Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой
Фрейлина Её величества. «Дневник» и воспоминания Анны Вырубовой читать книгу онлайн
Анна Александровна Танеева-Вырубова — ближайшая подруга императрицы Александры Федоровны, наперсница Николая II, любовница Григория Распутина — почти десять лет была тем стержнем, который удерживал русскую монархию у власти. Фрейлина ее величества знала о царской семье все: кто слаб и почему, кто влюблен, кто обманут, кому изменил любовник, а кто припрятал золото монархии... Перед нами предельно откровенная изнанка жизни, череда бесстыдных любовных похождений венценосной семьи русского царя.
Приведено к современной орфографии.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мама поцеловала руку старца, и Папа сказал:
— Подумаю…
А потом тихо прибавил:
— Ты прав, мой мудрый учитель, и будет так, как ты сказал.
А Маленький сказал:
— Папа будет всех любить! — и весело так засмеялся.
Когда Маленький смеется, то Мама говорит:
— Ангелы … [232]
Потом старец сказал:
— C Папой говорить — камни ворочать!
10 января.
По моему мнению Воейков играет скверную игру. Он боится старца, боится меня, вьется, а чуть-что — за спиной гадит.
Старец об этом знает и говорит:
— Он пустой, такие не страшны.
А все же я лично думаю, что Воейков придет с повинной раньше, чем даже старец ожидает. Он не притти не может, потому что у него есть заинтересованность в том, чтобы устроилось дело со шпалами.
23 июня — 13.
Мума [233] в отчаянии: предсказание Петровнушки сбылось, генерал отъехал.
Вчера были у старца. Приехала какая-то из Москвы. Очень изящная, красивая, держит себя независимо. Из купеческих. Из семьи Высоцких. Маша [234] говорит, на ней одних только камней столько, что можно купить особняк на Мойке. Намекнула на особняк, купленный князем Мещерским для этой цыганки. Кстати — говорят, что он готовит да неё что-то вроде Гриппы. Говорят, что он ее выдвигает, как замену старцу.
Старый осел!
Кстати, на какие деньги купили особняк? По имеющимся сведениям, были даны какие-то деньги на газету, и еще на поддержание в провинции «союзников». Кто их разберет! Мутная водица с запахом гнили. И новый пакостник на пакостнике.
Возвращаюсь к москвичке.
Маша говорит:
— Она все время заигрывает со старцем. Видно по поведению — кокотка…
А старец смеется:
— Пускай, — говорит, — попрыгает, накинем узду!
— Однако, — говорит Маша, — нам неудобно. Это так не вяжется с тем, как мы относимся к старцу. Для нас всех он такой светлый, такой святой. А она с ним так пошло затеивает.
Ну и доигралась.
Что у неё было со старцем, я не знаю, Маша, говорит, что он ее лечил от припадков.
Только на днях явилась она. Пришла, когда полный стол молящихся. Вдруг она это врывается, подбегает к старцу и громко так на всю комнату кричит: «Со всеми б… Всех… А теперь вместе молитесь?» Старец взял это ее за руку и крикнул: «На колени! Молись!… И мы за тебя помолимся!» Она еще громче, и его и всех назвала б… Все встрепенулись. Подошла к ней Акулина [235], а она, поганая, ей прямо в лицо плюнула и скверно обозвала. Старец взял со стола соль и сыпнул ей во след с криком: «Уйди, поганая!» Она нейдет. Он ее швырнул, она упала и завыла. Он сказал всем: «Помолитесь за одержимую!» А она что-то крикнула…
Мума [236] не разобрала, только помянула Илиодорушку, ну, и Маму.
Ее вывели. Она арестована.
Старец говорит, хоть она и шпион, все же он думает просить, чтобы к ней не очень строго относились…
Но она сама себя осудила: повесилась в своей одиночной палате.
Больная она или преступница?
Возможно, что и больная.
О ней не пишут, не говорят.
2 августа — 13.
Состояние Мамы очень тяжелое. Она жалуется на то, что ее опять преследуют кошмары. И еще одно неприятно — она начинает бояться своих же людей. После той истории с Зинотти Мама очень изменилась к ней. Почувствовала какой-то страх. Когда у Мамы начинается полоса страха, весь дом в ужасе. Особенно это сказывается на Папе. Тут как-то Мама мне сказала:
— Я знаю, что на нашу охрану тратятся большие суммы. Значит — сотни людей. Но от этого мне не легче, так как именно от них я жду измены. Нас могут поразить не потому, что это им будет нужно, а потому, что Иван сделает это для того, чтобы подвести Степана.
