Покорение высоты

Ясное представление о жизни конструктора в тот период дает письмо от 10 октября 1954 года, адресованное сестре Валентине Васильевне в Новосибирск.

«Здравствуй, Валя!

…Как-то очень трудно мне жить на свете. Вот опишу тебе вчерашний день подробно:

7.30 — встаю, бреюсь (бреюсь я каждый день), моюсь. Катенька тоже встает, греет мне сосиски… 8.30 — выхожу из дома. Мокрый снег с дождем. У меня зонт. Автобус. Сижу. Читаю «Далекое — близкое» Репина. Совершенно чудесная книжка. Через 8 минут метро. Еду 20 минут. Опять читаю. Пересадка на автобус. Тут уже с трудом втискиваюсь. Зонт и портфель мешают. Около 15 минут меня жмут, толкают и ругают. Конец. Приехали. Новодевичий монастырь. Выхожу. Зонт. Снег. Небольшой переход. Ожидание 5–7 минут. Еще автобус, тут можно сидеть и читать, но ехать 6 минут. Приехал в ПСП [Промстройпроект]. Поднимаюсь во второй этаж. Прихожу в отдел. Все за работой. Я опаздываю на час по праву совместителя. Комната в два окна. Работают в тесноте человек 20. «Здрасте… здрасте». Сажусь за стол. Звонок по телефону: «…Да, пришел».

Подходит Шерман: «Н. В., ну как же тут не получается…»

Сверху прибывают двое (те, что справлялись по телефону): «Мы на минуточку. Вот открытая эстакада, и мы решили сделать расчет на действие температуры и вот по этой формуле…» — и т. п.

«Н. В., вас к телефону». «Н. В., вот мы слышали ваш доклад, так скажите…»

«Это вы Никитин? Вот нам комитет предписал применить железобетонные конструкции. Что Вы посоветуете нам при пролете 18 метров?..» — и т. д. на 20 минут.

Далее мы с Шерманом целый час обсуждаем проблему о том, сделать свес у односкатной типовой балки за опору 45, 60 или 75 мм.

Далее я даю задание конструктору (урвавши во всей суматохе 20 минут на расчет).

Тут является студент и (очень вежливо) просит объяснить ему, почему у него проверка эпюры… не получается…

Снова с Шерманом придумываем универсальную деталь для крепления панелей и прогонов.

Но вот уж 2 часа, и мне нужно спешить на ДКиН [Дворец культуры и науки для Варшавы]. Самая ужасная вещь в моей жизни — это переход из ПСП в ДКН. Нужно в Хамовниках по грязным, отвратительным переулкам идти минут 10–15 пешком. Не знаю даже почему, но этот переход меня ужасно угнетает.

Вот я и на ДКН. Комната дурацкая, высота 5 метров. Одно окно сбоку. Вход с улицы. Тут у меня 7–9 человек. Все молодежь да старье. А работу задали! Ужас. Сверхуникальное здание, все в граните, мраморе и кондиционерах (кондиционирование воздуха—1000 дыр в перекрытиях и 1 км дурацких каналов).

«Н. В., вот тут балкончик над входом, как же подвесить эти два гранитных кронштейна?..»

Приказ №: «Поручить УП ДКН (Управлению проектирования Дворца) разработку каталога типовых железобетонных изделий для жилищного строительства РСФСР. Назначить Н. В. Никитина главным инженером темы». И вот все это мне нужно делать…»

Это письмо занимает 11 страниц убористого текста. Дописав до этого места, Николай Васильевич полтора месяца носил письмо в кармане.

В том ритме, в котором текла работа конструктора, и в той обстановке, которая его окружала, казалось невозможным сохранить свежесть восприятия, единственно способную привести к успеху в изобретательской работе. Однако Никитин умудряется в потогонном ритме жизни оставаться открывателем новых направлений в развитии технической мысли строительной отрасли.

В узкой многолюдной комнате с пятиметровым потолком разработал он не виданную дотоле конструктивную схему каркаса Дворца культуры и науки.

Внешне Дворец в Варшаве напоминает всех своих московских предшественников — высотные дома того периода, включая МГУ. Но его внутреннее инженерное обустройство явилось значительным шагом вперед в развитии строительного конструирования. Дворец культуры и науки стал логическим завершением начального типа советского высотного строительства.

