Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

В том же 1934 году «Тихий Дон»» как литературный шедевр, вызывает сенсацию в Софии, Варшаве и Нью-Йорке… Кстати, в США роман вышел с рекламой: «Тихий Дон» подобен «Войне и миру» Толстого». М. Горький». (Из интервью газете «Дейли геральд». 5.4.1934, Лондон), но радетели прославленных заокеанских свобод также вырубили 115 «опасных» страниц романа о русском царе, о мятежном генерале Корнилове, о самоубийстве атамана Каледина, об интервентах…

Коммунистическая и прогрессивная пресса Запада и Востока сразу же заметила и по достоинству оценила «Тихий Дон». Самая первая статья в зарубежной прессе принадлежит коммунисту Беле Иллешу (жури. «100 %» – орган Компартии Венгрии, Будапешт, 1929, март, № 3), в которой обоснованно было сказано, что в Советской России появился выдающийся талант, сумевший в своем эпосе отобразить «революцию в целом, от мира старого до социалистического». Бела Иллеш в этой же статье впервые называет Шолохова «новым Толстым», и это определение Шолохова вскоре было подхвачено многими зарубежными критиками и писателями.

Видимо, и этим объясняется тот факт, что на книжных рынках Европы и США, в библиотеках, среди читателей-пролетариев, студенчества и интеллигенции эпопея «Тихий Дон» с 1930 года потеснила даже такие знаменитые произведения, как «Жан Кристоф» Р. Роллана, «Сага о Форсайтах» Д. Голсуорси, «Семья Тибо» Роже Мартена дю Тара.

Выступления буржуазной прессы были противоречивы. Одни критики, предвзято умалчивая о художественных достоинствах романа, именовали «Тихий Дон» большевистским, агитационным и социально опасным. Другие – а таких было большинство – называли роман классическим. Коммунистическая и прогрессивная пресса Запада и Востока с 1930 года пропагандировала «Тихий Дон» как новинку пролетарской литературы, как великий эпос пролетарской революции.

Редакция коммунистического журнала «Линкскурве» (Берлин, 1929, № 3) дала блестящую оценку шолоховской эпопее в соотнесении с лучшими произведениями советской литературы и русской классикой, и эта оценка прозвучала своеобразным ответом всем тем критикам-рапповцам, которые на родине писателя, в Советском Союзе, именовали Михаила Шолохова «попутчиком» и «не пролетарским писателем» (жури. «На литературном посту», М., ред. Л. Авербах), «реакционным романтиком» («На подъеме», Ростов-на-Дону).

«…И то, что в известных уже произведениях молодых русских прозаиков («Разгром» Фадеева, «Бруски» Панферова, новеллы и повести Иванова и Бабеля) часто еще только намечалось, было еще зародышем, – писал Фр. Вайскопф, – новый угол зрения, обращение к проблеме с совершенно неожиданной, новой стороны, сила художественного отображения, – все это в романе Шолохова получило уже свое полное развитие. Величием своего замысла, многогранностью жизни, проникновенностью воплощения «Тихий Дон» напоминает «Войну и мир» Льва Толстого».

1929–1935 годы приносят молодому Шолохову всемирную известность и славу нового Толстого!

В чем же тайна столь блистательного успеха «Тихого Дона»? В чем величие Михаила Шолохова-писателя?

Каждый человек, читая и перечитывая «Тихий Дон», испытал и испытывает огромное эстетическое наслаждение и очарование от волнующей сопричастности к главным героям романа – к Григорию и Аксинье, к Наталье и Ильиничне, ко всем событиям, отраженным в романе, и это художественное воздействие Шолохова, как писателя, неотразимо для уже нескольких поколений читателей «Тихого Дона» во всех странах мира.

Так в чем же секрет, в чем же тайна Шолохова и его «Тихого Дона»?

Прежде всего – в гениальности, партийности и народности таланта Шолохова. Этот огромный художественный талант открыл нам

А. Серафимович еще в предисловии к «Донским рассказам», высоко оценив национальную самобытность Михаила Шолохова.

Однако в романе «Тихий Дон» М. Шолохов продемонстрировал перед читателями поразительный бросок вперед в творческом росте и возмужании. Этот расцвет таланта, развернувшийся в «Тихом Доне», действительно удивил мир!

В «Тихом Доне» Михаил Шолохов предстал перед читателями как могучий писатель-новатор в стиле, в проблематике, в изображении народа и революции, в развитии лучших традиций русской классики на новом этапе ее развития.

В 23 года Михаил Шолохов создал свой самобытный и неповторимый стиль, свой поэтический язык, столь богатый метафористичностью, явил миру свою особенную интонацию и музыкальность строя своего слога, открыв в «Тихом Доне» так изумившее миллионы читателей свое, шолоховское ви́дение Человека, общества и мира Природы в их естественном бытии, движении и перспективе.

Именно эта национальная самобытность стиля, чрезвычайная оригинальность таланта так изумила всех читателей и сразу же поставила Михаила Шолохова рядом с гигантами русской классики – Пушкиным и Гоголем, Достоевским и Толстым и еще живым Максимом Горьким.

Но величие Михаила Шолохова состоит еще и в том, что он в «Тихом Доне» проявил себя как человек ленинской принципиальности, великой личной смелости и огромной прозорливости.

Как известно, объектом своего романа Шолохов избрал донское казачество, о котором к середине 20-х годов в Москве и в Ростове было издано немало книг историков, а за рубежом – мемуаров белых эмигрантов. Михаил Шолохов хорошо знал всю эту литературу.

Важно отметить, что в трудах историков: Н. Янчевского, в сборниках «Пролетарская революция на Дону» под редакцией А. Френкеля, в хрестоматии «Гражданская война в России» С. Пионтковского (Москва, 1925), в книге Ивана Калинина «Русская Вандея» (1925), в неопубликованной, но имеющейся в архивах «Вандее российской революции» С. Сырцова (быв. председателя Донбюро РКП(б) в 1919 г., члена ГВС Южного фронта и начальника Гражданупра Дона) казачество рассматривалось не в классовой дифференциации, а как сословный монолит, как сплошь контрреволюционная каста, как «русская Вандея»!

И позже, в 30-е годы, в трудах историков М. Корчина, Б. Лунина (Ростов-на-Дону), в I томе «Истории гражданской войны» (Москва, 1935) также односторонне казачество оценивалось как «исконное орудие русского империализма»– это был тезис И.В. Сталина (журн. «Революционный фронт», 1921, № 1), который активно пропагандировался всеми историками.

И вот молодой писатель, тогда еще беспартийный, Михаил Шолохов, не вступая в полемику ни с кем из названных авторов, но руководствуясь ленинской оценкой пролетарской революции и участия в ней народных крестьянских масс, дает в своем романе «Тихий Дон» образец философского исследования, художественного обобщения и эпически трагедийного воплощения всех сложных и трудных проблем донского казачества с единственно верных классовых позиций, явив нам пример строгого историзма и беспощадной правдивости.

Чтобы это сделать, надо было быть не только гениальным художником, но и гениальной личностью, человеком, который смог смело противопоставить свой «Тихий Дон» уже общепринятым, но ошибочным взглядам в вопросах истории, в частности в оценке роли донского казачества в революции и гражданской войне.

В годы, когда Михаил Шолохов писал первые книги «Тихого Дона» (1926–1927), партия вела титаническую борьбу против троцкизма. Одним из важнейших вопросов, которые в то время теоретически ставились, защищались и практически решались Центральным Комитетом партии, был вопрос о союзе рабочего класса с трудовым крестьянством. Известно, что Троцкий, не признававший крестьянство как возможного союзника пролетариата еще с дореволюционных лет, в 1919 году свою «теорию» пытался было доказать на практике. Вместе с председателем Донбюро РКП(б) С. Сырцовым и другими Троцкий оказался организатором «расказачивания Дона», которое обернулось трагедией для казаков, открывших в январе 1919 года свой фронт и братавшихся с Красной Армией.

Суть трагедии заключалась в том, что казачьи полки открыли свой фронт навстречу Красной Армии в ответ на воззвания – листовку Донбюро РКП(б) (декабрь, 1918) и Воззвание Реввоенсовета Республики от 31 декабря 1918 года, в которых всем, кто сложит оружие, были гарантированы жизнь, мирный труд или вступление в ряды Красной Армии.