Я – Малала

– Какой он богослов? – пожимал плечами отец. – На самом деле его исключили из школы за неуспеваемость. И зовут его, кстати, вовсе не Фазлулла.

Но его возражений никто не слушал. Видя всеобщее увлечение религиозным романтизмом Фазлуллы, отец очень огорчался и тревожился.

– Очень смешно, что так называемый ученый-богослов ратует за всеобщее невежество, – сетовал отец.

Особой популярностью Фазлулла пользовался в отдаленных районах. Люди, живущие там, с благодарностью вспоминали помощь, которую оказали им добровольцы ТНШМ после землетрясения, когда правительство проявило полное бессилие. В некоторых мечетях были установлены громкоговорители, подсоединенные к радиосети, так что передачи Радио Мулла разносились по всей деревне и даже по окрестным полям. Наибольшей популярностью пользовалась вечерняя передача, в которой он называл имена людей, завоевавших его одобрение.

– Брат такой-то курил гашиш, но отказался от этого, ибо это грех, – провозглашал он. – Брат такой-то отрастил бороду, и я поздравляю его с этим достижением. Брат такой-то добровольно закрыл свой магазин CD, и это замечательно.

Все эти люди получат награду на небесах, утверждал Фазлулла. Людям нравилось, когда их имена называли по радио и хвалили их, но еще больше им нравилось, когда их соседей во всеуслышание называли грешниками. После каждой передачи поднималась волна разговоров: «Слыхали, что натворил такой-то?»

Радио Мулла позволяло себе непочтительно отзываться даже об армии. Пакистанских правительственных чиновников Фазлулла называл «неверными» и заявлял, что они препятствуют внедрению в жизнь норм шариата. Если правительство не изменит своей политики, движение Талибан «внедрит законы шариата силой, а неверных разорвет на части», обещал Фазлулла. Одной из его любимых тем была несправедливость феодальной системы ханов. Бедным людям приятно было слушать, как ханов поносят по радио. Фазлулла представлялся им кем-то вроде исламского Робин Гуда. Они верили, что, придя к власти, он отдаст земли ханов бедным. Некоторые ханы бежали из нашей долины. Мой отец тоже был противником ханов, но он понимал, что Талибан несет с собой еще большее зло.

Друг моего отца Хидаятулла стал правительственным чиновником в Пешаваре и предупреждал нас: «Вот как боевики делают это. Они хотят завоевать сердца и умы людей, поэтому сначала изучают, какие проблемы есть у местного населения, и обличают виновных в этих бедах. Таким образом они получают поддержку молчаливого большинства. Именно такую тактику они использовали в Вазиристане, ополчившись на похитителей детей и бандитов. После того как получат власть, они ведут себя точно так же, как преступники, на которых они когда-то охотились».

Радиовыступления Фазлуллы часто были направлены против женщин. Ему, наверное, было известно, что многие из наших соотечественников работают вдали от дома, на угольных шахтах на юге страны или на строительных площадках в Персидском заливе. Иногда он говорил: «Мужчины, выйдите на улицу. Я хочу поговорить с вашими женщинами». Выдержав паузу, он продолжал: «Женщины должны сидеть дома и заниматься хозяйством. Только в чрезвычайных ситуациях они могут выйти на улицу и при этом надевать паранджу». Иногда его люди ходили по домам и показывали нам модную одежду, якобы отобранную у «передовых» женщин, чтобы пристыдить их.

Директриса школы для девочек, госпожа Мариам, запретила нам слушать Радио Мулла, но мои подруги рассказывали, что их матери делают это каждый день. У нас дома был один-единственный радиоприемник, старый, еще дедушкин. Он сломался, но мамины подруги рассказывали ей о том, что слышали по Радио Мулла. Они хвалили маулану Фазлуллу, восхищались его длинными волосами, его искусством наездника и даже говорили, что он похож на Пророка, да пребудет с ним мир. Женщины доверяли ему свои заветные мечты, и он молился об их исполнении. Мама слушала все эти рассказы с восторгом, а отец – с возрастающей тревогой.

