Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

– Мама, ей же больно!

– Держи лучше, чтобы она не смогла дёргаться. А ранку мы йодом помажем, и всё быстро заживёт.

На другой день, когда овцы возвращались с пастбища, я стремился рассмотреть, зажила ли рана…

В деревнях в то время не было электричества. Для освещения в тёмное время суток использовали керосиновые лампы. Различались лампы по линейности. У десятилинейной фитиль был шириной 10 мм, а у семилинейной, соответственно, 7 мм и т.д. Чем выше линейность, тем больше яркость, но больше и расход керосина. Если у семьи имелось несколько ламп, то десятилинейные использовали по праздникам, а в будние дни в основном семилинейные.

В деревне Квака не было радио и телефона. Даже настенные часы были не у всех. Но у дяди Ефима часы были большие и красивые, со звоном. Ещё в деревне не было ни церкви, ни школы, ни магазина, ни медпункта, ни даже погоста (кладбища). Всё это находилось в селе Архангельском и его окрестностях, где располагался сельсовет.

В эту зиму в нашей семье произошло два противоположных события. Печальное – в возрасте около 70 лет умерла бабушка Ефросинья. Похоронили её на Архангельском кладбище. Второе событие радостное – в Красногорском роддоме в январе 1939 года родилась у меня вторая сестрёнка. Родители назвали её Фаиной. Когда её привезли и «выставили напоказ» (я впервые видел младенца), было очень интересно и я заметил какой-то нарост около правого уха – длинный, белый, перевязанный у самого основания шёлковой ниткой. Позже этот нарост отпал и осталась лишь малозаметная шишечка.

Папа в зимнее время работал механиком в Красногорской МТС. По выходным приходил домой и приносил нам гостинцы: кральки-баранки – целую связку для всей большой семьи, конфеты, сахар, иногда шоколад, мармелад. Мы с Венерой перед его приходом декламировали: «Папка придёт, шоколад-мармелад принесёт!»

А однажды мне папа купил игрушечную грузовую машину. Летом я выходил играть во двор непременно с ней. Довольно много «грузов» я на ней перевёз. Венера эту мою игрушку называла «машиша», а кстати, самовар называла «чаболяй». Ей было два с половиной года.

Этим летом (1939 г.) я стал выходить за пределы нашего двора. Мы жили у самой дороги, идущей на железнодорожную станцию Балезино. Въезд и выезд из деревни закрывался воротами. С другой стороны этой дороги, напротив нашего дома жили Фёдоровы и их младший сын, мой одногодок Викентий (или просто Витя), который вскоре стал моим первым другом. Нам было по шесть лет. И мы с ним стали часто играть на нейтральной территории, около ворот, а не у нас во дворе или у них.

Однажды проезжал обоз с зерном, и ямщики попросили нас:

– Мальчики, откройте ворота.

– Сейчас.

Мы стремглав кинулись выполнять просьбу. Они нас за это отблагодарили, дав каждому по монетке и баранке. Как приятно на свежем воздухе скушать баранку, заработанную своим трудом!Ворота мы закрыли. А на следующий день снова были у ворот: там много было песка и глины и мне на машине было что перевозить. Вдруг мы услышали звуки гармошки, пение и звон колокольчиков со стороны станции Балезино. Ворота мы сразу открывать не стали (пусть они сначала остановятся, решили мы). С волнением ждали у ворот. Первой подошла тройка коней, запряжённая в бричку. На ко́злах сидел нарядно одетый ямщик, а в бричке пара молодых: он в чёрном костюме и в белой рубашке с белым цветочком-лилией в петлице, а у девушки на голове венок из разноцветных лент. Мы поняли, что это свадьба. Кони также были разукрашены. У коренного в передней бричке (вороного коня) дуга, обвитая лентами, на ней вверху привязаны три колокольчика, а средний из них был больше размером и звучал громче. Пристяжные кони с бубенчиками на шеях и со вплетёнными лентами в гривах тоже выглядели красиво. Нам крикнули:

– Открывайте ворота!

И мы важно и уже без спешки их открыли. Почти все проезжающие брички останавливались около нас и давали нам гостинцы: конфеты, печенье, пряники, пирожки. А последняя бричка проехала без остановки, но её весёлые пассажиры кинули нам горсть монет. Мы с Витей их собрали и поделили. Угощение мы, конечно, не съели, лишь полакомились, а всё оставшееся отнесли по очереди домой. Был выходной день, мама была дома и похвалила:

– Молодец, сынок, ты уже начал зарабатывать!