Эта мания преследования подтачивает силы Мамы, и никто, кроме старца, не может ее успокоить.
Мы шли парком. Дорогой шла нищенка. Узнав Маму, опустилась на колени. Мама велела отдать ей кошелек. Не вставая с колен, нищая шепнула:
— Какая же горькая твоя доля!
Мама не сразу ее поняла. Когда мы отошли, Мама опросила:
— Что она сказала?
Я, не желая тревожить Маму, сказала:
— Она сказала, будет молиться за милость.
— А я думаю, что она сказала, что я более неё нуждаюсь в милости.
У Мамы есть это свойство — угадывать слова, которые она не сразу понимает.
Вчера ночью Мама проснулась с криком:
— Что с Маленьким?
Ей почудилось, что его укусила змея. Пришлось вызвать старца. Он полагает, что Маме хорошо было бы поездить. Доктор вполне с ним согласен. Мама сказала:
— Никуда, не поеду, так как старцу с нами ехать нельзя, а без него боюсь остаться.
2 января—14.
Видела вчера эту книжку, присланную в. к. Павлом Александровичем. Называется она: «Царствование Государя Императора Николая Александровича» [237].
Удивительно, как они нетактичны! Кому нужна такая книга? Если бы ее написал какой-нибудь писака из наших, ну хотя бы князь Мещерский, ну, или Пуришкевич, я бы поняла. Всякий по этому делает карьеру.
Но для чего, для чего это нужно?.. И так все просто, так грубо льстиво. Становится стыдно за нашу высшую аристократию.
Она [238] его, Папу, называет «глубоким», «кротким» и «устойчивым, как скала». А еще недавно в салоне Гневной говорили с её слов — «флюгарка с короной», так она называла Папу.
По моему мнению, и первое и второе неверно. Он, Папа, не скала, но и не флюгарка. В нем достаточно если не силы воли, то упрямства, чтобы поставить на своем там, где он считает нужный. И это уже имела возможность испытать семья в. к. Павла Александровича на себе с большим успехом.
Мама говорит:
— Эта книжка, очевидно, имеет политическое значение, но читать ее … [239].
А Папа говорит:
— Книжка не для нас, а для тех, кто знает, как читать.
А по мне, как ни читай — одинаково противно. Тем более, что, по моему усмотрению, она политически еще беднее, чем литературно.
Если бы мы говорили о России, то особа царя неприкосновенна, и никто не станет с ним знакомиться через эту книжку. Ну, а за границей? Там такими сахарными барашками никого не удивишь. Слащаво, неумно.
И старец смеется.:
— Пускай князюшка тешится. Ему это приятно. А до других какое ему дело? Ведь он никак знает, что его все старшим дураком над дураками считают.
А на мой вопрос, как ему книжка нравится, сказал:
— Что на дешевую карточку смотреть, коли лицо живое тут!
И еще прибавил:
— Дураки они, вот что! Папа куда умнее того снимка, что нарисовали.
28 февраля — 14.
Вчера Мама рассказывала, что ее поразил Маленький.
— Каждый раз, когда Маленький бывает у Гневной, это влечет за собой целый ряд неприятных вопросов. Вот и на этот раз Маленький сказал:
— Почему я редко вижу свою бабушку? Я ее очень люблю, и она меня любит.
Мама на него посмотрела при этом, и он закричал и затопал ногами:
— Да, да, любит меня!
Мама говорит: когда Маленький так закричит, то она пугается — такая в нем непокорность и угроза.
— Да, да, любит! — кричал он. — Вчера, когда я играл с Додо, она так целовала мою голову и плакала и говорила: «Милый, милый мальчик!»
А потом Маленький еще спросил:
— Почему бабушка меня жалеет? Я ведь теперь здоров.
И еще много говорил о бабушке, о Гневной.
Потом сказал:
— Вот, няня говорит, что в деревнях всегда бабушки живут вместе и все рассказывают детям сказки. Почему у нас так нельзя?