Легионер. Пять лет во Французском Иностранном легионе

Мне доставили две неподъемные посылки от фирмы «Фортнум и Мейсон». [50] Рождественский торт, консервированные фрукты, сигареты и куча всего прочего. Это такое же фантастическое событие, как получение в школе-интернате коробки со сладостями из дому, — оно сокращает расстояние, и кажется, что в этот момент вокруг тебя стоят твои близкие и родные. В алжирскую глубинку неожиданно вторгается цивилизация. Мы устроили во взводе настоящее пиршество. Парни со смехом говорят, что я, очевидно, какой-то эксцентричный сынок миллионера, и не могут понять, чего ради я корячусь тут вместе с ними. Не уверен, что я сам это до конца понимаю. А вслед за этим пришла еще одна посылка, на этот раз от Иэна Маккалема, — сотня турецких сигарет и томик Оскара Уайльда. Я с огромным удовольствием тут же всем им написал письма. «Фортнум и Мейсон» в Марнии — свихнуться можно!

Сегодняшний день должен стать поворотным пунктом в истории Алжира. Сегодня был сделан первый реальный шаг к заключению мира, который даст стране независимость. Подавляющее большинство сказало на референдуме «да», что развязывает де Голлю руки на переговорах с ФНО. Здешние европейцы восприняли результаты референдума вроде бы спокойно, и это удивляет и даже немного настораживает.

Нас отпустили на целый день в увольнение, и мы высадили массовый десант в этой заштатной Марнии. Я уже давно ничего не получал от Дженнифер и в приливе сентиментальных чувств потратил шестимесячное жалованье на дамские часики ей в подарок. Я оставил их владельцу магазина, наказав отправить их Дженнифер, а теперь жалею об этом и боюсь, что часы до нее не дойдут.

Похоже, никто не имеет представления, как будут развиваться события дальше. Ясно только, что скоро должны начаться переговоры между французами и Фронтом национального освобождения. А что будет с нами — непонятно. То ли мы снова будем воевать, то ли сдадим оружие и разъедемся по домам, то ли еще что-то. Интересно, кто первым сделает следующий шаг — арабы или французы? А может быть, не те и не другие, а ле колон (поселенцы)?

В последние несколько дней мы продолжали патрулировать приграничную территорию и никаких намеков на военные действия с марокканской стороны не замечали.

Однажды мы работали вместе с подразделением Специального военно-воздушного полка. Полк состоит из арабов, вступивших во французскую регулярную армию. И надо сказать, это просто образцовые солдаты. Они обыскивают местность с невероятной тщательностью, не оставляя необследованным ни одного дюйма. Если французы уйдут из Алжира, этим арабским наемникам придется несладко. Скорее всего, они будут вынуждены уехать во Францию и перебиваться там случайными заработками. В любом случае им не позавидуешь: французы не самый благодарный народ.

20 января мы оставили лагерь регулярных войск и опять поехали на восток, в Сиди-бель-Аббес. Было очень жаль покидать этот уютный уголок, в котором мы провели две недели. Так приятно было возвращаться сюда вечером, находившись целый день по горам. Солидный кирпичный дом или жалкая палатка — большая разница, особенно когда непрерывно льет дождь. Жить в кирпичном здании — значит вести стабильное и надежное существование, а кочевать с палатками, меняя место каждые три недели, очень утомительно.

В бель-Аббесе мы разместились в казармах лагеря «СР-3», куда я прибыл однажды утром, оставившим о себе смутные воспоминания. Кажется, это было очень давно. Тогда я был робким зеленым новобранцем, а теперь я «старик» (ансьен). В легионе уже через два дня становишься ветераном.

Нас обрадовали: задержимся в бель-Аббесе на пару дней. В первый же вечер накинулись на город, как стая шакалов, устроили большое гулянье. Оказалось, что мы пользуемся успехом у местных европейцев, в барах все наперебой угощали нас. Это что-то новенькое. Мы для них нечто вроде символа их права на жительство в Алжире, они думают, мы служим гарантией, что их не выгонят. Мы так не думаем. Нам платят не за то, чтобы мы думали. Я пошел в «Садовый бар», который мы облюбовали еще в то время, когда пребывали в Сюлли, и почти весь вечер проболтал с Патрицией. Нас тянет друг к другу, и отношения наши развиваются как надо, но время, увы, не на моей стороне. Мне бы еще хоть пару дней! Выглядит она потрясающе, одаривает меня улыбками, но дальше дело пока не продвигается.