Проповеди Фазлуллы приводили меня в растерянность. В Священном Коране нигде не говорится, что мужчины могут ходить, куда им вздумается, а женщины обязаны сидеть дома и заниматься хозяйством. В школе, на занятиях, посвященных изучению ислама, мы писали сочинения на тему «Как жил Пророк, да пребудет с ним мир». Мы знали, что первой женой Пророка была женщина по имени Хадиджа, которая занималась торговлей. Ей было уже за сорок, она была старше его на пятнадцать лет и прежде была замужем, и все же он на ней женился. Глядя на маму и ее подруг, я видела, как сильны и выносливы пуштунские женщины. Моя бабушка по материнской линии вырастила восьмерых детей практически в одиночку, так как мой дедушка в результате несчастного случая сломал тазовую кость и в течение восьми лет был прикован к постели.

Мужчина ходит на работу, зарабатывает деньги, а вернувшись домой, ест и спит. Заниматься чем-либо другим ему не пристало. Наши мужчины уверены, что власть принадлежит тем, кто зарабатывает деньги и отдает распоряжения. Им и в голову не приходит, что на самом деле власть принадлежит женщинам, которые ведут хозяйство и воспитывают детей. В нашем доме всем заправляла мама, потому что отец вечно был занят. Утром мама вставала раньше всех, гладила нашу одежду, готовила завтрак, ходила на рынок, покупала продукты. Именно мама учила нас, как себя вести. У отца не было на это времени.

В первые годы талибского режима я перенесла две операции – мне удалили аппендикс и гланды. Хушалю, моему брату, тоже пришлось удалить аппендикс. В больницу нас отвозила мама; отец только навещал нас и приносил мороженое. При этом мама неколебимо верила, что Священный Коран запрещает женщине покидать свой дом и разговаривать с мужчинами, за исключением близких родственников. Отец часто повторял ей:

– Пекай, пурда – это не затворничество и не паранджа, это покров, скрывающий женское сердце.

Женщины так восхищались Фазлуллой, что были готовы отдать ему свои последние деньги и украшения. На улицах стояли специальные столы, на которые женщины складывали свои свадебные браслеты и ожерелья. Желающих сделать это было так много, что к столам выстраивались целые очереди. Некоторые женщины приносили свои украшения сами, другие посылали сыновей. Иногда женщины, мужья которых работали за границей, отдавали все семейные сбережения, веря, что угождают этим Богу. На собранные средства Фазлулла построил в Имам-Дери огромное кирпичное здание, где располагалась штаб-квартира движения Талибан. Тут же находились мечеть и медресе, высокие стены и дамба защищали здание от разливов реки Сват. Фазлулла пользовался бесплатной рабочей силой, каждая деревня была обязана по очереди предоставлять мужчин, которые работали на строительстве в течение одного дня. Как-то раз Наваб Али, учитель языка урду в нашей школе, сообщил отцу, что завтра не сможет вести занятия, так как будет работать на строительстве – настала очередь его деревни предоставлять Фазлулле рабочие руки.

– Ваша главнейшая обязанность – учить детей, – сказал на это отец.

– Нет, прежде всего я должен помочь маулане Фазлулле, – возразил учитель.

Отец вернулся домой, кипя от досады.

– Если бы люди с такой же охотой строили школы, дороги или расчищали реку от всякой дряни, которую сами же туда набросали, за год Пакистан превратился бы в настоящий рай, – сказал он. – Но они уверены, что лишь строительство мечетей и медресе можно назвать богоугодным делом.

Несколько дней спустя тот же учитель заявил отцу, что больше не будет учить девочек, так как «маулана Фазлулла не одобряет этого».

Отец пытался переубедить его.

– Я согласен, с девочками должны заниматься учительницы-женщины, – говорил он. – Но сейчас их в Пакистане слишком мало. Поэтому мы должны дать девочкам образование, чтобы они могли работать учительницами.

Настал день, когда Суфи Мухаммед провозгласил из тюрьмы, что женщинам вообще не следует учиться, даже в медресе для девочек.

– Если кто-то сумеет отыскать в истории пример, когда ислам позволял женские медресе, путь придет и помочится на мою бороду, – заявил он.