Письма

[Здесь черновик заканчивается.]

1. Текст работы «Христианское поведение» был впоследствии включен в книгу Льюиса «Просто христианство».

2. Над словом «постоянный» вписано «на всю жизнь». Это и последующие изменения внесены карандашом; сам текст написан чернилами.

3. Исправлено на: «к полному здоровью человека».

4. Исправлено на: «с» [сексом].

5. «Всех» подчеркнуто карандашом.

6. «Постоянной» снова переправлено на «на всю жизнь».

7. «Общественные нормы поведения» — так называлась предыдущая глава книги.

8. «Подробнее раскрыть» заменено на «отстаивать».

9. Льюис предположил, что, если бы аудитория наблюдала не стриптиз, а то, как медленно приподнимается крышка над блюдом с ветчиной, следовало бы заключить, что «с аппетитом у этих людей что-то не в порядке».

10. Город Рено, в штате Невада, славился ускоренной процедурой разводов.

11. «Придерживаться того же мнения, что и Церковь» (лат.).

050 Из письма к Кристоферу Толкину 25 октября 1943

Тополя уже облетели, если не считать нескольких листиков на верхушке; и все-таки здесь у нас еще зелено и листвы полным-полно, несмотря на конец октября. Березки красивы, как никогда: кора снежно-белая под бледно-желтым солнцем, а сохранившиеся еще листочки сияют бледным золотом. В пятницу пришлось заночевать в штабе ГО [1]. Нынче вечером отправляюсь на дружеские посиделки к Льюису, вместе с... Джоу-дом из Джоуд-холла! /*Это имя (Joad of Joad Hall) перекликается с именем одного из персонажей романа К. Грэма «Ветер в ивах» (1908) — мистера Жаба из Жаб-холла (в оригинале Mr. Toad of Toad-Hall). См. тж. письмо №51*/

1. Штаб гражданской обороны северного округа Оксфорда.

051 Из письма к Кристоферу Толкину 27 октября 1943

[С. Э. М. Джоуд, известный благодаря своей радиопрограмме Би-би-си «Мозговой трест» /*Передача, в которой видные политические деятели и специалисты отвечают на вопросы радиослушателей*/, только что опубликовал работу под названием «Возвращение к вере», свидетельство того, что автор от агностицизма вернулся к христианству. Он получил приглашение на ужин к Льюису в Модлин-Колледж.]

В 9 отправился в Модлин, полюбовался на Джоуда. Он во всем (кроме черт лица) не только смахивает на жабу, но и характер у него точь-в-точь, как у мистера Жаба из Жаб-холла; вот теперь я вижу, что автор шутки проницательнее, чем мне казалось. И все же он умен, доброжелателен, и по многим ключевым вопросам наши мнения совпали. Он славится тем, что побывал в России — и преисполнился к ней отвращения. По его словам, «новые города» едва дотягивают до уровня Уиллздена /*Северо-западный пригород Лондона*/, а страна вообще ни до чего не дотягивает. Дескать, садишься ты в поезд, смотришь в окно, потом берешься за книгу, читаешь в течение нескольких часов, снова выглядываешь в окно — а снаружи ничто не говорит о том, что поезд трогался с места!

052 Из письма к Кристоферу Толкину 29 ноября 1943

[Летом 1943 г. Кристофер в возрасте восемнадцати лет был призван в Королевские ВВС Великобритании. В момент написания этого письма он проходил обучение в тренировочном лагере в Манчестере.]