Мы с Гарри Штоббом обошли все наши старые забегаловки. Там почти ничего не изменилось. В последний день мы прошли парадом по улицам бель-Аббеса. Как обычно, весь город высыпал посмотреть на нас. На тротуарах толпились люди, улыбавшиеся нам и махавшие руками; наш оркестр превзошел самого себя. Все это очень благоприятно действует на психику.

Перед самым отъездом я неожиданно встретил лейтенанта Риголо. Я был очень рад увидеть его. При других обстоятельствах мы могли бы подружиться. Здесь же офицерам не полагается якшаться с рядовыми. Мы вспомнили Сюлли. Риголо сказал, что трое из нашего взвода погибли: необузданный венгр Крюгер, Клаус и Дамс. Вместе с Лефевром это четыре человека за три месяца. Неужели мы были там всего три месяца назад? Учитывая, что мне служить еще 48 месяцев, такие показатели смертности меня не устраивают. Бедняга Дамс. Мне он нравился, я запомнил его с тех пор, как Крепелли избил его в Маскаре за то, что он чуть не застрелил де Граафа при чистке оружия. А Клаусу больше не будут досаждать его сбитые на маршах ноги.

В тот же вечер мы покинули Сиди-бель-Аббес. Офицерский корпус вышел проводить наши грузовики к воротам, оркестр сыграл нам прощальный туш. Среди офицеров был и Риголо. Мы уважительно отсалютовали друг другу. А за воротами в открытом красном автомобиле нас ждала Патриция — фантастическое зрелище! Она вопила: «Джонни!» — перекрикивая гомон толпы, и отчаянно махала руками, а потом пристроилась за нашим грузовиком и сопровождала нас до самого выезда из города. Я сидел у заднего борта, мы смотрели друг на друга, между нами была целая жизнь; наши чувства выражались во взглядах, но мы не могли прикоснуться друг к другу даже кончиками пальцев. У развилки дорог ее автомобиль исчез из виду. Время — наш господин; оно, как всегда, настояло на своем. С Патрицией и Риголо оно явно пожадничало. Бог знает когда я увижу их снова. Мы с Патрицией разошлись как ночью в море корабли. Так ничего у нас с ней и не вышло, и гложет мысль, что ведь могло бы выйти.

Проехали Маскару, тоже пробудившую воспоминания, но не задержались в ней, а направились в Тиарет, где и заночевали. Утром продолжили путь, держа курс на Батну и горы Орес. Чем дальше на юг, тем хуже была погода, температура воздуха падала как пикирующий бомбардировщик. Переночевали около самой Батны и вконец замерзли, а утром получили приказ произвести поворот на 180 градусов и ехать на север, в Филипвиль. Однако погода при этом отнюдь не стала улучшаться. Когда проезжали через селения, страшно было смотреть на арабских детишек, бродивших по грязи босиком.

Вечером прибыли в лагерь Пео, «наш милый грязный домишко», la merde. [51]

Вчера на рассвете выехали из Филипвиля на запад, в направлении Колло. В семь утра выгрузились из машин и стали прочесывать местность. Местность гористая. По сравнению с сухими безжизненными склонами в горах Орес здесь просто тропики. Густой труднопроходимый подлесок свидетельствует о том, что здесь часто идут дожди — похоже, никогда не прекращаются. Мы продирались сквозь него весь день, орудуя ножами типа мачете под названием куп-куп, и прошли всего миль двадцать. Дождь, пот и горные ручьи не оставляют на тебе ни одной сухой нитки. Существуешь в среде с влажностью сто процентов. Возможно, и держишься-то только за счет постоянного водообмена: вся влага выходит из организма с потом, но тут же поступает извне.