Никола Тесла. Безумный гений

– Выходит, у вас с французскими управляющими одинаковое чувство юмора…

– Что?! Ну-ка объяснитесь!

Никола немного возвысил голос:

– Мистер Эдисон, мы с вами слуги прогресса, а значит, люди чести. Если вы не поймете эту, в общем-то, простую мысль, ваша репутация останется единственным вашим стоящим изобретением.

– Знаете, что я вам скажу, мистер! Вы только что договорились до увольнения!

– Увольнения?! – С губ Николы против воли сорвался резкий смешок. – Вы вообразили, что я захочу здесь остаться? Я только что преподнес вам бесценный дар! Нарисовал его для вас на листе бумаги! Но на что он вам?!

Тесла приблизился к Боссу настолько, что мог коснуться ладонью его широкой груди.

– Ваша репутация – обман! Ваше величие украдено у других!

С этими словами он вышел из мастерской.

Ошеломленный Эдисон молча проводил его взглядом.

Немыслимо! Босс не смел поверить нежданному везению. Этот наивный теленок смылся сам! И не стоил ему ни гроша! Босс, прищурившись, поглядел на кульман, на котором красовалась оставленная Николой схема так называемого «индукционного двигателя». Изобретатель напряженно всматривался в линии чертежа, пока у него не зарябило в глазах.

Высокомерный ублюдок!

Эдисон сорвал рисунок с кульмана, скомкал и швырнул в ближайшую корзину для мусора, где тому было самое место. Ночью уборщики сожгут его вместе с прочим хламом. А поскольку они вот-вот подойдут, Босс может спокойно отправляться в свою манхэттенскую квартиру, не утруждая себя запиранием дверей.

Короткая прогулка помогла Эдисону вернуть утраченное душевное равновесие. В квартире у изобретателя был личный телефон, и он решил, что первым делом позвонит жене, предупредит ее, что остался ночевать в Нью-Йорке, а потом в очередной раз доверится целительной силе фирменной настойки своей матушки. Испытанному средству было под силу утихомирить любую бурю у него в животе. Старая миссис Эдисон знала толк в таких вещах.

* * *

В небе уже зажглись первые лучи нового дня, а Никола все не мог отойти от обиды и гнева. Всю ночь он машинально брел куда глаза глядят, пока не оказался на ступенях Нью-йоркской фондовой биржи.

Тесла оглядел фасады окрестных зданий – по большей части трех– или пятиэтажных, из красного кирпича или серебристого новоанглийского гранита, задерживаясь взглядом на каждой крыше. С перекрещенных деревянных балок свисали лианы проводов: электрический кабель, телефонный, телеграфный и бог весть какой еще; повешенные без всякой системы, провода переплетались друг с другом. За ними никто не следил. Прославленный на весь мир символ финансовой мощи был коронован венцом искрящих проводов.

Изоляции во многих опасных местах, почитай, не было вовсе, так что короткое замыкание и пожар могли случиться в любую минуту. Даже здесь, в сердце величайшего американского города, на крышах прекраснейших его зданий тут и там виднелись змеиные гнезда перепутанного кабеля, скорбные свидетельства человеческого невежества. Возможно, Эдисон был в чем-то прав, утверждая, что общество не доросло до энергии высоких мощностей.

Что с этим делать, было для Теслы настоящей загадкой. Самый простой и очевидный ответ гласил: неустанно просвещать публику во всем, что касается электричества. Даже малых мощностей постоянного тока хватило бы, чтобы запалить деревянные крыши. Что ж, придется обратить этот хаос в гармонию.

Это была достижимая цель, весьма амбициозная, но вполне подходящая для мира, которым правило тщеславие. В этой привольной и богатой стране Николе Тесле были открыты любые двери – кроме той, что захлопнул перед ним Томас Алва Эдисон, тридцати восьми лет от роду, старше его всего на девять лет, всемирно известный изобретатель и образец делового американца. Никола Тесла, жалкий иммигрант, без году неделя проработавший на Чародея из Менло-парка, позволил себе усомниться в научной ценности его открытий, посмеялся над ним, отказал ему в праве называться человеком чести.

Что же ты с собой сделал?! Никола знал, что это не отец произносит полные горечи слова, что это сам он терзает себя справедливыми упреками, но легче от этого не становилось.

Что ты сделал с нашим добрым именем?! Отец умер. Он умер, но его слова, звучавшие в ушах Николы, по-прежнему жгли, как огонь, и ранили, точно клинки.