А я, покраснев, быстро побежал к воротам. Мы теперь стали штатными «привратниками», и хотя подарки получали не так часто, как нам хотелось, всё равно было интересно. Одинокие всадники тоже пользовались нашими услугами, мы и за «спасибо» ворота открывали, и ни у кого никогда ничего не просили.

Мы постоянно играли у ворот. У нас была «мастерская» по выкладке игрушечных печей. Вначале из глины мастерили кирпичики, а когда они подсохнут и окрепнут – выкладывали печь. И, между прочим, топили свои «печи» всяким мусором, определяя, хороша ли тяга. У Вити отец был охотником, а звали его Петром, а Витю – Витя Петров, хотя фамилия его Фёдоров. Но Вить было несколько, я в том числе, а так было меньше путаницы. У Витиного отца было ружьё, а к нему патроны и пистоны. Витя заимствовал у него пистоны, и мы развлекались, взрывая их. В пистон закладывали хлебный мякиш, клали на чурбанчик и, наставив перочинный ножик, легонько ударяли ладонью по ножичку. Получался довольно громкий хлопо́к.

Взрослые скоро обратили внимание на наше постоянное дежурство у ворот. Бригадир нас проинструктировал: «Вы должны всегда закрывать ворота и не пропускать домашних животных и птиц, чтобы они не повредили посевы».

В это лето произошёл жуткий случай. Беда пришла к нашему соседу Виктору. Его восьмилетнюю дочь Галю посадили верхом на коня. Конь побежал. Она начала падать, и ногой зацепилась за повод и повисла вниз головой. Конь испугался, взбесился и понёс ещё быстрее. Она ударялась головой обо всё, что попадало на пути, да и копыта коня не миновали её головы. За ним гонялись, пытались остановить, но когда это удалось, девочка уже была мертва. Вся голова разбита. Конь стоял, весь дрожа, повернув голову и выпучив глаза на своё деяние.

Глава 3. УСАДЬБА

Мои родители начали строить усадьбу. В ней планировались дом, амбар, хлев и баня. Нам выделили положенные 40 соток земли в ворончихинском краю деревни. Проживала там и депутат Васса Ворончихина. У неё в личном пользовании был почти гектар земли, и не только за своим домом, но и впереди, через улицу. Вот этот участок и стал нашим. Место не очень ровное, уклон в сторону речки. Половина участка не была распахана и использовалась под сенокос.

Строили «подрядным» способом – родственники и соседи за стол и угощение. Один из шикарных амбаров дедушки Климентия достался нам в наследство. Его разобрали, разметив каждое брёвнышко, перевезли и поставили на новое место. Так же поступили и с хлевом для скота. Под хлев нам досталась бывшая конюшня дедушки, в которой со времени коллективизации коней не было – их забрали в колхоз. А дом начинали с нуля. Лес выписали в лесничестве. Спиливали деревья, которые выделили лесники, перевозили на конях и делали сруб. Он должен был подсохнуть в течение почти года. Для крыши вручную пилили доски из брёвен специальными пилами и какими-то другими приспособлениями. Пила двуручная. Один из пильщиков стоит вверху на лесах, а второй на земле. Бревно установлено между ними. Пилят бревно вдоль, движениями вверх-вниз.

Папа в летнее время работал бригадиром тракторной бригады и попросился в свой колхоз «1 Мая» и в ближайшие деревни, чтобы была возможность строить дом. Он иногда заменял трактористов и однажды меня покатал на тракторе во время вспашки. Был поздний вечер, уже темнело, но мне очень понравилось.

Как-то трактор стоял у нас под окнами и мне захотелось покрутить заводную рукоятку, но я не смог её провернуть. Решил повторить попытку и тут рукоятка сорвалась с зацепа и я по инерции ударился головой о колесо, которое было стальным, да ещё с ребордой. Рядом был палисадник, в нём рос большой куст калины, а на ней – созревшая ягода. Мне было больно от удара, на голове вскочила шишка. Но когда я поел горько-кисло-сладкой ягоды, боль стала слабее и даже шишка как будто уменьшилась. Дома о случившемся я никому не сказал, не хотел лишней взбучки.