И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)

В конце июля - начале августа я устроился подсобным рабочим-учеником на ремонт квартир. В квартире я работал вдвоём с мастером, моим ровесником. Работы было много, а он мне говорил: " Не торопись". Типа: заказчик не разбирается в ремонте, и поэтому он не в состоянии контролировать сроки выполнения ремонтных работ поэтапно, и начальник у мастера профан, не смыслящий в ремонте ничего мешок с деньгами, взявшийся явно не за своё дело; и форма оплаты труда мастера и моего не сдельная, а повремённая, так что по рабочим дням после обеда мы с мастером сразу к работе не приступали, а располагались на час-полтора поспать. Ну не мог же я начать работать самостоятельно, когда мастер хочет поспать, я же ему буду мешать производимым мною шумом, да и что я пока мог делать самостоятельно?! То есть моё желание поработать-подзаработать-научиться чему-то, что может мне пригодиться в дальнейшем, натолкнулось вдруг на неожиданное препятствие в виде саботирующего работу мастера, который меня успокаивал, чтобы я не боялся: ни заказчик, ни профан-начальник не заметят нашего простоя - послеобеденного сна. Но начальник оказался не совсем профан. Он, усомнившись, попросил показать мастера, что сделал он, а что я, и мастер указал на сделанную мной работу как на свою в дополнение к малому объёму проделанной им самим работы. По словам испугавшегося нагоняя мастера работал только он, а от меня толку было мало, почти ноль. Начальник поверил мастеру и прогнал меня, не заплатив ни рубля за десять дней работы. Мне было так обидно, что я упросил начальника, не совсем профана, выслушать меня, чего он не хотел делать. И я сдал своего мастера: что он спит, работает спустя рукава и считает своего шефа дураком, не смыслящим в ремонтных работах, то есть профаном. Мои слова были для начальника-непрофана откровением, они открыли ему глаза на подчинённого ему нерадивого мастера, за что я тут же получил "премию" - тысячу рублей. Так то лучше, но всё равно маловато и жалко потерянного времени и сил. А ещё жалко, что из-за таких вот моих извращённых производственных отношений падал мой авторитет в глазах Ольги, что я могу что-то делать своими руками и головой, вселяло в неё неуверенность во мне. А с Ольгой в отношениях у меня уже с середины лета как напряг. Однажды, выслушивая её истерические претензии ко мне, что я бездельник, когда я лежал на диване днём с правилами дорожного движения в период ожидания мной изготовления мне загранпаспорта, я понял, что с Ольгой я ошибся, что из неё не выйдет поддержки и опоры мне, боевой и учебной подруги, в великом деле, которое я вознамерился совершить - получить высшее образование в Германии, что Ольге для счастья нужно намного меньше и сейчас, потому что она слишком устала жить и работать как скотина, что дух её сломлен. Мне было очень горько осознавать, что я ошибся с вложением средств в проталкивание Ольги туда, куда я стремился сам - к своему счастью. Да, это только счастье по-моему, но не по-её, то есть не на её лад. И вот я понял это, выслушивая укоризну в бездеятельности-безделье, и тут же поймал себя на мысли, что я стал заложником ситуации, ведь плюнуть на Ольгу и уйти от неё мне было некуда, а решиться снимать комнату, ещё раз вкладывая деньги всё от той же проданной мной комнаты, я не мог - я и так много потратил на Ольгу (для меня много), и мне не хватит денег на отъезд. На отъезд в Германию в широком смысле, а не только на дорогу. В момент случившейся с Ольгой истерики и моего прозрения я ещё находился в напряжённом ожидании получения задерживаемого загранпаспорта и опасений, уже присутствующих, что осенью этого года я могу не уехать в Германию по причине задержки загранпаспорта, и меня охватило такое чувство досады. И за раскошéль на Ольгу, и за моё самоуверенное обещание ей, что всё у нас с ней будет хорошо в будущем. Досада на то, что взять вот так просто и отказаться от своего обещания я не могу, ведь не я же, а Ольга разливает скепсис, и моё признание в совершённой мной ошибке в ставке на Ольгу ей в лицо будет моим поражением. И теперь я был не в состоянии отступать от своего плана - деваться мне было некуда. И тогда, не выдержав Ольгиных оскорбительных нападок, вследствие которых Ольга пала в моём сознании ниже допустимого предела моего понимания её как женщины, мне захотелось послать её куда-нибудь подальше. Но в положении, в котором я находился, матерно посылать Ольгу было для меня не только чревато (чревато немедленным указанием мне на дверь), но и глупо (глупо после несдержанных эмоций быть выгнанным на улицу - а куда же ещё?!). Да и примитивно выражаться матом - только самому падать в глазах Ольги. Ещё ниже падать в её глазах с искажённым тяжёлой работой зрением (воспринимала она всё не так!). Предыдущее Ольгино восприятие меня - это её ошибка, но если я оскверню свой рот матом в её доме - это уже будет моя. Да, Ольга, я тебя понимаю, и поэтому вслух произношу всего лишь это:

- .... .... ....... .......!

Моя Книга не учебник по изысканному ругательству, поэтому пусть Ольга Тревогина остаётся наедине с моими словами, обращёнными только к ней. Это мой вынужденный "подарок" ей. Найдите её, и пусть она сама похвастается, если захочет моим "подарком", моим перлом. И если она сообщит вам его, учтите, что это она меня вдохновила на него...

В августе я должен был сдавать экзамен в ГАИ. Поскольку новая прописка была у меня в Ленобласти под Лугой, то и катать экзамен я должен был в ней. Луга - это конечная станция при езде до неё на электричке, то есть ехать до неё надо долго и далеко. В Лужское ГАИ мне надо явиться к девяти часам утра. Чтобы успеть к этому времени, надо садиться в первую электричку, идущую рано утром до Луги. А отправляется она из Петербурга так рано, что добраться до неё утром на метро невозможно: метро ещё закрыто. Поэтому я упрашиваю маму (такая у меня мама, что надо упрашивать) позволить мне остаться с вечера у неё в Купчино на Бухарестской, чтобы ночью выйти от неё и пойти пешком через всё Купчино и Московский район на железнодорожную станцию "Ленинский проспект". В Купчино я иду дворами наискосок в темноте ночи на проспект Славы. Далее уже светло от уличного освещения проспекта Славы, улицы Типанова и Ленинского проспекта. Платить за билет на электричку до последней зоны я не намерен, считая это глупостью: дешевле отделаться сорокарублёвым штрафом в самой электричке без высадки контролёрами из неё. Так и получилось: 40 рублей контролёру в руки, и меня не высадили. Нахожу Лужское ГАИ, а там живая очередь из желающих сдать экзамен - покататься по Луге. По какой-то Луге. А ведь я думал, что мне повезёт кататься по Ржевке, где я знаю каждый перекрёсток! Я ведь не знал, что из-за какой-то прописки мне придётся кататься по какой-то Луге! Но не пришлось: я был в хвосте очереди и поэтому не оказался в числе счастливчиков - местных, кому занять очередь в ГАИ пораньше не составляло особого труда. Зря только съездил в Лугу, зря потратил день, отпрашиваясь с работы по ремонту квартир, зря шёл пешком по ночному Петербургу! Придётся повторить попытку. Мама с ещё бóльшим неудовольствием разрешает остаться у неё на полночи. Опять ночной пешкодрал через Купчино и Московский район. И всё из-за областной прописки! Опять утренняя электричка с низко стелящемся туманам за окном и сорока рублями штрафа! Опять очередь в Лужском ГАИ. И опять неудача: опять я не влез в лимит допущенных покатать экзамен! Опять напрасное отпрашивание с работы! Придётся отпрашиваться ещё раз - третий. Чтобы сходить в петербургское управление ГАИ за разрешением кататься на экзамене по Ржевке в Петербурге. Тут меня и уволили с квартирного ремонта с выдачей тысячи. Катать экзамен по Ржевке мне пришлось уже в сентябре. На удивление, я его не сдал! Во-первых, то есть первой моей ошибкой был плохой старт. Педали в экзаменаторской машине нажимались непривычно для меня легко, и я глох, не заводясь несколько раз. Это из-за того, что мой автошкольный инструктор был хромоногий, и педали в его "девятке" ходили совершенно по-другому - наверное, были настроены на его непослушную правую ногу. Во-вторых,.. Что во-вторых, подробно объяснять не буду, лишь резюмирую: опять-таки брак в работе моего автошкольного инструктора. А ведь я ему доверял...