израиль, Ближневосточный кризис, Палестина… – советские люди, наши советские люди. В зале Трайбека – это один из самых роскошных залов Нью-Йорка, 1400 мест зал, центр Нью-Йорка – битком набито на первом показе «Анны Карениной». Продавали билеты за дикие деньги друг другу… пришли смотреть Олега. Конечно, не меня, Олега. Те же советские люди. Нам еще долго ждать, пока мы все вымрем! И появится что-то такое специфическое, так сказать, антисоветское. Пока я не вижу ни малейших таких перемен.

Раскиданные по всему миру замечательные советские люди, изумительные люди, понимающие. Мы понимаем друг друга с полувздоха, с полудыхания. И все они обожают Олега. И этим обожанием дышал зал. В Лондоне, в Монреале, в Торонто, в Нью-Йорке. Почему? Потому что советские люди. И потому что то, что называется… «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет». Сердце не забывает именно как первую любовь. И вот этим вот первым любовником России – Советского Союза, этих миллионов людей сделал Олега Марк Захаров. Все знали, что он очень хороший актер, но членом каждой советской семьи, любимым членом каждой семьи сделал его Марк Захаров, сняв «Обыкновенное чудо», где Олег… Опять непонятная та же самая история: Абдулов Саша там скачет на конях, там чего-то… Этот сидит там… крутит ручку, но за этим кручением ручки чувствуется такая душевная мощь и не обыкновенная красота. Я знаю ту красоту, знаю, как в 4 часа утра в вагоне-ресторане можно получить бутылку, если его об этом попросят. А тут такая колоссальная значительная человеческая красота! И как-то до меня дошло. Я с ним встречаться стал: «Слушай, а что происходит? Почему мы с тобой не работаем-то?» А я даже и не думал с ним работать никогда. Как-то вполне нам было достаточно наших дружеских встреч. И тут я посмотрел его в «Обыкновенном чуде». Более красивого, мужественного, породистого человека я в жизни не видел. И эта мужественность, красота и порода никак на себе не настаивают. Он говорит обыкновеннейшим голосом обыкновеннейшие вещи.

Олег Иванович был человеком скорее академических взглядов и вкусов, академического образования, академического понимания того, что хорошо и что плохо. И тем не менее в этих, казалось бы, жестких и таких сухих, строгих рамках академических вкусов он находил такое количество живого, такое количество непосредственного, каких-то даже вещей андеграундных… Вот такой академический андеграунд. Допустим, что Олег Иванович делал у Балаяна… Там же безумно смешная история! Я каждый раз дико смеюсь, когда… – ведь он сам придумал, я у Ромы даже спрашивал, у Балаяна… – когда он выходит из комнаты таким маленьким калекой, чтобы рассмешить Таню. Ну это дико, это могли бы придумать только на Винзаводе! А до открытия Винзавода… еще сто лет было до Винзавода! Олег это запросто делал в рамках академических воззрений на белый свет и на актерское мастерство. И вот если говорить о том, была ли у него, с этой самой академической точки зрения, некая такая сверхзадача… как Станиславский говорил, «зерно»… было ли вот зерно всей его жизни. Я думаю, что вся его жизнь была с той же самой академической убежденностью направлена на поиск устойчивости, поиск чего-то такого, ради чего стоит жить и ради чего стоит трудиться. А самое главное, чтобы рядом были люди, которые никогда не изменят, никогда не предадут, не продадут.

В поисках того, что будет всегда с ним, он нашел две вещи – театр, в котором он работал, Ленком под руководством Марка Анатольевича Захарова. Именно с этим театром, именно с этим человеком он находил какую-то внутреннюю устойчивость и ясность дома. Может быть, это и было его главной идеей – он очень любил идею дома, и, соответственно, он очень любил не просто идею, а нормальную, живую свою семью. Страстно любил Люду, был ей очень предан и привязан. Очень трогательно и очень своеобразно любил Филиппа. Любил его, наверное, сильнее всех.

