Теттау Э. Куропаткин и его помощники. Поучения и выводы из русско-японской войны. Часть 1-2.

Этим войскам Восточного отряда противостоял на южном берегу реки Ялу, у Видчжу и у Ионампо, авангард генерал-майора Асада, который до 13-го апреля был совершенно изолирован от всех прочих японских войск; силы этого авангарда составляли 3 батальона, 5 эскадронов и 12 орудий. Этот отряд был назначен для действий против отряда Мищенко; наступление же остальных войск 1-й армии замедлялось тем, что продовольствие и снабжение этих войск не были ещё организованы надёжным образом, так как единственная дорога из Анжу на Сенчен и Видчжу только устраивалась и приспособлялась для движения артиллерии.

Из отряда Асада на Ялу прибыла 4-го апреля одна лишь кавалерия, тогда как главные силы этого отряда сосредоточились туда только 8-го апреля. Правда, для поддержки этого отряда японцы выдвинули вперёд 12-ю дивизию, которая была снабжена горной артиллерией; эта дивизия была выдвинута к Тенжу, в 90 километрах от реки Ялу, но ввиду сильной непогоды, свирепствовавшей 8-го и 9-го апреля, движение этой дивизии было замедлено, и она прибыла в Видчжу только 14-го апреля.

Таким образом, отряд Асада в течение 6 дней был совершенно оторван от своих войск, оставаясь лицом к лицу с русскими войсками на Ялу. Положение этого японского отряда было бы очень сомнительно, если бы ген. Кашталинский, будучи достаточно осведомлённым относительно этой обстановки через кавалерию Мищенко, решился перейти через реку и атаковать противника.

Нельзя упрекнуть ген. Кашталинского, что он не предпринял это наступление, — это вина его начальства, которое приказало ему держаться демонстративного образа действий.

Если бы русские войска, сосредоточенные на Ялу, были преисполнены решимости к наступательным действиям, то в середине апреля им представлялось много других случаев для достижения успеха над японцами. К югу от Ялу в то время находились войска первой армии Куроки, которые имели в своем распоряжении только одну дорогу Сенчен — Видчжу. Вследствие этого три дивизии этой армии могли только последовательно, одна за другой, дебушировать из гор в долину к северу от Помахуа и достигли реку Ялу: 1-я дивизия 14-го, гвардия 17-го и 2-я дивизия 21-го апреля.

Всё же, при такой обстановке, если бы русские перешли в наступление с целью атаковать японцев к югу от Ялу, им необходимо было бы иметь укреплённые переправы на реке (Видчжу) и тем не менее им пришлось бы вступить в сражение, имея в тылу реку Ялу. Поэтому, пожалуй, можно было достигнуть более надёжного и решительного успеха над армией Куроки, если бы 4 русские дивизии, сосредоточенные на Ялу, решились оборонять эту реку активным образом, так, чтобы дать японцам переправиться через реку и затем атаковать их всеми своими силами.

Обстановка весьма благоприятствовала такому образу действий. Участок реки, на котором возможен был переход противника, был очень ограниченных размеров, потому что выше Гулуци ни из Кореи к реке Ялу, ни от этой последней в Манчжурию почти нет никаких дорог, которые были бы хоть сколько-нибудь пригодны для движения войск.

Ввиду этого представлялось вполне вероятным, что японцы будут вынуждены предпринять переправу через реку Ялу ниже упомянутого пункта для того, чтобы направиться далее по главному операционному пути Антунг — Фынхуанчен. А так как переход значительных сил через широкую и многоводную реку, в особенности около устья, был затруднителен из-за обороны правого берега реки, находившегося в руках русских войск, то главную атаку со стороны японцев для форсирования переправы надо было ожидать около Видчжу или выше этого пункта.

