Николай Александрович Добролюбов

В статье «Луч света в темном царстве» Добролюбов продолжил поднятую тему, однако центр тяжести перенесен здесь на изображение личности, способной выступить против устоев «темного царства». Основой суждений Добролюбова является развиваемая им точка зрения антропологического материализма. Уже в первой статье Добролюбов писал, что самая гадость и пошлость действий самодура Болыпова, «представленная следствием неразвитости натуры, указывает необходимость правильного, свободного развития и восстановляет пред нами достоинство человеческой природы, убеждая нас, что низости и преступления не лежат в природе человека и не могут быть уделом естественного развития» (3, 5, 57). Вторая статья показывает конкретные проявления природы человека, составляющие его характер, психическое и эмоциональное восприятие мира и т. п. В ней ярко показано влияние на эти проявления природы конкретных условий существования человека.

Островский изобразил, как сила природы проявляется в протесте человека против условий своего существования. Условия жизни в «темном царстве» ужасны. С одной стороны, произвол самодуров, опирающийся на толстую мошну, с другой — жизнь большей части обитателей «темного царства» под гнетом произвола, когда «система бесправия и грубого, мелочного эгоизма, водворенная самодурством, прививается и к тем самым, которые от него страдают…» (3, 6, 320). Последние «находят неловким и даже дерзким настойчиво доискиваться разумных оснований в чем бы то ни было» (3, 6, 325). Самодурство оказывается в состоянии исказить логику здравого смысла у людей, оно не позволяет им отличить истину от лжи.

Русская жизнь, по мнению Добролюбова, родила потребность в людях деятельных и энергичных, способных внести сознание правды и права в жизнь и деятельность. Однако такая деятельность натолкнется на решительное сопротивление Дикого, Кабановой и других самодуров, а поэтому «для преодоления препятствий нужны характеры предприимчивые, решительные, настойчивые» (3,6,335).

Какие же характеры давали до сих пор, спрашивает Добролюбов, либо реальная русская жизнь, либо отвлеченные логические конструкции писателей, сознавших необходимость новых людей? Он выделяет несколько типов таких характеров и указывает их неспособность разрушить устои «темного царства».

Прежде всего речь идет о характерах, сильных одной логической стороной. Их возможности, намечает Добролюбов, весьма ограниченны. перед самодурами всякая логика исчезает. В статье высказано очень важное положение, показывающее отсутствие в сознании критика всяческих иллюзий относительно возможностей просветительского подхода к вопросу о коренном преобразовании существующих общественных отношений. «Никакими силлогизмами, — писал он, — вы не убедите цепь, чтоб она распалась на узнике…» (3, 6, 337). Добролюбов имеет в виду попытки либеральной оппозиции ограничить произвол и «исправить» существующие порядки с помощью просвещения, увеличения роли «образованных кругов» в общественной жизни и т. п. «Очевидно, что характеры, сильные одной логической стороной, — сделал вывод Добролюбов, — должны развиваться очень убого и иметь весьма слабое влияние на общую деятельность там, где всею жизнью управляет не логика, а чистейший произвол» (там же). Ни в коем случае не следует понимать эти мысли Добролюбова как свидетельство недооценки им и Чернышевским революционной теории. Они признавали первостепенное значение теории для практики.

Далее Добролюбов выделял людей, сильных практическим смыслом, который выступает в «темном царстве» как умение пользоваться обстоятельствами и располагать их в свою пользу. Эти люди превращаются в обыкновенных дельцов, приспособленцев. По мнению критика, практический смысл может вести человека к честной деятельности только тогда, когда обстоятельства располагаются сообразно с «естественными требованиями человеческой нравственности» (там же).

Не способны на серьезный протест и характеры патетические, живущие минутою и вспышкою. Это объясняется, во-первых, тем, что их порывы случайны и кратковременны, приверженность делу во многом определяется удачей, а так как самодуры упорно защищают свое положение, то указанные люди отступают от дела. Во-вторых, даже при относительной удаче, когда самодуры почувствовали бы шаткость своих позиций и пошли бы на уступки, все равно, замечает Добролюбов, патетические характеры не способны достигнуть многого, так как они, «увлекаясь внешним видом и ближайшими последствиями дела, никогда почти не умеют заглянуть в глубину, в самую сущность дела» (3, 6, 338). Последнее обстоятельство приводит к тому, что их легко обмануть малейшими признаками успеха, а незамедлительное проявление последствий подобного легковерия приводит их в состояние апатии и ничегонеделания.