Мощный коробчатый фундамент, заложенный в основание Дворца, организует переход к квадратной башне каркаса, давая зданию естественное продолжение в его устремлении вверх. Принципиально новая в своей целостной взаимообусловленности «коробчатая система связей с квадратным основанием в нижней части опирается на четыре угловых пилона» (именно таким будет впоследствии первоначальный вариант никитинской телебашни). Единая система связей поднимает и держит остов здания, сообщая ему жесткость монолита. Все горизонтальные усилия, действующие на здание, вся красивая внешняя обкладка «собирает ветер» и передает его давление на жесткие квадратные рамы каркаса. Дворец держится на единой, полой внутри огромной квадратной стальной колонне. По своему стилю здание напоминает башню. Башня поднимается уступами, она руководит архитектурой Дворца, сообщает ему устремленность вверх. Кажется, что нет больше ни температурных расширений, ни давления ветра. Невозможное стало возможным благодаря целой серии оригинальных находок, которые искал Никитин, чтобы раздвинуть допустимые пределы жестких связей и слить воедино ядро жесткости всей конструктивной системы Дворца.

Этим проектом Николай Васильевич доказал, что опытное распределение нормальных напряжений, произведенное с учетом ветровых нагрузок на здание, дает возможность возводить высотные сооружения в единой системе с полным отказом от температурных швов. Решена была многовековая задача строителей: как органично распределить по всем узловым точкам здания воздействующие на него природные силы.

Открытие следует за открытием, а Никитин их вроде бы даже не замечает, торопится приступить к новым темам и утопает в них с головой.

Несколько выдержек из прерванного письма к сестре.

«28/XI—54 г.

Немного погодя продолжаю. Суматоха все нарастает. Сейчас два конкурса [Никитин поставил себе за правило не пропускать ни одного]. Совещания, заседания, техсоветы…

…Шопенгауэр сказал: «…жизнь человека подобна маятнику: колеблется от одного несчастья к другому, проскакивая с наибольшей скоростью краткие минуты счастья». У меня сейчас (надеюсь) крайнее положение. Что-то все скверно. Нужно уходить из Моспроекта. Определяться на одно место. Совсем запутался с обязанностями. Ничего не успеваю».

Особенно удручает Никитина, что совсем не остается времени на чтение художественной литературы. Без книг он просто не может жить. «…Аксаков — это такое хорошее блюдо, что я, как и «Войну и мир», заранее его предвкушаю и через очередные пять лет наново читаю… Советую тебе еще прочесть «Евгения Онегина», я это недавно сделал. Ты знаешь — это прекрасная вещь!..

Наибольшее удовольствие я получаю от перечитывания «Мертвых душ» — попробуй этот шашлык».

Это письмо Никитину удалось закончить 12 декабря 1954 года.

«…Как-то жалко кончать письмо, все писал бы да писал. Предлагают мне две должности: главный конструктор Промстройпроекта и главный конструктор САКБ (заведение по типовому проектированию для Москвы), не считая других «гнусных» предложений. Пока что пытаюсь уволиться из Моспроекта — подал заявление.

Подозреваю, что после 11 страниц ты так и не понимаешь, что со мной происходит. Я тоже».

Оптимистический настрой, который всегда отличал Никитина, видимо, дал сбой. Это письмо, которое он писал более двух месяцев и все никак не мог закончить, было необходимой отдушиной, позволяющей сохранить бодрость духа в окружении людей и упрямое стремление одолеть все, что взвалила на него жизнь. Ни одной строкой не жалуется Никитин на усталость. Оставаясь ведущим специалистом трех важнейших проектных организаций: Моспроекта, Промстройпроекта и Управления проектирования Дворца культуры и науки в Варшаве, Николай Васильевич вынужден одновременно изобретать строительные механизмы и приспособления, конструировать строительные детали и проектировать дворцы. Он сумел организовать не только свой многоплановый труд, но и работу трех строительных проектных коллективов, которыми руководил в то время. И вот наступил сбой, внешне ни в чем не проявляемый. Но видимо, даже талант устает заниматься любимой работой. Почетная награда польского правительства — Большой серебряный крест — и тот не смог взбодрить его.