Кровавый кошмар Восточного фронта. Откровения офицера парашютно-танковой дивизии "Герман Геринг"

10 февраля

8.00. Мы доехали до Гамбурга и остановились. Мощные налеты авиации повредили пути. На пути из Картхауса в Гамбург в вагоне разыгрывались человеческие трагедии. Раненые, не получавшие своевременную медицинскую помощь, умирали от сепсиса. Они скромно и просто умирали в собственном дерьме. Высшим пунктом происходившего стало рождение ребенка. Семнадцатилетнюю мамашу вместе с новорожденным высадили на маленькой станции у померанского побережья.

Вечером мы приехали в Гамбург. Ганзейский город лежал в руинах.

11 февраля

23.00. Мы приехали в Ольденбург, и, к нашему удивлению, нас сразу выгрузили. Вой сирен воздушной

тревоги сопровождал наш переезд в лазарет. Наплыв раненых был настолько велик, что ответственные за него уже больше с ним не справлялись.

14 февраля

Впервые за несколько недель я слушал новости. Вчера соединения союзных бомбардировщиков нанесли мощный удар по Дрездену. Потери среди мирного населения необычно высоки. Наш фронт на западе испытывает сильный натиск. Все выглядит очень плохо.

Я получил отпуск и поехал в Ганновер. В ночь с 18 на 19 февраля я приехал в свою семью. Впервые я увидел своего сына. Он родился 10 февраля. Задумчиво стоял я над его колыбелью. Он еще ничего не знает о катастрофе, во время которой он родился. А я сознаю свою беспомощность. Какие ожидания я связывал с рождением сына? Высокие ожидания! Осталось только одно — что будет продолжатель рода, если на своей конечной фазе война все же изымет меня из обращения.

20 февраля

Рейх находится под постоянными бомбардировками англо-американской авиации. В Бреслау идут бои. Кажется, город оказался в окружении. Население живет между рабочим местом, квартирой и бомбоубежищем.

21 февраля

Я стараюсь получить место в каком-нибудь лазарете в Ганновере, чтобы быть рядом с семьей. Шансы очень небольшие.

JL "IГ

20.55. Воздушная тревога. Отвратительно воют сирены. Сына кладут на подушку, а потом прячут в сумку. Остальной багаж находится в постоянной готовности. Мы спешим вместе с остальными жителями округи в бомбоубежище на Вапленштрассе. Бетонный подвал дает чувство обманчивой безопасности. Люди садятся на скамейки и надеются, что и эта ночь обойдется без прямых попаданий.

Воздух плохой и спертый, никто почти не разговаривает. Я чувствую, что вопрошающие взгляды направлены на меня. Незаданный вопрос витает в пространстве: «Как долго мы еще должны это выносить?» Были еще взгляды, которые меня спрашивали: «Почему вы, военные, просто не положите этому конец?»

Рабочий рядом со мной и многие другие, сидящие в полутьме бомбоубежища, завтра рано утром снова должны будут стоять на своем рабочем месте и выпускать военную продукцию, несмотря на эти мучительные вопросы.

1.15. Отбой! Усталые и разбитые, мы возвращаемся в свою квартиру. Имперская почта, несмотря на разбомбленные коммуникации, за редким исключением, работает безукоризненно. Только сегодня я узнал, что мой товарищ Петер Пресбер в апреле 1944 года, летчик-истребитель 1-й эскадрильи 3-й истребительной эскадры был сбит над территорией рейха во время боя с бомбардировщиками союзников. Пресбер был сыном писателя Рудольфа Пресбе-ра, автора «Коронованной любви», утонченный, чувствительный человек, великолепный товарищ. Теперь он погиб в воздушном бою. Быть может, в роковую секунду, держа противника в перекрестии прицела, он задумался над тем, что уничтожит жизнь или не-

сколько жизней. И за эту человечность заплатил своей жизнью. Потому что он не ведал, что такое ненависть!

3 марта

2.00. Мы пришли из бомбоубежища. Бомбардировщики союзников совершили налет на Ганновер. Окраины города тоже пострадали. Между улицами Бартольда и Хазельбуш упали несколько бомб. Повреждено много домов. В доме моих родителей выбило почти все стекла, а черепицу с крыши сбросило во двор.

6 марта

20.45. Воздушная тревога! Все отработано: сына — в сумку, чемоданчик — в руки и быстрав бомбоубежище. Перед входом толпятся люди. По небу скользят лучи прожекторов. Вдали уже застучали зенитки. Надо торопиться!

В толпе сосед не прочь покаламбурить: «Лежу с моей Аннет, забрался под корсет, прижался к теплой попе — воздушная тревога! Семейной жизни нет!»

Мы уже заняли места на скамейках, вдруг в углу позади нас закричала женщина:

— Мой ребенок! Мой ребенок!

Она проскочила мимо нас и побежала к выходу. Я пошел за ней, чтобы помочь, если ей понадобится. От входа она с ребенком на руках уже шла мне навстречу. По ее щекам бежали слезы. Что случилось? Она положила двухмесячного ребенка в подушку и крепко прижала к себе. В сутолоке у входа он выскользнул из подушки, так что она не заметила. За ней по лестнице прошло больше сотни людей, в том числе и тот, кто лежал со своей Аннет. Ребенок совершенно не пострадал!

Зная о жестокостях войны, я часто задавался вопросом: есть ли вообще милостивый бог? После этого случая я отвечал на этот вопрос положительно!

7 марта

Верховное главнокомандование вермахта извещает: «...в Кёльне идут ожесточенные уличные бои... со времени начала крупного наступления между Рёром и Рейном 23 февраля подбито более 700 танков противника...»

8 марта

Сводка вермахта сообщала:« На Аре развернулись ожесточенные бои с танковыми войсками противника, пытающегося прорваться к Ремагену...»

Почти каждую ночь мы проводим в бомбоубежище. Стоически население несло груз воздушного террора.

Несколько дней назад через громкоговоритель в бомбоубежище искали добровольцев, которые бы помогли при тушении пожара неподалеку. Вызвался я и отправился туда, где небо освещали пожары.

Над нами соединения британских бомбардировщиков летели на Берлин. На Пирмонтерштрассе горело несколько домов, рассчитанных на одну семью. По приставной лестнице я забрался к окну второго этажа одного из домов. В лицо мне пахнул жар. Снизу мне передали шланг, и сразу я направил струю воды на горящие стропила. Только у меня сложилось впечатление, что я взял огонь под контроль, как меня окликнули с земли:

— Вы что, с ума сошли? Хотите затопить мой дом? Спускайтесь немедленно!

Я медленно слез. Дом выгорел до каменных стен!

Получить место в ганноверском лазарете мне не удалось. 19 марта я отправился обратно в Ольденбург.

Воздушная тревога сопровождала нас постоянно. Днем и ночью соединения союзников, почти не встречая сопротивления, бомбили столицу рейха и другие крупные города.

22 марта

По радио сказали: «...под Оппенгеймом уничтожены танковые авангарды противника. В Вормсе идут тяжелые бои...»

24 марта

Стало известно, что наши войска в Венгрии севернее Балатона остановили наступление советских войск.

НАВСТРЕЧУ КОНЦУ

25 марта

Британские войска приближаются к Ольденбургу. Взгляды офицеров в моем окружении на то, что надо делать в такой обстановке, разошлись. Каждый принимал решение самостоятельно.