Кому вершить суд. Повесть о Петре Красикове

Мартов сидел рядом с Засулич, Аксельродом, Потресовым, и по лицу его угадывалось, что он глубоко уязвлен. Петр Ананьевич понимал его состояние и даже сочувствовал ему отчасти. Впрямь ведь у Мартова куда большие заслуги перед социал-демократией, нежели у него, Красикова. В бюро съезда делегатам, считал он, следовало бы избрать Мартова.

Впрочем, после первого заседания покинули «конференц-склад» — так окрестил его Плеханов — и отправились в «социалистический ресторан» (существовали в Брюсселе и такие) в отличном настроении, словно ни у кого не было ни обид, ни огорчений.

И за столом в светлом людном зале ресторана сидели большой уединенной дружной компанией. Пили пиво из высоких тяжелых кружек, с аппетитом поглощали бифштексы. Все изрядно проголодались, Утром было не до еды. Заседать начали в три часа дня. Сейчас каждого из них впору было сажать за стол Гаргантюа…

Вели себя делегаты — все без исключения — весьма миролюбиво. Можно сказать, по-товарищески. Георгий Валентинович, душа общества, никого не терял из виду. Женщин одаривал комплиментами, над близкими друзьями добродушно подшучивал, менее знакомых — те очарованно внимали каждому его слову — подбадривал, вовлекая в общую беседу. Как и остальные редакторы «Искры», он сидел во главе стола. Они, шестеро, выделялись из массы делегатов, легко понимали друг друга. Глядя на этих людей, связанных многими месяцами совместной работы, да и не только, должно быть, редакционными делами, нельзя было и мысли допустить, что существует на свете сила, способная посеять рознь между ними. Правда, угадывалось все же, что тройке «стариков» — Плеханову, Засулич и Аксельроду — проще находить общий язык между собой, чем с «молодыми» — Лениным, Мартовым, Потресовым. Но кто бы мог подумать, что так скоро распадутся обе эти тройки?

Первый гром прогремел уже на следующем заседании. По докладу Оргкомитета было решено не приглашать на съезд заграничную группу «Борьба», стоящую на антиискровских позициях. С этим согласились все. Но вот выступил опоздавший к началу съезда Егоров и заявил, что ему не совсем понятно такое отношение к «Борьбе». Он попросил объявить перерыв для коротких переговоров с членами ОК.

Перерыв был объявлен. Делегаты моментально высыпали на улицу подышать, размяться, покурить. Красиков стоял с Лениным и Плехановым. К ним присоединились Бауман, Гусев, Шотман. Разговорились о товарищах, не попавших на съезд, хотя им более пристало быть здесь, чем иным делегатам, и уж во всяком случае более, чем Рязанову из «Борьбы». Вспомнили покойного Ванеева, сосланного на пять лет в Якутию Бабушкина. Ленин сказал Шотману:

— С ним вы подружились бы. Иван Васильевич тоже ведь питерский рабочий. Жаль, что его нет на съезде. Такие люди партии особенно нужны. Без Рязановых социал-демократия обойдется, а без рабочих — никак. Пролетарская партия не может существовать без рабочих в своих рядах. Не все здесь, к сожалению, это понимают.

Красикова взял под руку Попов-Розанов, докладчик Оргкомитета, делегат от «Южного рабочего», человек чрезмерно словоохотливый, с неприятной манерой тянуть собеседника за пуговицу.

— Вы нам нужны, — сказал он. — Решено провести внеочередное заседание ОК.

— Какое заседание?

— Пойдемте, прошу вас.

У окна в опустевшем «конференц-складе» оживленно беседовали несколько человек. Петр Ананьевич рассмотрел Егорова, дородную Александрову, Королеву, как называли ее между собой члены ОК, бундовца Портного. У Егорова в руке белела бумага. Он шагнул навстречу Красикову:

— Хорошо, что пришли. Будьте любезны сказать, как вы отнесетесь к приглашению Рязанова, скажем, с совещательным голосом?

— Если к вам на чай — возражать не стану.

— Вы изволите острить. А момент очень серьезный. По мнению членов Оргкомитета, здесь должны быть представлены все направления социал-демократии. Трибуна съезда должна быть открыта товарищам…

— Чьим товарищам?