Сильный русский характер, полагал Добролюбов, представлен в образе Катерины. «Не с инстинктом буйства и разрушения, но и не с практической ловкостью улаживать для высоких целей свои собственные делишки, не с бессмысленным трескучим пафосом, но и не с дипломатическим, педантским расчетом является он перед нами» (3, 6, 337). Этот характер изображен сосредоточенно-решительным, неуклонно верным чутью естественной правды. Ему лучше гибель, чем жизнь в старых условиях. «Он водится… — читаем мы в статье Добролюбова, — просто натурою, всем существом своим. В этой цельности и гармонии характера заключается его сила…» (там же). Добролюбов неоднократно отмечал силу этого характера. Она определяется уже тем, что против произвола самодуров протестует женщина, самое угнетенное и забитое существо в семейном быту «темного царства». Возникает вопрос: где взять Катерине столько характера? Отвечая на него, Добролюбов подчеркивал, что естественных стремлений человеческой природы совсем уничтожить нельзя, упругая человеческая натура способна выдерживать большое сжатие, но, «чем положение неестественнее, тем ближе и необходимее выход из него» (3, 6, 341). Натура заменяет в действиях Катерины и «соображения рассудка и требования чувства и воображения: все это сливается в общем чувстве организма, требующего себе воздуха, пищи, свободы. Здесь-то, — говорит Добролюбов, — и заключается тайна цельности характеров, появляющихся в обстоятельствах, подобных тем, какие мы видели в „Грозе“, в обстановке, окружающей Катерину» (там же). Самодурство стало до крайности враждебно естественным требованиям человечества и стремится остановить их развитие, но это еще более усиливает протест, который переходит в упорную борьбу. Катерина не принимает воззрения, господствующие в «темном царстве», она пытается на основе живых впечатлений иметь свой собственный взгляд на мир. И хотя Катерина и не понимает сама своих ощущений, писал Добролюбов, она «в грубых и суеверных понятиях окружающей среды… постоянно умела брать то, что соглашалось с ее естественными стремлениями к красоте, гармонии, довольству, счастью» (3, 6, 344). Создавая свой мир, она в то же время не принимала собственные мечты за действительность, и в этом проявляется сила ее характера. Сила характера проявляется также в последовательности стремлений и действий Катерины. Когда такая личность поймет, что ей нужно, говорил Добролюбов, то добьется своего во что бы то ни стало, ничто ее не остановит. К указанию на силу характера, духовную цельность Катерины Добролюбов добавляет и нравственную оценку ее жизни. Катерина из «Грозы» выступает против господствующей морали, с точки зрения последней ее любовь и даже ее гибель безнравственны. Но в действительности стремление Катерины к духовной и нравственной цельности является выражением высшей нравственности, так как оно, считает Добролюбов, гармонично сливается с естественными стремлениями ее природы. Как в известной статье Добролюбов показал, что нет основании порицать созерцательную позицию Станкевича, так в статье «Луч света…» он говорит, что и самоубийство Катерины не дает оснований для нравственного осуждения. Поступки Катерины находятся в гармонии с ее натурой, они для нее естественны, необходимы. «Претендованные в других творениях нашей литературы сильные характеры, — подводил итог анализу характера Катерины Добролюбов, — похожи на фонтанчики, бьющие довольно красиво и бойко, но зависящие в своих проявлениях от постороннего механизма, подведенного к ним; Катерина, напротив, может быть уподоблена большой, многоводной реке: она течет, как требует ее природное свойство… Не потому бурлит она, чтобы воде вдруг захотелось пошуметь или рассердиться на препятствие, а просто потому, что это ей необходимо для выполнения ее естественных требований — для дальнейшего течения» (там же).