Откровения танкового генерала СС

— Огонь!

Лес прорезают выстрелы 2-см разрывными снарядами и очереди БМР. Мои товарищи бросают ручные гранаты через дорогу, я же молнией бросаюсь в кювет. Тело русского командира распростерлось на дороге. Для него война закончена.

По дороге катятся ручные гранаты, а мы тем временем исчезаем в кустах за обочиной. Исчезнуть не получается — дорогу преграждает какой-то крохотный мостик. БМР вынуждена ехать дальше, еще метров сто — русское противотанковое орудие изменило сектор обстрела. Да, как-то все неуютно здесь становится! Каждую секунду мы ждем, что русские бросятся в атаку через дорогу. И тут происходит нечто, чего мне не забыть до конца жизни. Наш самый молодой вестовой, которому в будущем уготовано стать чемпионом Германии в беге на 1500 метров, Гейнц Шлунд, вдруг вскакивает, несется к своему мотоциклу с коляской, вскакивает на сиденье и уносится прочь. Вижу, как он, подъехав к танку, обменивается несколькими словами с водителем, а после этого тут же возвращается к нам. Взмахом руки он призывает меня — я тоже вскакиваю на сиденье, и мы несемся туда, где должен находиться наш батальон.

Гуго Краас уже готов поднять 2-ю роту в атаку. Быстро инструктируют бойцов, обслуживающих тяжелые вооружения, минометчиков и пехотные орудия. Бой очень тяжел, русские сражаются за каждое дерево. Но тщетно. Четверть часа спустя схватка завершена.

Я ищу русского офицера и вскоре нахожу его — он сражен пулей в грудь. Мы хороним его вместе с нашими погибшими в этом бою товарищами.

После боев в Маршилевске вы выходим на рокадное шоссе «Норд». По дороге движутся части 25-й моторизованной дивизии, а также войсковой подвоз 13-й и 14-й танковых дивизий.

Среди погибших в боях в Маршилевске обнаруживается некий комиссар йо фамилии Нойман. Немец? 25-й батальон стрелков-мотоциклистов ведет тяжелые бои севернее Соколова и просит помощи. Я отправляю им штурмовое орудие, и уже вскоре ход схватки меняется в нашу пользу.

Наш батальон берет под оборону участок восточнее Соколова шириной ровно 20 километров. В 14.55 движение по рокадному шоссе прервано. Силы неприятеля, перерезав западнее Соколова дорогу, лишили 3-й армейский корпус войскового подвоза. На участке батальона наблюдается беспокоящий огонь врага. Наш командный пункт расположился под великолепным дубом в 100 метрах южнее рокадной дороги. По густой листве хлестнула пулеметная очередь, трава под деревом усыпана свежесорванной листвой. Петерзилле сумел где-то раздобыть для меня тарелку молочного супа с рисом. Усевшись подальше за сосенку, с аппетитом поедаю лакомство. Только теперь, несколько часов спустя после инцидента с русским командиром, сумел урвать пару минут и как следует подумать обо всем, что произошло. И вдруг мне кусок в горло не лезет. Бросает то в жар, то в дрожь. Какой из меня сейчас командир?

На рассвете сильный артиллерийский огонь противника по нашему командному пункту. Роты докладывают о наличии противника в лесных массивах севернее рокадного шоссе. Наша артиллерия и тяжелое вооружение пехотинцев пытаются подавить огневые точки русских. Но неприятеля так просто не возьмешь. Беспокоюсь за своих стрелков-мотоциклистов — участки имеют весьма большую протяженность, а резервов нет никаких. Разведгруппа туда-сюда бродит по шоссе, чтобы отпугнуть врага огнем там, где возникает необходимость. Ночь предстоит жаркая. В сумерках еще раз еду на правый фланг нашего участка и встречаюсь с обеими ротами стрелков-мотоциклистов. 1-я рота залегла на правом фланге у моста через Теню, надо сказать, что подразделению здесь скучать не приходится — необходимо отбивать постоянные атаки противника. Обе роты основательно окопались. Впервые за войну моим мотоциклистам пришлось зарываться в землю.

Моя машина постоянно обстреливается на протяжении всего участка. Пули то и дело щелкают по броне и с визгом рикошетируют. Штабу батальона также приходится окапываться. Повара, писари и водители лежат в окопах и ждут, какие сюрпризы преподнесет им эта ночь.