Что ты сделал со своим будущим?!

Оставь меня в покое!

Если ты ищешь покоя, почему бы тебе не изгнать демона из собственной души?

Нет никакого демона!

Правда? Значит, она – тоже «видение»? Видение, которое рассказывает тебе о вещах, которые тебе ни за что не выдумать самому?

Никола ускорил шаг, тщетно пытаясь убежать от бури, бушевавшей внутри.

Ты же знаешь, она настоящая, и остальные видения настоящие, ведь они становятся твоими изобретениями! Кем бы ни была эта женщина, она настоящая.

Да. Наверное. Должно быть, так.

В таком случае ее подсказки – приманка. Она пойдет на все, чтобы получить власть над тобой. Видишь, сколь коварен твой демон?

Прекрати! Она надо мной не властна! Прекрати, прошу!

Только ты можешь это прекратить, Никола! Только ты!

Тесла бросился бежать, силясь найти забвение в бешеной гонке. Ноги сами вынесли его к Ист-Ривер. Пробравшись между двумя складами, молодой человек вышел на набережную, сбросил одежду, в одних тонких черных брюках вошел в воду, доплыл до середины реки и повернул обратно.

Какой-то старик на берегу кричал, что здесь нельзя купаться, но Никола сделал вид, что не слышит. Он боролся с течением, рассекал воду мощными, широкими гребками, не жалел сил, надеясь, что с усталостью придет утешение. И это у него почти получилось; на берег Тесла выбрался изможденным и успокоенным.

Даже если, по мнению того старика, купание в этом месте считалось правонарушением, это правонарушение было не таким уж тяжким. По крайней мере, Теслу старик не дождался. Выбравшись из воды, Никола натянул одежду на не успевшее высохнуть тело.

Расстояние от реки до отеля Тесла преодолел почти бегом. Прохожие недоуменно глядели вслед худущему долговязому чудаку в мокром костюме.

Через двадцать минут молодой человек вошел в гостиничный вестибюль. Его одежда так и не просохла до конца, но с нее, по крайней мере, уже не капало, и Николе удалось подняться по лестнице, не привлекая любопытных взглядов. Войдя в комнату, он запер дверь, прижался к ней лбом и облегченно вздохнул: наконец-то дома, в покое и уединении.

– Что ж, ты хотя бы признал, что я настоящая!

Знакомый голос полоснул его, будто ножом. Никола резко обернулся и увидел ее, живую, облеченную в плоть.

Тесла не удивился, не вскрикнул от ужаса, не произнес ни слова. У него накопилось столько вопросов. Где она была? Отчего так долго не приходила? Почему он должен ей верить? Он пообещал себе, что добьется ответов во что бы то ни стало.

И забыл о своем обещании, как только увидел Карину.

– Я знаю, ты не демон… – прошептал Никола. – Но иногда мне начинает казаться, что ты… плод моего больного воображения.

– Ага! Значит, я – вдохновенное безумие гения, – игриво заметила Карина. – Или порождение этого безумия? – Она вплотную приблизилась к Николе, почти касаясь его, но все не касаясь, и увлекла на продавленный диван у окна.

– Я ничего не знаю, – проговорил молодой человек, – кроме одного: я не хочу, чтобы ты уходила.

Карина заставила Николу лечь на бок, лицом к окну.

– Все твои идеи, – нежно прошептала она ему на ухо, – все эти магнитные поля существуют на одном делении шкалы энергии. На одном-единственном делении. Под ним и над ним есть бессчетное число других энергий.

– То, что ты говоришь, для человека непредставимо.

Карина улыбнулась, на миг опустила ресницы и вдруг, к ужасу Николы, начала стремительно стариться. Всего за несколько секунд юная девушка превратилась в сморщенную, высохшую копию самой себя. Ту же самую Карину, только старше лет на сто. «Только молчи, прошу тебя, молчи!» – твердил про себя ошеломленный Никола. Он не желал знать, во что превратился нежный, мелодичный голосок его возлюбленной. Отчаянно стыдясь своей слабости, Тесла тем не менее был от всего сердца благодарен этому жуткому существу за то, что оно так и не заговорило. Вместо этого оно посмотрело Николе в глаза, улыбнулось и протянуло к нему костлявую руку. Сознание Теслы затопил ужас, и он едва почувствовал прикосновение тонких пальцев к своей щеке. Прикосновение столь легкое и стремительное, что все закончилось раньше, чем Тесла успел его по-настоящему ощутить.