Я сын батрака. Книга 1

Этот анекдот появился в середине семидесятых годов прошлого века, но я его перенёс на конец пятидесятых годов. Думаю, что разницы между работниками министерств этих десятилетий, никакой не было, так в министерстве продолжали сидеть или те же работники, которые работали в пятидесятые годы или их дети, что одно и тоже, как известно яблоко от яблони падает не далеко. Так что в этих ведомствах ничего не поменялось. Я бы мог ещё больше развить эту тему, но у нас другая задача, так что думаю, о министерствах на этом мы и закончим, хотя нет. Конечно, они там в своих министерствах сидят, получают хорошую зарплату, а о простых людях, таких как я, они и не думают, а я тут в моторном цеху стараюсь хоть как-то заработать хотя бы 1000 руб./злотых в месяц и делаю для этого всё возможное. А вот их заверение, что скоро старые двигатели уйдут в небытие не оправдалось, их «скоро» для меня растянулось на целых три года, до конца моего контракта. Возможно сейчас в третьем десятилетии, да ещё в период рыночной экономики в министерствах произошли изменения к лучшему, а в то время был полнейший застой.

Вот теперь, наверное, хватит писать о министерствах, хотя у меня ещё есть стрелы которые я бы хотел пустить в их адрес, но это я оставлю для второй книги, а на сегодня хватит.

Теперь вернёмся снова в моторный цех. Что бы хоть как то увеличить свой заработок, я оставался после работы и разбирал старые двигатели: ЗИС-5 и ГАЗ-51.

Но дело это не простое, так как двигатели старые: болты, гайки, шпильки, головки блока так прикипели к резьбе, что иногда с одной шпилькой блока двигателя, провозишься больше часа, а их в блоке 32 штуки, и стоит один двигатель 25 рублей. Так что за вечер так намучаешься, что и никаких денег не захочешь, а утром к восьми часам снова на работу. Но, не смотря на такие трудности, я оставался после смены и работал, и таким образом мой заработок доходил до 1000 рублей/злотых. А моторист Иван, свою работу делал с прохладцей и за месяц свободно собирал четыре двигателя, а зарабатывал 1600 рублей/ злотых. Иван мог и больше двигателей собрать, но он этого не делал, чтобы расценки не уменьшили. Он был старше меня на двенадцать лет и, конечно, опытнее. По характеру он был подленький, дружил с Петуховым и поэтому частенько меня задевал всякими колкостями. Как-то на эту тему у нас во дворе в курилке с ним произошёл конфликт.

Я не курил, но после обеда иногда подходил к столику, где сидели работники цеха и с ними разговаривал, пока было время обеда. В одной из таких посиделок Иван решил меня упрекнуть тем, что я мало зарабатываю, я ему возразил, что если бы ты работал на моем месте, то ещё меньше бы зарабатывал. Он парировал тем, что я не умею работать, и начал надо мной посмеиваться и всякие колкости бросать в мой адрес. Мне это надоело, и я его плечом толкнул так, что он полетел со скамейки на землю. Иван вскочил, взъерошенный, маленького роста, белобрысый, полный, фигура у него была квадратная, засунул руку в карман, вытащил из него нож и бросился на меня. Я не дал ему даже замахнуться рукой, зарядил ему с правой так, что выбил ему два зуба, разбил обе губы и нос. Он грозился мне всякими карами, на что я ему ответил: «Будешь язык распускать, в следующий раз, больше получишь». Иван ушёл в медсанчасть, а я в цех работать.

Я думал, что он пойдёт к начальству жаловаться, и меня скоро вызовут к следователю на допрос, но в этот день меня не вызвали, и на другой то же, а через три дня Иван вышел на работу с заклеенной губой. Со мной не здоровался, я думаю ну и шут с тобой и без тебя проживу. Прошло с того момента недели три, у Ивана всё зажило, нос выправился, но со мной так и не здоровался, проходил мимо моего верстака и на меня не смотрел. Мне такое положение не нравилось, я подумал, что надо с Иваном помириться, всё-таки работаем в одном цехе, да и Витька Клименко говорил мне, чтобы я к нему подошёл и помирился, Иван как будто бы не против этого. В этот же день, к концу смены я подошёл к Ивану, на его рабочее место и говорю ему: «Иван, ты меня извини, я тогда погорячился, и вот так, получилось» — «Да ладно, — не поднимая головы, сказал Иван, — я тоже хорош, сразу выхватил нож, так что мы квиты». Он поднял голову, улыбнулся, и я увидел, что у него нет двух передних зубов. Тогда я ему сказал: «Иван, ты знаешь, что я зарабатываю немного, но злотых 500 я тебе дам на зубы, а то в отпуск поедешь и без зубов». На что он мне ответил: «Я уже был у зубного врача, он сделал слепки и сказал, что завтра может вставить мне оба зуба. Деньги за это я уже заплатил, так что всё в порядке, спасибо за предложение, но всё уже решено».

Вскоре он вставил зубы и ходил по цеху сиял золотой улыбкой, хотя зубы были позолоченные, но смотрелись как золотые. Вот так мирно завершилась эта непростая ситуация.

ЧЁРНАЯ ПОЛОСА ГЕРТЫ

Казалось бы, в нашем цеху всё наладилось, но только не у Герты, она, в самом деле, попала в чёрную полосу. Сначала уехал Михаил Крамаренко, её кормилец, а совсем не так давно с ней случилась беда. Рабочий день уже шёл к обеду, я заканчивал сборку двигателя и торопился, чтобы к обеду отдать его Виктору Клименко на обкатку, и вдруг в цехе прогремел взрыв, да такой мощности, как будто где-то в районе заливочной выстрелили из пушки танка. Я сразу понял, взрыв мог произойти только в заливочной мастерской, там самое взрывоопасное место, потому что там огонь, да ещё Герта паяла горелкой бензобаки. Я бросил гаечный ключ и бегом в заливочную, открываю дверь и вижу, вся мастерская затянута дымом, на полу лежит Герта, раскинув руки в стороны. В стороне от неё лежала горелка с языком пламени, а в другой стороне лежал разорванный бензобак.

Я сразу понял, в чём дело. Герта, как следует, бензобак не пропарила и начала паять. От нагрева бензиновые газы скопились, вот он и взорвался прямо в её руках. Но сейчас рассуждать нет времени, надо устранить последствия взрыва и оказать помощь Герте. Я погасил горелку и стал поднимать Герту с пола, в это время подбежал Витя Клименко и ещё кто-то. Я вижу, что лицо Герты обожжено, а когда приподнял её, то увидел, что и руки сильно обожжены. Виктору Клименко говорю: «Витя, быстрее беги к дежурному по заводу за машиной, Герту надо срочно вести в наш госпиталь».

Виктор убежал, а Герта открыла глаза и говорит: «Симон, не надо мен в шпиталь, (польский язык) у меня же дети». Я ей говорю: «Герта тебе срочно нужна медицинская помощь, иначе полученные раны загноятся, и тогда твои дети вообще могут сиротами остаться». Мой довод оказался убедительным, и Герта согласилась ехать в госпиталь. Вскоре подошла машина, и дневальный по КПП сам её повёз на лечение.

В госпитале лечилась Герта около месяца, я к ней два раза ходил, носил кое-какие передачи, а когда она пришла на работу, то сразу подошла к моему верстаку и с улыбкой сказала: «Ну, вот, Симон (Семён она не могла выговорить и звала меня на иностранный манер Симоном), я вернулась на работу». Смотрю на неё и вижу, что обгоревшие брови выросли и вполне сносно выглядят, ожоги на лбу, носу, щеках зажили, но кожа была ещё молодая и они были красные. На этот счёт я пошутил: «Слушай, Герта, а тебе сейчас и румяна не нужны, ты постоянно румяная. Она грустно улыбнулась и показала свои забинтованные кисти рук и говорит мне: «Руки ещё плохо зажили, но работать ими я смогу». Затем помолчала немного и добавила: «Ты же знаешь, я обычно паяю без защитных очков, а на этот раз как будто чувствовала, что может, что-то случиться не поправимое и надела защитные очки, вот они мне глаза и сохранили, а то слепая бы была». Я посмотрел на её грустное лицо и говорю: «Не грусти, Герта, как моя мама говорит: «хорошо то, что хорошо кончается», так что будем жить».

Прошло еще месяца два, я собирался в отпуск, Герта это знала и как-то в заливочной мастерской сказала мне: «Слушай, Симон, ты почему на меня обижаешься, не я же придумала эту дурацкую затею, со взносами?» — «Да что ты, Герта, я на тебя совершенно не обижаюсь, ты-то здесь причём? Я знаю, кто это придумал, да и давно это было, так что об этом можно и забыть» — «Симон, давай мы с тобой будем дружить, а то мне и поговорить не с кем, поделиться своей бедой или радостью» — «Ну, если ты только это имеешь в виду, то я согласен». Я уже взял вкладыши подшипников и хотел уходить, но затем остановился, положил вкладыши на стол и спрашиваю её: «А что случилось?» Герта тяжело вздохнула и говорит: «Моя дочь Аня забеременела от вашего солдата, который работает почтальоном. Прямо не знаю, что теперь и делать». Я спросил у неё: «А какой месяц, ну это». Слово беременная мне Герте говорить было неудобно, и я старался его не говорить. Герта меня не поняла, и переспросила: «Ты хочешь спросить меня, на каком месяце она беременна?» — «Ну да», — подтвердил я её догадку. «Да, махнула она рукой, уже седьмой месяц».