Мой Шелковый путь

«Воссоединение» с футбольным миром наполнило меня новыми чувствами, которые всколыхнули во мне забытый дух юности. Со старинными моими друзьями, связанными со мной узами футбольного мяча, я стал разговаривать иначе – будто прежняя дружба налилась новой энергией. Так, общаясь по телефону с моим тренером Сергеем Артемовичем Арутюновым, я изнемогал от желания выразить мою к нему любовь, но не находил способа. И вот однажды я пообещал пригласить его на чемпионат мира.

– Поскольку я далеко от вас, Сергей Артемович, и не могу поднести никакого сувенира, то приглашу вас в Париж на чемпионат мира. Примете это в качестве подарка от меня?

Пообещал как-то в шутку, не придав этому никакого значения и не подумав, насколько значительным могло быть это событие для Сергея Артемовича, никогда прежде не выезжавшего в Западную Европу.

– Если не забудешь, буду очень рад этому, Алик, – сказал Арутюнов.

– Конечно, не забуду.

Минуло несколько лет. В 1998 году, когда я звонил ему с поздравлениями в день его юбилея, Сергей Артемович вдруг напомнил мне о чемпионате мира по футболу в Париже.

– Помнится, ты приглашал меня на чемпионат мира, Алик. В этом году чемпионат-то в Париже будет проходить...

Мне стало стыдно. Как-то вылетело у меня из головы мое обещание. Я почувствовал себя обманщиком, а ведь я никогда не бросался словами. Раз обещал – сделаю, как бы трудно ни было. А уж с билетами на чемпионат по футболу вообще не могло возникнуть никаких сложностей. Но в тот наш давний разговор о чемпионате было сказано как-то мимоходом, а позже Сергей Артемович ни разу не упомянул об этом (наверняка из скромности), и у меня сложилось впечатление, что ему не очень хочется ехать в черт знает какую даль.

И вот он напомнил!

– Сергей Артемович, милый мой, хорошо, что вы решились. Жильем я вас обеспечу, места на трибунах будут лучшие! – поспешил заверить его я. – Все организую для вас!

В следующую минуту я уже звонил моим друзьям в Ташкент, чтобы они помогли Арутюнову с оформлением паспорта, визы и билетами на самолет.

Когда Сергей Артемович прилетел, я провез его для начала по Парижу – этакая обзорная экскурсия. А потом спросил за ужином, где бы он хотел жить, в моей квартире или в отеле.

– Не знаю, Алик. А как удобнее?

– Сергей Артемович, выбирайте сами. В квартире вы вроде как под моим крылом, но в отеле будете чувствовать себя вольной птицей. Хотите – спите, хотите – гуляете. Я договорюсь, чтобы из ресторана вам приносили кушать прямо в номер.

– Это можно?

– Конечно.

– Тогда пусть будет отель...

Арутюнов был предоставлен сам себе. Он много гулял, наслаждаясь красотами Парижа, и как-то вечером сказал мне:

– Никогда не представлял, что такое будет возможно: бродить по Парижу. Да и как мечтать о таком... В наши-то советские годы, когда о загранице и думать запрещалось... Чудесно здесь, спокойно. Совсем другой мир...

Вячеслав Иванович Колосков выделил для Арутюнова билеты в vip-зону, где сидели не только боссы ФИФА, но даже президент Франции. Сергей Артемович в прямом смысле этого слова оказался в самом центре чемпионата мира. Когда мы виделись с ним в перерывах между играми, в его глазах дрожали слезы счастья.

– Кто бы мог подумать, что я буду смотреть игру вот так – бок о бок с главными людьми мировой футбольной элиты. И где? В Париже! Ах, это похоже на сон, который никогда не осмеливался сниться мне, потому что он слишком невероятен. И вот сон стал явью. Ты не представляешь, как я счастлив, что дожил до этих дней. Ну а теперь и умирать не жалко.

– Что вы говорите, Сергей Артемович! Как вы можете говорить такое! Теперь-то, посмотрев на мир, на его лучшую сторону, вы обязаны прожить еще сто лет.