Может быть, эта странная, какая-то даже надбытовая любовь к Филиппу началась со съемок картины «Зеркало». Там есть поразительный эпизод, где главный герой-мальчик (его играет Филипп) бросается на грудь к отцу – к Олегу. Это никак не сыграно, но сыграно грандиозно! Маленький план, но сколько в нем всего. Расскажу одну историю. Частный очень пример, который вроде бы ничего не объясняет, но мне тоже, как отцу двоих детей, он объясняет многое. Меня Филипп пригласил в кинотеатр «Пушкинский» на премьеру своего первого большого полнометражного фильма «В движении». Я сказал: «Спасибо тебе, Филипп, большое. Обязательно приеду. Когда начало? Я могу минут на десять опоздать там, туда-сюда». Филипп Олегу это сказал. После чего перезванивает Олег:

– Я тебя очень прошу – не опаздывай, отмени ты все эти встречи. Не опаздывай. Мы тебя будем ждать. Если ты опоздаешь – мы тебя будем ждать 15 минут, 20 минут, столько, сколько надо.

– Олег, зачем? Ты чего? Вы начинайте, я войду в зал, там сяду и буду смотреть. Я обязательно приду.

– Но пойми меня. Мне бы очень хотелось, чтобы перед сеансом мы сидели с тобой рядом. Это бы очень сильно поддержало ситуацию.

В общем-то ни о чем заботиться не надо было. Очень хорошая картина, полнометражная, дебютная картина – превосходнейшая работа у Филиппа! И тем не менее Олег считал, что важно то, что мы сидели рядом на премьере у его сына. Я был рядом с ним и видел, как он переживал. Никогда в жизни я не видел, чтобы он так переживал за свои картины. Я чувствовал, как он трясет ногой и перебирает воздух пальцами. Это такая привязанность, которая многое объясняет.

Для Олега был очень важен его дом. И в частности таким вот домом, большим домом у него была Россия. Может, я говорю высокими словами, но действительно я помню этот странный тип тоски, которую он испытывал, участвуя в антрепризных спектаклях во Франции. В то время никого никуда не выпускали, а у Олега была большая валютно-оплачиваемая роль во Франции. Вот там он вволю натосковался. И это была тоска по дому, тоска по России, потому что он был абсолютно русским актером, который выразил самую глубину сознания нерядового русского человека, хотя и играл простых раздолбаев, но даже простой раздолбай, которого он играл в фильме Микаэляна «Влюблен по собственному желанию», – он все равно не простой раздолбай.

И кого бы он ни играл – императора России или раздолбая, который работает слесарем-пекарем и пьет, – он всегда с особой целомудренностью и ясностью доносил до зрителя, что сам-то он русский человек. И император России, и алкаш из подворотни – они его братья, они родной крови, они родные. Это тоже очень важное чувство. Чувство дома. Невероятно цельное, невероятно красивое и невероятно мощно переданное зрителю Олегом.

На жизнь Олега и на его менталитет чрезвычайно сильно повлияла встреча с Андреем Тарковским. Не так чтобы: «…и в момент встречи с Андреем Арсеньевичем, Олег Иванович понял, как важно думать о судьбах России, даже если ты ковыряешь в носу!» – ничего такого… А есть какие-то безумно странные истории! Первая странная история, как он вообще попал в фильм «Зеркало». Андрей Арсеньевич знал, что есть какой-то человек из Москульта, Янковский. Вряд ли он видел работы Олега, может быть, видел какую-нибудь картину, а может, и не видел – не знаю, но во всяком случае вряд ли он был знатоком и исследователем творчества Янковского. И вот Тарковский попросил своего второго режиссера найти ребенка для исполнения в «Зеркале» роли маленького мальчика, маленького Андрея. Искали, искали, привели мальчика, обрили его наголо. «Мальчик, – говорит, – хороший». А там кого хочешь, хоть меня обрей наголо, Андрей бы посмотрел и сказал: «Да, хороший, похож на меня». Говорит: