Мэрилин Монро. Тайная жизнь самой известной женщины в мире

В это же время Глэдис начала носить все белое — белые чулки и белые туфли, как будто была медсестрой. Она никогда не объясняла, почему это делает. Много лет ее родные пытались понять причину, но так и не смогли. Возможно, Глэдис идеализировала медсестер, с которыми познакомилась в лечебнице, и думала, что они живут хорошо и правильно. В конце концов, они были свободны и могли уехать из лечебницы в конце дня и быть с теми, кого они любят, в то время как она и остальные пациенты должны были оставаться взаперти. А возможно, она видела в медсестрах сильных и властных личностей — какой она так никогда и не стала. Сразу после выхода из больницы она начала наниматься на временную работу в лечебницах. Норму Джин смущало, что ее мать старается устроиться на работу, чтобы присматривать за другими людьми. Однако некоторые, например Дора, надеялись, что Глэдис, добившись того, чего ей так хотелось — свободы, — станет практикующей медсестрой.

Обращение Глэдис к Норме Джин

В декабре 1945 года Джим Догерти приехал на Рождество в отпуск. Его не было дома целых восемнадцать месяцев. За это время их отношения с Нормой Джин претерпели существенные изменения, и он понял это уже в тот момент, когда она встретила его на вокзале. «Она опоздала на целый час, — вспоминал он. — В свое оправдание она сказала мне, что у нее была срочная работа моделью, и это совсем не наполнило меня счастьем. Она обняла и поцеловала меня, но это было сделано несколько отстраненно. До возвращения на корабль у меня оставалось две недели, но за это время мы провели вместе не больше трех-четырех вечеров. Она была сильно занята в модельном бизнесе, зарабатывая очень хорошие деньги. Я впервые столкнулся с ее амбициями».

Норма Джин еще не была готова расстаться с Джимом. Она все еще надеялась, как однажды утром она проснется и увидит, что он изменил свое отношение к ее карьере. «Да, да, да! — говорил он ей в ее мечтах. — Мне это нравится! Я тебя понимаю. Да, да, я одобряю твою карьеру!» Возможно, она надеялась на такую реакцию, когда показывала ему свои последние фотографии, сделанные довольно известным фотографом по имени Андре де Диенез. Она надеялась, что они понравятся Джиму, — ведь она знала, что снимки получились очень хорошими, — и, возможно, они могли бы убедить его, что она нашла свое призвание. Она также показала ему некоторые из многочисленных журнальных обложек, на которых в последнее время красовались ее изображения. Она сделала альбом с вырезками, который также гордо показала Джиму, рассказывая ему, где и по какому поводу была сделана та или иная фотография. К этому времени она сделала великолепные снимки в купальных костюмах — наверно, она понимала, что эти кадры его не слишком обрадуют. Все вместе производило ошеломляющий эффект даже на нее саму. Кого угодно удивит, на скольких обложках журналов она сумела появиться за такой короткий срок, так неужели ее муж не будет поражен ее достижениями? Неужели он не захочет, чтобы она продолжала свое дело? Неужели он не захочет, чтобы она... была счастливой?

«Я понял, что она постепенно превращалась в совершенно другого человека, — вспоминал он позднее. — Она показывала мне свои снимки, свои новые платья и туфли — как будто мне это было интересно. Она гордилась своей новообретенной популярностью в «Синей книге» и ожидала, что я буду радоваться этому». Равнодушие Джима не способствовало укреплению их отношений. Норма Джин была разочарована и не могла понять, почему он не хочет по крайней мере попытаться сделать вид, что он счастлив и рад за нее.

Джим чувствовал, что ему нужно остаться с женой наедине, чтобы поговорить с ней и убедить ее уступить его желаниям и оставить карьеру ради сохранения семьи. Он решил, что им надо вдвоем поехать в Орегон и навестить Глэдис в доме ее тети Доры. Норма Джин согласилась, но весьма неохотно. Она знала, что ей надо повидать мать, но она также помнила, что каждый раз, когда возникала такая необходимость, ей приходилось жалеть об этом. Возможно также, что она испытывала двойственные чувства относительно столь долгой поездки вдвоем с мужем, тем более что отношения у них в то время не клеились.

