Прошлое с нами (Книга первая)

— Говорите, что западный сектор прикроете первым огневым взводом, южный и восточный... вторым? — после осмотра кладбища спрашивал помощник начальника штаба.— Командиры орудий доложили о готовности... против ник начал обстрел... снаряд разорвался с перелетом... там, на лугу... еще один за хатами,— он указал в противоположную сторону.— Что следует делать?

Людей у орудий укрыть, оборудование позиций продолжать, наблюдение не прекращать.

Лейтенант Величко очертил рукой круг, включив село Зимно в район монастыря.

— Колонна вышла из парка. Из кабины вы видите... кладбище подверглось обстрелу. Ваше решение?

Продолжать движение в запасный район.

— Обязанности в общих чертах вы усвоили,— резюмировал командир батареи.— Скажите, с какой целью мы занимаем выжидательный район?

Увести огневые взводы из парка, чтобы уменьшить потери от огня. Укрыть от наблюдения, ждать указаний.

— Закончим,— объявил старший лейтенант Шилкин и, приподнявшись в стременах, потянул вниз нависшую ветку липы. Величко стал срезать ножом покрытые золотистыми соцветиями ветви и передавал их старшему. Оглядев букет, помощник начальника штаба поместил его в зазор передней луки и повернулся ко мне:

— Разверните вашу карту.

Я подтолкнул Перикла. Жеребец поравнялся с конем помощника начальника штаба.

— Укажите точку нашего местонахождения!

В артиллерийской терминологии кладбище называется «твердой точкой». На картах масштаба 1 : 25000 нанесены контуры кладбищенской ограды, часовня. Это — знаки, позволяющие привязаться к триангуляционной сети, определить координаты. Я задержал острие карандаша у основания конуса с крестом — графического обозначения часовни.

— Ясно,— согласился старший лейтенант.— Проложите маршрут в запасный выжидательный район.— И когда я соединил оба овала — кладбище с опушкой леса, который лежал на западе,— он распорядился: «Ведите... рысью!» Вслед за Периклом, стуча копытами, шли кони старших. Коновод позади отбивался подхваченной на рыси жердью от сельских собак. Старший лейтенант Шилкин крикнул мне:

— Переводите коня на галоп! Не исключено, что артиллерия противника предпримет обстрел парков и кладбища одновременно. Огневые взводы попадают в зону сплошного огня. Колонну следовало повернуть, не доезжая до восточной окраины Зимно. Дорога останется слева. Перед опушкой леса я придержал коня.

Деревья стояли часто, занять укрытия с ходу нельзя. Придется колонну остановить.

— Не хотел бы я видеть гаубичные стволы по кромке леса, один возле другого,— заявил старший лейтенант Шилкин, когда я доложил свое решение.— Район — это не точка и не линия... Почему бы вам не протянуть колонну вперед, к поляне,— он ткнул карандашом в мою карту,— видите одинокое дерево? Груша, кажется... там развернитесь. И обзор обеспечен приличный... Укажите основной сектор... дополнительный. Пять минут на осмотр района, отправляйтесь.

Конь почувствовал свободу, с места рванул в галоп. Я вынужден был прибегнуть к мундштукам, чтобы умерить бег. Конечно, «район... не точка»... но груша находилась все же за пределами нанесенного на мою карту овала. Вернувшись, я доложил старшему лейтенанту.

— Верно. Я уточняю задачу... держите карту,— старший лейтенант Шилкин росчерком карандаша включил опушку с дикой грушей в пространство с надписью: «3-я батарея».

— У вас есть вопросы? — спросил Шилкин командира батареи и, щелкнув кнопками планшетки, закончил:

— Занятия прекращаются... За мной, рысью... марш! Перед воротами КПП кони перешли на шаг. Помощник

начальника штаба и командир батареи спешились. Коневод увел лошадей.

— Карту оформите на завтра к двадцати часам... Вы свободны,— сказал командир батареи, но когда я тронул Перикла, остановил. ...У нас существует правило... населенные пункты посещаются в сопровождении коновода.., Как у вас с питанием? В поездках на обед держитесь вместе... Нужно соблюдать осторожность, —и пошел к воротам вслед за помощником начальника штаба.

