Я – доброволец СС. Берсерк Гитлера

— Очень мило с твоей стороны помочь моим ребятам с продовольствием, — сказал командир с дружелюбной улыбкой на пыльном лице и протянул купюру со словами: — Сдачи не надо!

Нахальный хозяин открыл дверь нашему командиру, назвал его «Oberst » и мило прохрипел «Хайль Гитлер», хотя при этом недобро косился в нашу сторону.

Мы сложили оставшийся хлеб и сосиски в наши ранцы, перепрыгнули через прилавок и направились к двери, не глядя на хозяина. Уже в дверях Линденау обернулся, нашел милую белую визитную карточку в своем поношенном кошельке и передал ее бакалейщику:

— Когда русские вернутся в свои горы, вы или ваши наследники смогут отправить мне счет. До свиданья!

Он подставил ногу бакалейщику и с такой силой толкнул его в жирное пузо, что тот с грохотом рухнул на пол, а потом вышел и так хлопнул дверью, что дверное окно разлетелось на кусочки.

Остальные жители исчезли, вероятно, в поисках убежища, пока наши противотанковые орудия и бронетранспортеры занимали позиции. Теперь город действительно превратился в линию фронта. Не хватало только разрушений! Домики были целы и опрятны, но явно ненадолго.

Троим из нас приказали выдвинуться вперед и вести наблюдение, чтобы мы могли заметить приближение русских. Они медлили по какой-то причине, потому что иначе они давно были бы здесь. Мы нашли прекрасное место в канаве в тени дубов. Это было уже за деревней, но тем не менее вокруг стояло множество очень милых семейных домов, причем с той стороны, откуда должен прийти враг. Мы лежали, болтая обо всем на свете, особенно о скупердяе из лавки, жевали сосиски с хлебом, пристально глядя на дорогу. Хорошо было вот так лежать какое-то время в тишине и спокойствии и наслаждаться теплом весны. Где-то вдалеке слышались грохот и лязг, но именно здесь было спокойно и приятно.

Краус пристально смотрел на поворот дороги примерно в 400 метрах от нас. Вдруг он заморгал и помотал головой.

— Что за идиот едет сюда на велосипеде? — сказал он.

Мы втроем уставились туда же, онемев от изумления. В самом деле, кто-то ехал на велосипеде, что было крайне неосторожно, человек совершенно не думал о том, что эта дорога в любую секунду может быть обстреляна артиллерией или пулеметами. Велосипед вилял из одной стороны дороги в другую. Или велосипедист был новичком, или пьян, более вероятно последнее, так как, скорее всего, по этой причине он игнорировал опасность. Ну, это уж было слишком! Воскресный велосипедист на ничейной земле! Должно быть, он и сумасшедший, и пьяный одновременно.

Так это же иван! Когда он оказался в 60–70 метрах от нас, мы смогли рассмотреть его. Неудивительно, что он так плохо управлял велосипедом. Вероятно, это был его первый опыт езды на велосипеде, в Советской России только герои-стахановцы могли позволить себе такую роскошь. Ярко освещенный солнцем, он раскачивался на дамском велосипеде, забросив автомат за спину, на боку у него висела полевая сумка. Русский наслаждался видом аккуратных домиков и хорошо ухоженных садов, которые никогда не видел дома в России. Было стыдно разрушать идиллию, но эта полевая сумка интересовала нас, так как в ней могли находиться важные документы.

Итак, его жизнь оборвалась ради спасения других. Бедный русский, как и многие его соотечественники, безобидный и добрый, когда жестокие правители не гонят его на войну. Первая в его жизни поездка на велосипеде была безжалостно оборвана, так как он поехал в неправильном направлении. Когда автоматные пули изрешетили его, русский упал с велосипеда. Затем на мгновение он приподнялся, через силу потянул ремень сумки мертвой рукой и снова рухнул. Лужа свежей крови растеклась по асфальту.

Краус побежал назад с полевой сумкой русского, чтобы передать ее командиру роты для дальнейшей отправки в штаб дивизии. Прежде чем он успел вернуться к нам, большевики атаковали деревню. Они нанесли удар с юга, во фланг. Теперь нам следовало бы поскорее вернуться к роте, прежде чем нас отрежут от нее. Мы перескочили через дорогу, в кювет на другой стороне, где мы были лучше прикрыты от обстрела, так как сейчас пули летели и в нашу сторону. Мы побежали вдоль канавы назад в деревню, где разгорался бой. Рота упорно оборонялась, но в конце концов не смогла устоять против русских танков и артиллерии, потому что атакующие, несмотря на тяжелые потери, упрямо двигались дальше.