Он прожил в Париже толькомесяц, но для него это был целыймесяц, если не целая новая жизнь,наполненная непередаваемыми впечатлениями и ощущениями. Мне доставляло несказанное удовольствие делать Арутюнову небольшие подарки, но хотелось чего-то более значительного. Какая-то мысль зрела во мне, однако я никак не мог ухватить ее, распознать, чтобы позволить ей осуществиться.

И вдруг меня осенило: Арутюнову, пока он находится в Париже, надо дать грамоту от ФИФА. Что может быть проще для этой именитой организации? Бумажка! Но сколько она значит для профессионала.

– Вячеслав Иванович, – позвонил я Колоскову. – А не могли бы вы договориться, чтобы ФИФА наградила Арутюнова грамотой? Он ведь пятьдесят лет на тренерской работе. Это не шутка. И футболистов прекрасных подготовил. Сергей Артемович вполне заслужил такую награду. Ему исполнилось семьдесят пять лет, и грамота была бы прекрасным подарком.

– Хорошая мысль, Алик. Думаю, это вполне осуществимо. Ты попроси Арутюнова составить список игроков, которых он подготовил в сборную страны...

И мы с Сергеем Артемовичем подготовили список. Получилась внушительная бумага, где перечислялось более пятидесяти известных имен, среди которых были Красницкий, Пшеничников, Исаков, Солоха, Доценко, Бекташев...

Блаттер услышал о нашей просьбе, прочитал этот список и всплеснул руками.

–Грамоту от ФИФА? Вы с ума сошли! Можно ли давать такому человеку грамоту, когда он заслуживает ордена!

Мне казалось, что я взлетел на седьмое небо от охватившей меня радости. Хоть что-то мне удалось сделать для моего тренера. Когда Сергей Артемович узнал о награде, он чуть не потерял дар речи.

– Мне? Орден от ФИФА!

Казалось, только теперь этот весьма почтенных лет человек, всю жизнь отдавший футболу и подготовивший в ряды наших команд блистательных футболистов, осознал всю значимость своей работы. Он любил футбол, обожал игроков, и тренерская работа была для него естественным делом. Он не ждал ни наград, ни благодарностей. Хорошая игра и была для него лучшей наградой. Советский Союз, к сожалению, не был щедр на похвалу. И вот здесь, в Париже, в чужой стране, крупнейшие люди мирового футбола оценили его тренерскую работу самым высоким образом.

Золотая медаль! Ее вручали в торжественной обстановке, и Сергей Артемович не мог скрыть волнения.

– Алик, ты дал мне вторую жизнь, – сказал он, когда мы выходили из зала.

Глава 11

Полицейская наковальня

Французская полиция следила за мной постоянно и не скрывала этого. Куда бы я ни направлялся, всюду по пятам шла полиция. В преследовавшей меня группе было человек пять – десять. Я не оговорился, употребив слово «преследовавшая», потому что это невозможно назвать иначе. Они, не скрываясь, ездили за мной на машинах и ходили пешком. Иногда вдруг начинали играть в кошки-мышки: увидев, что я бросил взгляд в их сторону, прятались за столбы, каждый из которых вдвое тоньше любого человека. Я понимаю, что они целенаправленно давили на психику, но как же нелегко выдержать такое давление! Бывало, я останавливался поговорить по телефону, услышав звонок мобильника, и в ту же секунду рядом возникал кто-нибудь «из них», пристраивался в метре от меня и делал вид, что считает птиц в небе. Я понимал, что такое внимание к моей персоне не случайно – за мной уже тянулся широкий след «порочности»: меня выдворили из Канн и Монте-Карло, прилюдно заковывали в наручники, регулярно публиковали статьи, рисовавшие меня чудовищем и непременно упоминавшие о моих судимостях в советское время. Нет никакого сомнения, что я состоял у них на учете. Я не понравился спецслужбам Германии и Монте-Карло, и французы, похоже, желали создать такую атмосферу вокруг меня, чтобы я сам уехал, не дожидаясь какого-нибудь формального повода.

– У вас «черные» деньги, – заявляли они мне. И это был гарантированный знак того, что рано или поздно полиция попытается выкрутить мне руки.