— Нашим. Всем. Не допускать к ней только потому, что кто-то не согласен с «Искрой», недемократично и просто непорядочно.

— Съезд по этому поводу высказался определенно.

— И тем не менее мы от имени ОК намерены настаивать на пересмотре этого решения.

— От вашего имени. Но не от моего.

— Остаться при особом мнении — ваше право. Но воле большинства, товарищ Павлович, придется подчиниться.

— Со вчерашнего дня я подчиняюсь только воле съезда.

— И они еще имеют дерзость говорить о партийной дисциплине! — Александрова не в силах была сдержать раздражения.

Драка из-за «Борьбы» началась давно, когда Оргкомитет обсуждал список организаций и лиц, приглашаемых на съезд. Еще там, в Харькове, Красиков занял непримиримую позицию. Он утверждал, что группа, отвергающая теоретические, тактические и организационные принципы «Искры», может лишь усложнить и без того трудное дело воссоздания партии. Пригласить «Борьбу» на съезд значило бы заведомо идти на риск провала всей работы. Вопреки возражениям «рабочедельцев» и бундовцев ему удалось тогда настоять на исключении «Борьбы» из списка.

После перерыва слово получил Попов и довел до сведения делегатов, что на заседании Оргкомитета только что было постановлено пригласить на съезд с совещательным голосом товарища Рязанова.

Дела Оргкомитета, разумеется, не могли быть безразличны Петру Ананьевичу. Более полугода вся его жизнь, все мысли вращались вокруг ОК, второго после «Искры» учреждения, созданного социал-демократами для возрождения российской партии. И даже здесь, в Брюсселе, он весьма ревниво воспринимал отношение товарищей к плодам работы ОК. Но со вчерашнего дня, когда с открытием съезда члены Оргкомитета сделались просто делегатами, стремиться навязать съезду волю прекратившего свое существование ОК, особенно если эта воля противоречила решению большинства делегатов, было, по его мнению, опасным давлением группы лиц на съезд. Тем более что группа эта состояла преимущественно из противников «Искры».

— Позвольте мне? — шепнул он Плеханову. Георгий Валентинович согласно кивнул, и Красиков поднялся:

— Я должен выразить свое недоумение. Я — член Оргкомитета и вместе с тем делегат Киевского комитета. В моей душе борются два голоса… Заменить «Борьбу» Рязановым — значит произвести давление на съезд. Я спрашиваю, имеет ли право Оргкомитет выходить из роли подотчетного лица и, как коллегия, выносить решения после своего доклада?

Он оглянулся на Ленина и по его глазам понял: эти слова должны удовлетворить искряков. Речь его, однако, не всем пришлась по вкусу. К столу выбежал Егоров и заявил о нарушении товарищем Павловичем партийной дисциплины. Съезд раскололся. Негодующие выкрики тонули в злом смехе. Георгий Валентинович рассерженно заговорил:

— Если я не остановил товарища Павловича, то вина падает на меня, как на председателя. Но я потому не остановил товарища Павловича, что не видел в его словах нарушения дисциплины… Я спрашиваю… находит ли съезд, что он, по отношению к Организационному комитету, есть низшая инстанция? Нет, съезд есть самая высшая партийная инстанция, и товарищ Павлович, доложив съезду этот инцидент, ни в коем случае не нарушил партийной дисциплины. — Делегаты зааплодировали. — И вот я вижу, что большинство товарищей разделяет мое мнение.

Казалось, повода для полемики больше нет. Но бундовцы, «рабочедельцы» и их союзники (выяснилось, были они и в среде искряков) не угомонились. К столу бюро опять выходили Попов, Егоров, вновь и вновь раздавались иронические реплики с мест. Кто-то определенно поставил своей целью возбудить рознь между делегатами.

Слова попросил Владимир Ильич:

— Я не могу согласиться с товарищем Егоровым. Именно он нарушил устав съезда… Я не сомневаюсь в существовании Организационного комитета, как не сомневаюсь в существовании организации «Искры». У нее есть также своя организация и свой устав. Но, как только был доложен устав съезда, с ее стороны было заявлено ее делегатам, что они имеют полную свободу действий на съезде.