В 23 часа начинается атака русских, которую мы ждали. На наш участок обрушивается ураган свинца и стали. От жутких криков «Ура! Ура!» стынет кровь в жилах. Кстати, эти крики, как и многое другое в России, тоже для нас в новинку. В воздух взмывают осветительные ракеты. Тьму ночи прорезают следы трассирующих пуль. Русские смогли продвинуться до самого рокадного шоссе, и их натиск удается сдержать лишь фланговым огнем нескольких БМР.

Примерно к полуночи происходит вторая атака позиций 1-й роты. Русские, прорвав позиции, уничтожают два пулеметных гнезда. В рукопашной нашим бойцам саперными лопатами и штыками удается уничтожить прорвавшегося неприятеля и вернуть себе потерянные было позиции. Вновь оживает артиллерия врага. Тяжелая железнодорожная артиллерия устилает снарядами развилку дороги южнее Соколова и командный пункт батальона восточнее развилки.

Роты стрелков-мотоциклистов израсходовали весь имеющийся в наличии боекомплект и просят срочно прислать боеприпасы. Но как нам доставить их на правый фланг? Туда пути нет, а рокадное шоссе — линия разделения нас и русских. Мы отделены от противника одной лишь дорогой. И снова в наушниках слышу голос Гуго Крааса. Повернув голову направо, вижу, как на его участке начинается настоящий фейерверк. И 1-я рота, и минометчики вопят, умоляя обеспечить их боеприпасами. Крики «Ура!» приближаются, русские идут прямо на нас и атакуют командный пункт. 2-см зенитка посылает снаряды прямо в гущу наступающих русских, сосредоточивая огонь и на кустах, рядами протянувшихся вдоль дороги. Атака неприятеля захлебывается в крови.

После отражения последней атаки мою БМР доверху загружают боеприпасами, и штурмбанфюрер Грецех вместе с Петерзилле спешат на дорогу, за которую разгорелся бой. Петерзилле убрал маскировку с левой фары и, включив дальний свет, несется по рокадному шоссе. Несмотря на попадания, БМР доходит до места назначения. Боеприпасы доставлены.

Прошу подкрепления, но тщетно. Батальоны если и подойдут, то не раньше полудня. Их как раз сейчас снимают с линии бункеров у Мирополя. И снова грозно заговорила артиллерия врага, снаряды ложатся на правом фланге удерживаемого нами участка. Крупнокалиберные снаряды (15 см) тяжелого железнодорожного орудия перепахивают лес на участке 1-й роты, а в час ночи русские в третий раз идут в атаку на нас. Несколько минут спустя фланговая рота запросила помощи. Враг сумел глубоко вклиниться на позицию, и там сейчас кипит рукопашная. Люди, позабыв обо всем, сражаются не на жизнь, а на смерть, презрев все человеческое.

Не в силах всего этого больше выдерживать, срываю с головы наушники, сажусь в БМР и еду. Не глядя ни налево, ни направо, мой водитель проносит меня через наступающие группы русских, перебегающие через рокадное шоссе на остающихся незащищенными участках нашего охранения. Едем мы без света и видим только темные, мелькающие перед нами силуэты. Скрип тормозов на крутом повороте влево, потом водитель дает полный газ, и мы исчезаем за какой-то крестьянской хатой. Стрелки-мотоциклисты отражают последнюю атаку русских, и она вновь захлебывается в глубине нашей обороны. Силы неприятеля разгромлены до основания.

Крики бойцов смешиваются со стрекотом пулеметов, глухими разрывами ручных гранат, шум страшный, понять никого невозможно. Мы с Краасом метрах в 20 южнее дороги, сидим за какими-то полуразрушенными стенами и вглядываемся в утреннюю мглу, предвещающую новый день. Враг на всем участке ведет остервенелый минометный огонь. Мои бойцы оттаскивают раненого товарища в безопасное место, срывая с него обмундирование, чтобы наскоро перевязать раны. Подбежав к ним, я вижу моего старого друга В. Грецеха. Он смертельно ранен. Грецех лежит, закрыв глаза и едва дыша. Зову его, чувствую, что голос мой срывается на крик, когда я пытаюсь вернуть его в сознание, но напрасно. Здесь уже властвует смерть. Губы Грецеха едва заметно вздрагивают, будто он желает в последний раз произнести имя жены и детей. Веки чуть приподнимаются, я вижу его мутный взгляд. Голова медленно поворачивается набок. Грецех погиб от пули в сердце.