Русская судьба

В лагере Санкт-Йоханн все время шли занятия. Преподавательский состав курсов национально-политической подготовки был очень компетентным. Лекции были живыми, насыщенными и увлекательными. Совсем другое дело было с программой военно-технической подготовки. Преподавание по радиосвязи, например, было не на тему и скоро вообще прекратилось, так как преподаватель оказался советским провокатором. Военное обучение ограничивалось редкими строевыми занятиями и еще более редкими «оперативными маневрами», которые больше напоминали скаутские «лесные игры», чем партизанские операции. В общем, упор на занятиях был явно на идейную подготовку, а не на партизанско-диверсионную деятельность, в реальность которой никто не верил и не собирался ею заниматься. За что немцы, почуяв неладное, и закрыли нашу «контору».

В период своей работы в Санкт-Йоханне я много времени проводил в разъездах. Побывал в Польше (в Лодзи и других городах), в Чехии и Словакии (в Праге и Братиславе), в Австрии (Вена, Зальцбург, Линц) во многих городах Германии (Данциг, Гамбург, Маннгейм, Людвигсхафен, Дрезден, Хемниц) и несколько раз в Берлине, куда я возил нашим арестованным продукты. Все эти поездки были с целью контакта с членами Союза и нужными Союзу людьми.

Во время поездок я случайно узнал, что моя племянница Надя Варварова, которую я последний раз видел ребенком в Мелитополе в 1920 году, вывезена немцами и работает у крестьянина в районе Ульма. Я разыскал ее, снял с работы и привез в Санкт-Йоханн. Позже она стала медицинской сестрой при школе РОА генерала Меандрова. При переходе в Чехию группа, в которой была Надя, была захвачена советскими частями и дальнейшая ее судьба мне неизвестна.

13. Поход в Чехию со Второй дивизией РОА

В марте 1945 года, когда немцы закрыли лагерь Санкт-Йоханн, я уехал в штаб Второй дивизии РОА к генералу Трухину. В то время прокурором при суде дивизии был Евгений Иванович Гаранин, человек большого личного обаяния, впоследствии видный работник и член Совета НТС. Я был назначен защитником при суде.

В апреле 1945 года Вторая дивизия тронулась из района Хойберга у швейцарской границы, где она была расквартирована, в Чехию для соединения с Первой дивизией и другими частями Вооруженных сил КОНР (Комитета Освобождения Народов России). Дивизия шла часть пути походным порядком, ночами, часть по железной дороге.

В первые дни мая дивизия перешла границу Чехии, двигаясь в направлении Ческе-Будейовице. В городке Ческы-Крумлов и соседних селах дивизия была расквартирована. Штаб разместился недалеко от железнодорожного вокзала. Евгений Иванович с женой и я занимали небольшой дом в селе в двух-трех километрах от вокзала. В этом же селе разместились В.И.Алексеев и другие члены Союза. Трухин передал командование дивизией генералу Меандрову, а сам поехал встречать Власова, который с Первой дивизией находился в районе Праги.

7 мая с севера пришел поезд с заключенными. Среди них были русские, которые, увидев власовских солдат, просили дать им что-нибудь поесть. Солдаты Второй дивизии, после непродолжительного объяснения с немецкой охраной, разоружили ее и выпустили всех кацетников из вагонов. Изголодавшиеся и неделю не мывшиеся люди разбрелись по ближайшим чешским селам. Чехи охотно кормили их и старались помочь чем могли.

Много кацетников пришло в село, где жили Гаранины и я. Поблизости жили белградцы В.Бодиско и его жена. Как то раз жена вдруг прибежала ко мне сообщить, что три кацетника, которые пришли к ним просить хлеба, знают меня. Я пошел к Бодиско. Во дворе стояли три оборванных человека с лицами, черными от паровозного дыма (их везли в открытых вагонах). Присмотревшись, я узнал в одном из них Алика Шермазанова. Догадался, что и второй тоже член Союза. Третьего не мог узнать. Он, чуть не со слезами на глазах крикнул: «Павел, а меня не узнаешь?» Это был Павлик Сенкевич. Мы расцеловались, несмотря на их протесты, что они слишком грязные.