Мои политические убеждения все больше и больше склоняются к Анархии (в философском смысле — разумея отмену контроля, а не усатых заговорщиков с бомбами) или к «неконституционной» Монархии. Я арестовал бы всякого, кто употребляет слово «государство» (в каком-либо ином значении, кроме «неодушевленное королевство Англия и его жители», то, что не обладает ни могуществом, ни правами, ни разумом); и, дав им шанс отречься от заблуждений, казнил бы их, ежели бы продолжали упорствовать! Если бы мы могли вернуться к именам собственным, как бы это пошло на пользу! Правительство — абстрактное существительное, означающее искусство и сам процесс управления; писать это слово с большой буквы или использовать его по отношению к живым людям должно объявить правонарушением. Если бы люди взяли за привычку говорить «совет короля Георга, Уинстон и его банда», как бы это прояснило мысли и приостановило жуткую лавину, увлекающую нас в Кто-то-кратию. Как бы то ни было, Человеку должно изучать что угодно, кроме Человека; а уж самое неподобающее занятие для любого и даже святых (они-то, по крайней мере, соглашались на него с крайней неохотой) — это распоряжаться Другими людьми. На миллион человек не найдется ни одного, кто бы подходил для такой роли, а уж менее всего — те, что к ней стремятся. По крайней мере, проделывается это с очень небольшой группкой людей, отлично знающих, кто их хозяин. Люди Средневековья были абсолютно правы, когда лучшим доводом, какой только мог привести человек в пользу того, чтобы его избрали епископом, считалось nolo episcopari [1]. Дайте мне короля, который интересуется главным образом марками, железными дорогами или скачками; который обладает властью уволить своего визиря (или как бы уж он там ни прозывался), если монарху вдруг не понравился покрой его брюк. И так далее, в том же духе. Но, конечно же, слабое место всего этого, — в конце концов, речь идет лишь о слабом месте всего хорошего и естественного в дурном, испорченном, противоестественном мире, — в том, что оно срабатывает и срабатывало лишь тогда, когда весь мир валял дурака старым, добрым, бездарным, привычным человеку способом. Вздорные, тщеславные греки умудрились выстоять против Ксеркса; однако гнусные инженеры и химики вложили такую силу в Ксерксовы руки и во все государства-муравейники, что у людей порядочных, похоже, никаких шансов не осталось. Все мы пытаемся уподобиться Александру, а, как учит история, именно так Александр и все его военачальники набрались восточного духа. Бедный олух вообразил (или попытался внушить людям), что он — сын Диониса, и умер от пьянства. Та Греция, которую стоило спасать от Персии, все равно погибла, превратилась в нечто вроде Эллады Виши /*«Виши» — общепринятое название фашистского прогитлеровского режима, существо вавшего во Франции во время Второй мировой войны: происходит от названия г. Виши, в ка тором находилось коллаборационистское французское правительство во главе с генералом А. Ф. Петеном. Режиму Виши противостояло движение «Свободная Франция» (с июля 1942 — «Сражающаяся Франция»), созданное генералом Ш. де Голлем, который призывал к продолжению сопротивления врагу.*/, или Эллады Сражающейся (которая вовсе даже и не сражалась), рассуждающую об эллинской чести и эллинской культуре и богатеющую за счет продажи древнего эквивалента сальных открыток. Но особый ужас современного мира состоит в том, что весь он, треклятый, — в одном мешке. И бежать некуда. Подозреваю, что даже несчастные маленькие самоеды питаются консервами, а деревенский репродуктор рассказывает им на ночь сталинские сказочки про Демократию и гадких фашистов, которые едят младенцев и воруют упряжных собачек. Есть во всем этом лишь одна светлая сторона, и это — крепнущая привычка недовольных взрывать фабрики и электростанции; надеюсь, что этот обычай, ныне поощряемый как проявление «патриотизма», со временем войдет в привычку! Да только что с того толку, если привычка эта не распространится по всему миру!

Ну да ладно, всего тебе хорошего, дорогой мой сынок. В темную пору мы родились, в неподходящее (для нас с тобой) время. Утешение одно: в противном случае мы так и не узнали бы и не полюбили бы так сильно все то, что на самом деле любим. Думается мне, только рыба, вынутая из воды, имеет хоть какое-то представление о том, что такое вода. Кроме того, остались же у нас еще наши маленькие мечи. «Не сдамся пред Железною Короной, не отшвырну свой скипетр золоченый» [2]. Задай же оркам жару, забросай их крылатыми словами, hildenæddran (гадюками битвы), острыми стрелами — но только, прежде чем стрелять, хорошенько прицелься.