Непоенный Перикл, сопя, жадно глотал воду. Дневальный подбавлял из бочки одно ведро за другим. Послышались голоса — Поздняков и Гаранин.

— Глядите, перегрелся конь... нельзя столько,— советовал Гаранин, глядя на раздутые бока жеребца.

— Ничего, товарищ младший лейтенант, вода нагрелась, как чай без заварки,— отвечал дневальный.— Солнце-то палило весь день.

Подошел Поздняков.

— Заканчивайте водопой... Едем, не то останемся без ужина,— он сел в седло, подобрал поводья.— Сегодня мы можем разрешить себе отдых. У нас более полутора часов.

Приученные к строю, обе кобылицы шли рысью стремя в стремя. Перикл брыкался, полсотни километров, пройденных за день, ему нипочем, нужно сдерживать.

Цивильные знакомые

Всякому, кто приходил во двор в пору предзакатного солнца, панна Зося на крыльце с поднятой рукой в пронизанной лучами одежде представлялась бело-розовой феей, олицетворением всего, что было привлекательного в облике молодой девушки. Красавица-полька, стройная, гибкая, в меру высокая и полная, занимала младших лейтенантов больше, чем стол набожной старухи, настроенной враждебно к переменам, которые после крушения панской Польши происходили на землях Волыни. К тому же старая хозяйка с поразительным упрямством требовала соблюдения местного этикета и становилась прямо-таки неприятной в своем недовольстве.

Белокурые волосы панны Зоей, небрежно заплетенные в косу, тяжело опускались через плечо и грудь вниз к поясу. Щеки, чуть тронутые румянцем, яркие губы и глаза, мерцающие необыкновенной синевой под тонкими с надломом дугами рыжеватых бровей. Польский язык панны Зоей почти не нуждался в переводе, но не оттого, что раскрывал перед собеседником суть ее мыслей. Речь девушки сопровождалась необыкновенно выразительной мимикой, как у всех искренних и прямодушных людей.

Омрачить настроение панны Зоей, вывести ее из состояния восторга могло лишь какое-то необыкновенное происшествие. На губах ее блуждала улыбка, и вся она будто светилась доверчивой радостью при встрече долгожданных знакомых.

Молодая хозяйка приветлива, самоуверенна и несколько высокомерна, но при всем этом ее беспокоит что-то всерьез и постоянно. Она внезапно задумывается и умолкает. О чем бы ни шла речь, соглашалась она или возражала, в такие моменты лицо неизменно сохраняло выражение скуки и досады. Панна Зося отдавала предпочтение командиру взвода управления. Но странно, глядит она на обоих младших лейтенантов с укоризной, даже обидой, так же, как на бабусю, будто она — кредитор, а эти все трое — должники.

В доме строгая дисциплина, порядок, чистота. Панна Зося обращается к старухе но хозяйственным вопросам почтительно и выполняет в точности все ее указания. Во всем достаток — богатая мебель, не крестьянская утварь, столовое серебро, предметы обихода не согласовывались с положением двух одиноких женщин. Для бабуси ведение хозяйства уже не по летам, а панну Зосю влекли всецело радости, которые несло ей неизведанное бытие.

Младшие лейтенанты — тот и другой — совершенно покорены беспечностью и обаянием панны Зоей. Их нисколько не интересуют прежние, а может статься, и настоящие, хозяева дома. Кто жил здесь до недавнего времени? Для меня это загадка. Во дворе — скот: три или четыре коровы, свиньи. Под навесом два великолепных экипажа. Конюшня, однако, пустует.

Националистически настроенная старая полька не давала себе труда скрывать свою враждебность, молодая — не обзавелась еще собственным мнением и не особенно, кажется, страдала от этого. В центре духовного мира обеих — дева Мария, патронесса земли Польской, покровительница всех женщин, владевшая испокон веков их сердцами и умом. Изображение девы Марии в золоченой раме ежедневно украшается свежей зеленью. Когда старуха обращает свой взор к матке бозке, ее лицо преображается, отрешенное от всего мирского.

Старая хозяйка не переносила Позднякова — бедняга из-за этого не раз краснел при всех. Тщетно старалась панна Зося поддержать согласие. Старуха была непримирима. Младший лейтенант держался стоически, был неизменно учтив, но не мог скрыть своих чувств к девушке и еще больше раздражал этим старуху.