Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 2. 1941–1984 гг.

И мы, его современники, счастливы тем, что можем сказать: большое видится не только на расстоянии, но в данном случае и сейчас, в эпоху расцвета шолоховских традиций, обогащающих и нашу советскую литературу, и все литературы мира, все больше познающих и понимающих шолоховское творчество.

Шолохов всегда с нами – это главное.

А.Н. Квасов, художественный руководитель Государственного ансамбля песни и пляски донских казаков

Две встречи

Первым серьезным экзаменом для нашего ансамбля после его реорганизации стал московский фестиваль «Русская зима» 1972 года. Выступление прошло успешно. Откровением для многих явилась самобытная народная казачья песня, которую исстари отличает высокая культура хорового исполнения. Характерно, что почти ни одна казачья песня не обходится без каких-либо элементов игрового представления, чаще всего танца. На Дону редко услышишь: «петь песню», здесь так и говорят: «играть песню».

В новую концертную программу были включены героические и лирические, походные и свадебные, шуточные и печальные народные песни. Чтобы отобрать их, мы обратились прежде всего к листопадовскому наследию, в котором насчитывается 1800 шедевров донского песенного фольклора, прослушали сотни магнитофонных записей и народных исполнителей, страстных ревнителей многовековой песенной традиции.

И все-таки мы очень волновались, когда после фестиваля поехали в Вешенскую, чтобы показать свою программу станичникам и конечно же Михаилу Александровичу Шолохову. Здесь, в Вешенской, – мы знали это – живут истинные знатоки и любители казачьей песни, и, откровенно говоря, побаивались их строгого суда.

В небольшом сельском клубе к назначенному времени собралось народу видимо-невидимо; не поместившиеся в зале толпились на улице у входа. Пришел на концерт и Михаил Александрович.

Хор грянул «Эй, веселитеся, донцы», да так крепко, что стекла в окнах клуба зазвенели. Старались артисты, волновались очень – даже сфальшивили малость, но пели от души. По лицам станичников видно было, что нравится им наше исполнение, хотя кое-где и покачивали головами – мол, не так бы. Мы подглядывали в зал из-за кулис. Шолохов сидел напряженно, сосредоточенно вслушиваясь в голоса, в слова песен, но глаза у него блестели, нам даже показалось – сняли. И сразу на душе полегчало, как говорят казаки. Оправившись от первого испуга, начали петь стройнее, мягче, слаженнее. Концерт пошел в гору…

В антракте Шолохов пришел в маленькую закулисную комнатку. Познакомились. Михаил Александрович не говорил похвальных слов, все больше расспрашивал, внимательно выслушивал. Поинтересовался, из казаков ли я и кто были мои деды и прадеды. Не без гордости я рассказал свою родословную, восходящую к предкам – казакам донской станицы Александровской. Шолохов, видимо, остался доволен моим ответом, охотно завел разговор о казачьих песнях – слышал ли я такие и где. Он то вспоминал и читал на память тексты, то напевал тихонько, то увлеченно рассказывал, по какому случаю исполнялась та или иная песня. Я диву давался, сколько он их знает! И как знает!..

Второе отделение концерта прошло на подъеме. Правда, случилась беда, хоть и небольшая, но я расстроился: на тесной сцене во время танца, в рубке, мои ребята чересчур ярились и поранили клинком одного артиста. Рана пустячная, но кровь яркими пятнами выделялась на свежевыструганном полу. Раненый не ушел за кулисы, вертелся пуще прежнего, так что схватка казаков получилась впечатляющей.

Михаил Александрович, как мне показалось, был взволнован случившимся, но виду не подал. После концерта он сразу же поднялся на сцену, тепло поздоровался с артистами, поблагодарил за концерт, одобрил нашу программу и сказал, что мы на правильном пути. Мы все были счастливы, так как услышали желанный «приговор» своему коллективу, самоотверженно работавшему целый год над новой программой.

А вечером того же дня, когда мы готовились в обратный путь, в Ростов, секретарь обкома М.Е. Тесля вручил мне сложенный вчетверо небольшой лист бумаги со словами: «Это от Шолохова Михаила Александровича. Считай, Квасов, что ты получил бессрочный пропуск во все страны мира». Сказало это было в шутку, но я понял, что в письме содержалось нечто очень важное для меня и всего коллектива ансамбля. Я с волнением прочитал:

Я понял, что в руках у меня бесценный документ, точно определяющий творческую платформу ансамбля, направление его работы. Это была программа на долгие годы, и мы, не откладывая, принялись за ее осуществление.

Каждая встреча с Михаилом Александровичем Шолоховым врезается в память и в сердце не только потому, что тебе посчастливилось побывать в обществе великого писателя: каждый разговор, каждое общение с ним обогащают тебя лично, дают заряд твоей творческой энергии, толчок твоим мыслям и чувствам.

В том же 1972 году летом я приехал к Михаилу Александровичу вторично, чтобы показать ему уже разученные песни, о которых он писал в своем письме. Нам пришлось порядком потрудиться, прежде чем разыскали народных исполнителей, записали от них эти песни, расшифровали с магнитофонной записи и разучили их с хором. Кроме того, я нуждался в консультации по работе с текстами народных песен, которые, как правило, отличаются большим количеством куплетов, что создает определенные неудобства в концертной практике.

Мы расположились на веранде вешенского дома, я включил магнитофон. Шолохов и один из его станичников, знаток казачьего фольклора, внимательно вслушивались в звучание песен, с детства, видимо, знакомых и не раз исполняемых ими самими. Я по выражению лиц старался понять, что они чувствуют и что думают о нашем пении. Несколько минут Шолохов с приятелем слушали молча, потом вдруг заговорили разом, перебивая друг друга, заспорили; станичник неожиданно запел, потом они вместе запели – каждый хотел убедить другого, как надо петь.

Я слушал их с огромным интересом – это был профессиональный, квалифицированный спор об особенностях исполнения народной песни. Позже я не раз жалел о том, что не догадался включить магнитофон и не записал этот бесценный разговор.

Собеседники так увлеклись, будто совсем забыли обо мне. Но вдруг Михаил Александрович прервал спор и, обращаясь ко мне, стал говорить, как, по его мнению, надо работать с народной песней. Он предостерегал от искажения оригинальных фольклорных текстов, давал ценные советы о методах сокращения их, наказывал беречь донскую песню, одну из жемчужин народного творчества. Я не могу сейчас привести дословно высказывания М.А. Шолохова о народной песне, слышанные мной и, к великому огорчению, не записанные тогда же. Но эти мысли созвучны с его известными словами о пословицах в статье «Сокровищница народной мудрости», которую я прочитал гораздо позже: «Величайшее богатство народа – это язык! Тысячелетиями накапливаются и вечно живут в слове несметные сокровища человеческой мысли и опыта. И, может быть, ни в одной из форм языкового творчества народа с такой силой и так многогранно не проявляется его ум, так кристаллически не отлагается его национальная история, общественный строй, быт, мировоззрение, как в пословицах».