Я повел их к себе. Попросил хозяйку-чешку приготовить хороший обед. При ее содействии Гаранин и я собрали белье для несчастных ребят, которые отказались входить в дом, так как на их одежде была уйма вшей, и терпеливо ждали во дворе, пока хозяйка грела воду для купания. Выкупавшись и переодевшись во все чистое, ребята сожгли свою кацетную одежду и с жадностью набросились на обед. Чтобы они не заболели, я убрал еду со стола, выдавая им каждые полчаса понемногу. Спать легли рано все, кроме Алика, с которым мы беседовали до поздней ночи.

На следующий день, 8 мая, стало известно о капитуляции Германии. Я посетил генерала Меандрова, который сказал, что нет известий ни о Власове, ни о Трухине. Он выразил мысль, что придется сдаваться в плен американцам. Я сказал ему, что членам Союза нет смысла сидеть в плену, и надо уходить. Михаил Алексеевич Меандров был членом НТС и с моими доводами согласился; сам он, однако, не мог покинуть вверенную ему дивизию. Бывшие поблизости члены Союза собрались обсудить положение. Решено было немедленно уходить, переодевшись в штатское и приготовив документы, что мы являемся служащими частного строительного предприятия «Erbauer». Созданная для работы в Минске, фирма эта была эвакуирована под Вену, а затем в Нидерзаксенверфен в Тюрингии. Возглавляемая К.В.Болдыревым, фирма служила прибежищем для членов Союза и их семей. Через нее мы надеялись связаться с руководством Союза.

Я предложил Алику Шермазанову и ребятам уходить с нами. Но они чувствовали себя очень слабыми и были не в состоянии делать большие переходы. Алик вошел в контакт с чешскими партизанами, представители которых находились в том же селе, и они обещали им, как кацетникам, поддержку и защиту. Хозяйка согласилась кормить ребят, пока они не окрепнут. Я заплатил ей за все услуги и снабдил ребят деньгами и вещами, которые удалось собрать. Впоследствии Алик вернулся в Югославию.

На следующий день утром группа членов Союза — Е.И.Гаранин с женой, Ю.А.Трегубов, В.И.Алексеев, полковник Беляй, его два приятеля, две девушки и я, каждый с документами строительной фирмы «Erbauer», — вышли в западном направлении. У полковника Беляя была лошадь и маленькая подвода, на которую мы положили вещи. Отойдя на несколько километров, мы в лесу сняли форму РОА (на которой с февраля 1945 года больше не было никаких немецких нашивок), переоделись в штатское и тронулись в путь. За первый день усиленного перехода мы вышли из Чехии и попали в верхнюю Баварию.

При переходе немецкой границы мы невольно влились в поток солдат разных немецких частей, которые шли сдаваться американцам. Многие еще несли винтовки. Перед небольшим селением в Баварии стоял американский солдат и пальцем указывал, куда сбрасывать оружие. В стороне лежали горы уже ненужных винтовок, револьверов и даже пулеметов.

Пройдя еще километров пять, мы попали в затор, где всё движение приостановилось. Мы стали в стороне у дороги и выслали вперед разведчиков во главе с Трегубовым, превосходно знавшим немецкий и английский. Они сообщили, что в долине перед нами лагерь для немецких военнопленных. Трегубов разговаривал с американцами и показал им документы, согласно которым мы — гражданские лица. Американцы ответили, что все должны явиться в лагерь для регистрации, а дальше власти разберутся. На дорогах стояли американские солдаты и из лагеря никого не выпускали.

Положение создавалось неприятное. Мы выслали вторую группу разведчиков, чтобы найти возможность обойти лагерь. Они вернулись с радостной вестью, что правее лагеря можно перейти через речку по старому мосту, а дальше узкая дорога уходит в горы. День клонился к концу, и мы поспешили к месту переправы. Идти пришлось по открытому полю, и мы опасались, что наша подвода с серой лошадью привлечет внимание американцев. Но американцы были заняты другими делами. Мы переправились через мостик и стали медленно подниматься по лесной дороге, которая со стороны лагеря не была видна. Уже стемнело, когда мы подошли к небольшому крестьянскому двору. Хозяева-немцы накормили нас и дали большое помещение, где мы вповалку расположились на полу. Утром тронулись дальше, получив совет, по каким проселочным дорогам нам двигаться, чтобы не встретить американцев.