Если верить Джиму, визит был не особенно удачным. «При первой встрече с Глэдис я испытал легкий шок, — вспоминал он позднее. — Казалось, она совсем не замечала меня. Ее сознание было где-то далеко, она явно не понимала, что происходит». Джим также был удивлен тем, насколько похожи оказались Глэдис и Норма Джин. «Можно было точно сказать, какой будет Норма Джин, когда доживет до возраста ее матери. Глэдис была симпатичной женщиной. При хорошей прическе и макияже она бы выглядела просто великолепно...»

Когда они с Нормой Джин вошли в комнату, Глэдис сидела, выпрямившись, в плетеном кресле и казалась совершенно равнодушной к происходящему. На ней были белые нейлоновое платье и блуза, белые чулки и туфли — ее униформа «медсестры». Норма встала на колени в ногах матери и взяла ее тонкие руки в свои. Она пристально смотрела в ее отсутствующие глаза, пытаясь угадать, что она думает, что чувствует, глядя на нее.

«Как ты, мама? Ты рада быть наконец на свободе?» — осторожно спросила она ее.

Глэдис рассеянно улыбнулась.

Все еще стоя на коленях перед матерью, Норма Джин попыталась заполнить окружившую их глухую тишину, рассказывая о последней поездке к Бернис. «Она ждет не дождется минуты, когда сможет повидаться с тобой, мама», — сказала она Глэдис. Однако Норма Джин могла говорить все, что угодно, Глэдис ничего не интересовало. «Мама, пожалуйста», — сказала Норма Джин, пытаясь найти на лице Глэдис хоть какой-нибудь отблеск эмоций. Глэдис не реагировала. Затем, внезапно, Глэдис сжала руки Нормы Джин, наклонилась и прошептала ей на ухо: «Я хочу приехать к тебе и жить с тобой, Норма Джин».

Норма Джин пораженно смотрела на нее. Она не знала, что ответить. Это было последнее, что она ожидала услышать. Она готовилась оставить старую жизнь, свой брак, позади и надеялась открыть новую страницу своей жизни, сделать карьеру. Жизнь с Глэдис налагала огромную ответственность. Без сомнения, если бы раньше у них были хорошие, добрые отношения, она бы с большим желанием согласилась взвалить на себя это бремя. Однако перед ней была женщина, которую она почти не знала, женщина непонятная и непредсказуемая. Тем не менее это была ее мать. На глаза Нормы Джин навернулись слезы. Она выпустила руки Глэдис и встала. «Нам надо идти, мама, — сказала она, схватив пальто и бросив на Джима отчаянный взгляд. — Я оставлю тебе адрес и телефон тети Анны, чтобы ты знала, как нас найти. Звони мне в любое время». По ее лицу текли слезы. Затем она наклонилась и поцеловала Глэдис в лоб. Глэдис никак не отреагировала на это. Джим и Норма Джин поднялись и ушли.

Возвращение в Лос-Анджелес прошло спокойно, Норма Джин погрузилась в свои размышления и выглядела очень несчастной. Конечно, поездка прошла совсем не так, как планировал Джим. Ему так и не выпала возможность поговорить с Нормой Джин о его беспокойстве по поводу их брака и ее карьеры. Однако, когда они вернулись к тете Ане, он все же начал этот разговор. «С меня хватит этого модельного бизнеса, — сказал он Норме Джин, вылезая из машины. — Я больше не намерен это терпеть. Вот что я решил. Когда я приеду сюда в апреле в следующий отпуск, я хочу видеть тебя в нашем доме. И я хочу, чтобы ты взялась за ум, покончила с этими глупостями, а затем мы заведем детей. Ты поняла, Норма Джин?» Она кивала, но не говорила ни слова. Позднее она вспоминала, что в ту ночь у нее так колотилось сердце, что она не могла уснуть до утра. Фотограф дал ей пузырек со снотворным на случай, если она не сможет хорошо выспаться перед фотосессией, но она боялась принимать их.