Кто вы здесь, в Америке?(СИ)

Пока переводит напарница, с интересом рас-сматриваю комнату, где мы находимся; не каждый день удается побывать в ФБР, серьезная, все-таки, контора - это вам не райотдел милиции!

На противоположной от меня стене висит большой плакат. Фотография улыбающегося Эрика Хансена и сбоку текст. Основной текст слишком мелкий, и я его не могу разобрать, но подзаголовки видно четко:

"Эрик Хансен

Дезертир

Шпион

Предатель"

(Один из руководящих сотрудников ФБР Эрик Хансен шпионил на Россию много лет и был раскрыт несколько месяцев тому назад).

Займись в свое время такой же пропагандой в КГБ, пришлось бы ребятам вывешивать по сте-нам списки бежавших на Запад и шпионивших на американцев в Союзе изменников - для дополни-тельного текста места не хватило бы.

В центральной криминалистической лабо-ратории Миннеаполиса кроме всяких мудреных лабораторий находится морг.

Тема моргов в принципе не очень жизнеут-верждающая, но, все равно, любопытно сравнить этот мрачноватый уголок с нашим - в институте Склифосовского в Москве.

Американский, естественно, напичкан тех-никой и все приличненько, и упокойнички в весе-леньких мешках....

В морге Склифа я побывал в середине 70-х. В Алжире разбилась группа наших специалистов министерства, где я работал референтом Управле-ния внешних сношений. Ночью мы встречали в Шереметьево родственников, ну и гробы тоже. С гробами прилетели из Алжира огромные венки из живых цветов (в январе). Пока возились с погруз-кой, венки исчезли, хотя грузчики вроде бы кру-тились у нас на глазах.

Так вот, часа в три ночи с этим грузом при-катили мы в морг Склифа. Славное местечко. Сюда свозят жертв всех дорожных происшествий, а так-же зарезанных, удавленных и просто неопознан-ных.

Самое сильное впечатление оставил сторож. Молодой парень, облачен в длинный байковый больничный халат. Лицо неживого, совершенно белого цвета (именно меловое, а не бледное). В руках игрушечное детское двухствольное ружье. Мы возились, распихивая нарядные, оснащенные по бокам ручками алжирские гробы, которым даль-ше предстояло отправиться по разным городам Союза. Сторож показал, куда разгружаться и от-правился вглубь подопечной территории. Щелкая ружьем, он медленно бродил коридорами, где по обеим сторонам темные боксы без дверей и в сла-бом свете коридорных лампочек видны окровав-ленные головы, голые тела с бирками на ноге.... Ве-селое место и веселый парень!

Ну, ладно, хватит мрачных тем.

Вообще-то я хотел рассказать об американ-ских тюрьмах. Больше всего соответствует нашему традиционному представлению исправительное за-ведение строгого режима в Стиллуотере. Шутки в сторону - мощная четырехметровая стена из крас-ного кирпича, придирчивая проверка документов, проверка на металлодетекторе, шаг вправо, шаг влево - хана джигиту!

В центре главного блока пункт управления, откуда двое надзирателей могут автоматически открыть и закрыть любую дверь. Естественно, все просматривается и можно осмотреть внутренность любого помещения.

Кафельные полы, коридоры разгорожены выкрашенными в голубой цвет мощными решет-ками. В конференц-зале нас приветствует уорден, начальник тюрьмы - в темном костюме, подтяну-тый, лет сорока пяти, с седоватыми аккуратными усиками. Рассказывает об истории своего учреж-дения и о контингенте.

Здесь содержатся в основном рецидивисты с большими сроками. Что значит с большими? От пяти до пожизненного. Проштрафившиеся и при-говоренные федеральным судом сидят рядышком, в тюрьме особого режима в Парк-Оук (туда нас не пустили).

Маленький нюанс. Если человека пригово-рил к пожизненному заключению суд штата, приговор звучит так: "от тридцати лет до пожиз-ненного". Каждые двенадцать лет дело пересмат-ривается и есть шанс выйти на свободу. С другими сроками система простая - если нет штрафных оч-ков, выпускают через две трети определенного приговором срока.

Если же приговор вынесен федеральным су-дом, то никаких реверансов и никаких "если". Де-сять лет значит десять лет, а пожизненно значит, пока ногами вперед не вынесут - и пересмотру эту дела не подлежат.

По словам уордена, многие заключенные были связаны с организованными бандами и сохра-няют традиции этих банд в тюрьме.