Бои шли за каждый дом, мы перебегали через открытые сады, прятались за углами домов, чтобы дать несколько прощальных очередей в солдат Красной Армии, но были вынуждены прекратить эту смертельную игру в прятки и отступить на северо-запад, где лес снова укрыл наше маленькое подразделение. Сталинские танки смогли проехать еще немного дальше на запад на шоссе.

Поступил приказ, что мы должны любой ценой отбить деревню и примыкающий участок дороги. Прибыли три «Королевских тигра», так как нам обязательно требовалась поддержка. Если бы они не появились, контратака, скорее всего, даже не началась бы. Мы находились на грани полного физического и морального истощения.

Все надежды остановить Красную Армию на пороге Берлина и наладить сотрудничество с Западом развеялись. Фактически мы были уже в самом Берлине и могли видеть желтые и сине-красные поезда столичного метро, валявшиеся неподалеку. Они лежали под насыпью, развалившись на куски. Снова и снова мы видели железнодорожные станции с названиями, которые были связаны с Берлином. «Commerz-Bank», «Lokal-Anzeiger» и «Berliner Morgenpost». Это было чрезвычайно угнетающе. Все больше и больше обшарпанных стен со словами «Berlin bleibt Deutsch! » смотрели на нас. Но теперь мы начали спрашивать себя с отчаянием в сердце: «А действительно ли Берлин останется немецким?» Последней нашей надеждой оставался обергруппенфюрер Штайнер и его северная армия, которая, как нам сказали, была уже на полпути к городу, чтобы помочь нам.

В сумерках мы двинулись в пригород, который уже пылал. Прежде чем большевики успели организовать оборону, мы атаковали их с неизвестно откуда взявшейся энергией и яростью, скорее всего, ее придало нам присутствие «Королевских тигров». С убийственной решимостью мы открыли огонь по русским из всех стволов. Между прочим, они уже расположились на ночь, чувствуя себя в полной безопасности, и водка лилась рекой. Они были пьяны, причем кое-кто даже после смерти не выпускал из рук бутылку. Тех, кто попытался скрыться в темноте, мы легко переловили. Большинство русских гибли под пулеметным огнем и от разрывов ручных гранат, едва они возникали, словно черные тени, на фоне огня в пылающем здании. Мы отбили пригород.

Вместе с Линденау мы снова зашли в бакалейную лавку. На железном заборе висело толстое бесформенное тело, это был хозяин. Большевики связали ему руки и приколотили гвоздями к столбам.

— Я сэкономил там немного денег, — шептал хрипло Линденау.

Я отвернулся, и меня вырвало. Все оставшиеся жители были мертвы, кроме одного человека.

Единственной, кому «повезло» спастись, была 40-летняя женщина, смертельно подорванная на одном из наших снарядов. Она оказалась посреди толпы русских солдат, которые начали удовлетворять свои животные инстинкты. Ради чего она осталась, в то время как большинство жителей сбежало? У нее был муж, числившийся «пропавшим без вести» под Сталинградом, поэтому она решила остаться и встретить Красную Армию, надеясь рано или поздно встретиться с ним, так как он мог остаться жив и попасть в плен. Но теперь она лежала, умирая, и это было самое лучшее, что могло произойти с ней, так как иначе ей пришлось бы доживать, изуродованной массовым насилием, медленно умирая от сибирского сифилиса.

Мы быстро организовывали оборону. Вскоре небольшая колонна грузовиков, набитых ничего не подозревающими русскими, подъехала с востока. Мы пропустили автомобили и позволили им довольно далеко проехать по главной улице. Затем в течение нескольких минут мы расстреливали машины из пулеметов и автоматов. Они мотались в разные стороны, налетали на стены и заборы, сталкивались между собой и переворачивались. Мы продолжали стрелять, до тех пор пока не прекратилось всякое движение в этом хаосе и не стих последний крик боли. Точно так же фаустпатронами были сожжены три танка «Иосиф Сталин», и лишь после этого большевики разобрались в ситуации. В течение ночи нам пришлось почти непрерывно отбивать атаки, но теперь мы лишились поддержки «Королевских тигров» и были вынуждены отступить.