Казанова Великолепный

«Алфавит есть всеобщее достояние, сие неоспоримо. Я взял из него девять букв и составил из них слово „Сейнгальт“. Оно мне понравилось, и я решил так именоваться…»

В конце концов, Вольтер поступил точно так же. Казановисты считают, что Казанова выбрал себе второе имя, перекроив имя датского ученого Снетлаге, которому послал в 1797 году свое знаменитое письмо о французском языке. Якобы Сейнгальт — это анаграмма Снетлаге. Но я предлагаю другое прочтение: Сейнг — от латинского signum, знак, значение и альт — от altus, высокий. Я высокого, достойного значения, как другие высокого рождения. Я родился вторично — и это второе рождение много важнее первого — из букв алфавита, сообразуясь со своим вкусом и с собственной свободной волей. Сам себя вызвал к жизни магическим заклинанием, вот оно как, милейший служака.

Но вы не можете, вполне логично рассуждает тот, носить какое-то другое имя, не то, какое носил ваш отец! На это Каза отвечает:

«А мне кажется, заблуждаетесь вы: ведь имя, которое вы носите по праву наследника, не существовало вечно, когда-то кто-то из ваших предков не получил его от своего родителя, а измыслил сам, иначе вы звались бы Адамом».

Но как же, как же, нервничает блюститель порядка, разве вам не известно, что есть законы против фальшивых имен?

«Против фальшивых — да, но повторяю, мое имя самое что ни на есть подлинное. Не имею чести знать вашего, но оно не более подлинное, чем мое, ибо вполне возможно, что вы вовсе не сын того, кого почитаете своим отцом».

Бургомистр улыбнулся — быть может, имея для этого основания. Вообще же напор шевалье де Сейнгальта его ошеломил (шевалье — тут и caballus [35], и каббала, и средневековый рыцарь [36]). Всеми своими речами Каза дал нам понять, во-первых, что он более высокого происхождения, чем все думают; во-вторых, что это не имеет никакого значения, поскольку благородная кровь ничего не доказывает и сама по себе не предполагает никаких достоинств; в-третьих, что о писателе (в том весьма специфическом смысле, который он придает этому слову) решительно все сказано в имени, каким он себя называет (даже если оно соответствует имени его родителя). Писатель разрубает биологическую или генеалогическую цепь, совершает акт свободной воли, выходящий из ряда вон и потому глубоко осознанный. У французов — случайно ли? — произвольно переименовавших себя писателей особенно много: Мольер, Вольтер, Селин, Лотреамон, Нерваль, Стендаль… можно не продолжать.

В чем наша отправная точка? В способности давать имена. Остальное — сумбур, иллюзия, месиво, вавилон, спекуляция, бабий лепет в ночи, игра слепого случая, расчет экспериментатора, история болезни, ненадежное клонирование, паспорта, отпечатки пальцев, жизнь, подчиненная чужой воле, дележ наследства, полицейский контроль, расовые законы, лагерные номера, облавы, депортации, планомерная бойня, кладбищенский пейзаж, развеянный по ветру прах, коллективные мифы. Единственный кавалер собственного ордена, словесных дел мастер (вроде советника по военным делам в Венеции), Сейнгальт зовется также Казановой, а тот, не будем забывать, порой получает корреспонденцию на имя господина Парадиса. Ваш номер страхового свидетельства, сударь? Образование? Место работы? Семейное положение? Дети? Имя и адрес вашего нанимателя? Вероисповедание? Национальность? Состав ДНК? Ох, ладно, проходите, вы мне совсем заморочили голову!

31 декабря 1761 года Каза прибыл в Париж и заботами маркизы д’Юрфе шикарно расположился на улице Бак. Настало время решительных действий. Маркиза зовется теперь Серамидой, а Каза (мало ему Сейнгальта) — Галтинардом. «История моей жизни» — это, помимо всего прочего, волшебная сказка, которую сочинил чародей Казанова, целый эпос со злыми духами и нежданными помощниками — богами-покровителями или добрыми феями. Песнь о Роланде, Неистовый Роланд, Неистощимый Джакомо. Однако если приглядеться, то добрые и злые силы, верные друзья и предатели, честные люди и негодяи есть в жизни каждого человека. Каза постоянно балансирует на грани яви и чуда, правды и вымысла. Прокладывает курс между безумием и здравым смыслом, полагаясь на высший разум. Чуть больше, чем надо, отклонишься в одну сторону — заморочат химеры. Чуть больше в другую — затянет скука. Каза отмеряет, отрезает, рискует, обновляет ставки, пытает удачу. Счастье — вопрос интуиции.

С серьезным видом вещает он маркизе, что Духи семи планет укажут место, где он найдет девственницу, дочь посвященного, и «способом, известным лишь братьям розенкрейцерам», зачнет с ней мальчика. Нет лучшего предмета, чем зачатие, чтобы воспламенить женское воображение.

История с метаморфозой, или перерождением, будет почище, чем пасторальный роман «Астрея» знаменитого родича маркизы Оноре д’Юрфе. Для Казы это тоже крупное достижение в области словесности. Не следует упускать из виду, что маркиза должна написать завещание и назначить наследником всего своего состояния ребенка, а опекать его, пока он не достигнет тринадцати лет, предстоит Джакомо.

Волшебная флейта Казановы исправит несправедливость христианского положения о непорочном зачатии. Почему это Дева Мария зачала сына, а не дочь? Вопрос серьезный. Переродиться мальчиком в духе не то сайентологов, не то адептов Солнечного Храма при посредстве розенкрейцеров — отличное решение.

Каза излагает этот свой сценарий, придуманный, чтобы протянуть время (он еще будет меняться на ходу), и прибавляет чудную фразу: «Я понял, что надобно найти какую-нибудь ловкую шельму и дать ей наставления».

На эту роль он берет девицу Кортичелли.

Они познакомились когда-то во Флоренции.

«В тринадцать лет она выглядела от силы на десять, белолицая, ладно скроенная, веселая, потешная, но что и как я мог в ней полюбить, не знаю сам».

Повзрослевшей Лолите Кортичелли Казанова предложит главную роль в своей опере. Она примет предложение, сулящее хорошие деньги. И вот по мановению волшебной палочки она становится графиней Ласкарис из старинного рода, когда-то правившего в Константинополе. До Константинополя не достанешь и не очень-то проверишь — ровно то, что нужно.

Маркиза принимает эту парочку в своем замке Пон-Карре, восторженно глядит на «девицу Ласкарис» (не слыша в этом имени подвоха [37]), раздевает ее, умащает, надевает на нее вуаль и присутствует при некой органической операции, которую Каза выполняет в целях предстоящего перерождения. Ничего сексуального, разумеется, но какая сноровка! Откуда берутся дети? Из первичной процедуры. Непристойность загримирована, любопытство насыщено, а заодно исподтишка получено и удовольствие.

Как и следовало ожидать, главная операция сорвалась — Кортичелли начала шантажировать шарлатана Казанову, и он был вынужден объявить, что она потеряла рассудок и, по всей видимости, «брюхата от гнома» — чем не «Ребенок Розмари»! Сколько бы теперь ни пыталась Кортичелли опорочить Джакомо, тем самым она лишь доказывала, что одержима злыми духами, которые чинят помехи искупительной миссии. Каза не унывает: ничего, мы повторим операцию в Экс-ла-Шапель. А пока, следуя каббале, вы, маркиза, должны написать письмо на Луну, то есть Духу Селенису.