Действует продуманная система кнута и пряника. Можно работать, а можно и не работать. Но если отказался, получи штрафные очки. Это оз-начает, что, во-первых, ты будешь сидеть от звонка до звонка, а, во-вторых, двадцать три часа в сутки придется отдыхать в одиночной камере.

Проходим в один из жилых блоков. Блок на-поминает....., не знаю, что он напоминает, тюрьму он напоминает, вот что. Высота помещения около десяти метров. С левой стороны в три этажа оди-ночные камеры (во всей тюрьме содержатся только в одиночках). Вдоль второго и третьего этажей идут довольно узкие дорожки с перилами. С пра-вой стороны по центру застекленная будка, из которой два надзирателя следят за своими шалу-нами-подопечными. По стене телефоны в ряд. Во-зятся несколько уборщиков. Кто-то сидит на высо-ком стуле, читает книгу.

Открывают одну из камер. В двери неболь-шое зарешеченное окошко. Размер камеры при-мерно два на два с половиной метра. Слева топчан с поролоновым матрасом (нарами уже не назовешь, а до кровати не дотягивает). Над топчаном фото-графии бородатого обитателя камеры, по виду ла-тиноамериканца. Все чистенько, простыни, подуш-ка. Справа что-то вроде тумбочки. На ней телеви-зор и полка. На полке книги и знакомые пузырьки с аспирином. Ближе к двери металлическая раковина с кранами горячей и холодной воды, и металличес-кий же унитаз.

Ну, камеры мы уже видели в следственном изоляторе и женской тюрьме, разницы нет. Ваня Прокопчук, прокурор из Бельц, спрашивает, что нужно, чтобы заключенный мог воспользоваться телефоном. Его явно не понимают и отвечают, что телефоном можно пользоваться с восьми утра до десяти вечера. Нас сопровождает замначальника тюрьмы по режиму, улыбчивый, полноватый, в больших очках. Добродушно отвечает на вопрос об осведомителях - да, конечно, стукачи есть. Можно не волноваться, все, как у людей. Кто-то спрашива-ет об увиденном в камере телевизоре. Это Надя спрашивает, роскошная блондинка, адвокат, тоже из Бельц. Спрашивает, во всех ли камерах телеви-зор и сколько времени можно его смотреть.

- Телевизор есть практически в каждой камере. Заключенный покупает его на свои деньги и смотреть можно сколько угодно. -

За пользование телевизионным кабелем взимают плату. Для этого все, что есть в тюремном ларьке, облагается двадцатипятипроцентным налогом.

- Какие сигареты продаются в тюремном ларьке? - любопытствует молодой майор полиции Саша.

- Согласно законам штата Миннесота, ку-рение в общественных зданиях запрещено, а испра-вительное учреждение - общественное здание. -

Не хило! Ко всем радостям тюрьмы еще и пытка запретом на курение. Следующий вопрос про свидания.

- Пожалуйста, но не больше двух часов в день - через стекло по телефону. -

- А как с длительными свиданиями, если заключенный женат? -

- Длительных свиданий нет. –

- Нет вообще? -

- Нет вообще. -

Идем дальше. Тюремная часовня, медблок с роскошным оборудованием, прачечная. Мы уже знаем, что личное белье заключенные сдают в стирку каждый день, верхнюю одежду раз в три дня, а постельное белье - раз в неделю.

В библиотеке худощавый парень в джинсах и с интеллигентной бородкой рассказывает о тю-ремной газете, которая здесь же выпускается. Уни-форму заключенные не носят и налысо их не стри-гут, и никак я не могу понять, зэк это или не зэк. Не выдержав спрашиваю:

- Are you an inmate? («Вы заключенный?» ) -

Оказалось, заключенный.

Чистенький кафетерий, чистенькая кухня. На полу штабелем коробки с апельсинами. Это мы уже видели. Кормят, по нашим понятиям, как на убой. Поэтому и узники все такие накачанные. Наркотиков нет, выпивки нет, баб нет, курить не дают - жри да мышцу качай.

Через зеленый двор проходим в промзону. Здесь делают офисную мебель. На входе надзира-тели и традиционный металлодетектор. Каждого пятого зека надзиратели обыскивают при входе и выходе. Проходим мимо нескольких групп заклю-ченных. Ловлю обращенные на женщин жадные откровенные взгляды. Это, конечно, не удивитель-но, просто для Америки такие взгляды непривыч-ны.