Представим себе положение 1-го мая, при котором русские войска, как это было на самом деле, занимали правый берег рек Ялу и Эйхо от Антуна до Чингоу, и предположим при этом, что одна или две русские дивизии были эшелонированы где-нибудь около Лидзяпуза с таким расчетом, чтобы после перехода японцев через реку Ялу и при развертывании их к северу от этой реки, энергично атаковать их правый фланг. Нет сомнения, что для достижения успеха здесь не требовалось таких больших сил, как 1-2 дивизии, а между тем успех этот имел бы большое влияние на весь ход войны.

Конечно, этот вероятный успех русских войск при атаке японцев после переправы их через Ялу был сопряжён также с известным риском; но, как справедливо заметил наместник генералу Куропаткину, без риска на войне, вообще говоря, нельзя ожидать никаких успехов. Зато результат такого успеха стоил требуемого риска.

В своём наставлении прусскому кронпринцу Клаузевиц предлагает, что «необходимо постоянно свыкаться с мыслью о готовности в случае необходимости погибнуть с честью, и это надлежит постоянно иметь в виду».

Эту же идею выражает и Драгомиров в следующих словах: «мы не должны забывать, что наше призвание заключается в том, чтобы уничтожить противника или самим погибнуть, и мы не должны на это закрывать глаза. Нет возможности вести войну таким образом, чтобы надеяться уничтожить противника, не рискуя в то же время самим погибнуть. Глупо в то же время действовать на войне таким образом, чтобы гибнуть самим без вероятности уничтожить противника. Поэтому надлежит уметь поражать противника, но в то же время самому быть готовым погибнуть, если это требуется обстоятельствами».

В противоположность этому учению Куропаткину всегда хотелось погубить противника, но никогда не хватало решимости самому погибнуть с честью. Он хотел победы, но в то же время ему не хватало силы духа искать боя для одержания этой победы.

Это стремление русского полководца настолько избегать боя, чтобы этот последний перестал требовать всякого риска, противоречит духу истинного полководца и должно было привести к тому, чтобы надолго затянуть войну, и в конце концов русская армия всё же оказалась бы вынужденной с огромными жертвами отвоёвывать обратно ту самую территорию, которая уступалась противнику без боя. Но если Куропаткину не хотелось или он не мог отказаться от своего предвзятого плана избегать боя с японцами даже вопреки обстановке, если он собирался окончательно уступить противнику инициативу действий, то надлежало быть последовательным и совершенно избежать боя на реке Ялу.

Между тем, ввиду противоположности взглядов наместника и командующего армией было принято в конце концов среднее решение, которое заключалось в том, что задачей авангарда на Ялу (Восточный отряд) будут демонстративные действия, т. е. задерживать противника на переправах, заставлять его развертывать свои войска, терять время при переходе через реку и т. п.

Ген. Линевич, как упомянуто выше, был того мнения, что для подобной задачи на Ялу достаточно лишь одной пехоты и не требуется вовсе артиллерии. Рождается, однако, вопрос: была ли такая задача посильна для пехоты, ввиду требования от неё демонстративных действий. Задержать противника пехота может, вступив с ним в бой, но весьма трудно было бы своевременно прекратить этот бой и отступить в порядке, особенно имея в виду, что в тылу находилось много горных проходов и горных хребтов. Такие демонстративные действия были затруднительны для значительных пехотных сил, собранных на Ялу, и тем труднее, чем многочисленнее был этот пехотный отряд.

Если действительно хотели задержать японские войска при их наступлении на Ялу, не ввязываясь с ними в бой, то гораздо более уместно было воспользоваться для этой цели конно-охотничьими командами, которые можно было без затруднений собрать на Ялу в числе от 16 до 18 команд[ 2 ³]; если бы к этим командам прибавить ещё 23 сотни Мищенко с придачей некоторого числа горных орудий и пулемётов, то эти конно-охотничьи команды могли бы в этом случай принести исключительную пользу. Я говорю исключительнуюпользу потому, что, по моему мнению, не только конно-охотничьи, но и пешие охотничьи команды приносили армии больше вреда, чем пользы.

С русской стороны премного восхваляют действия охотничьих команд в течение войны. Что охотники часто во время войны выделялись смелыми, хотя и мелкими, предприятиями — можно, пожалуй, согласиться; но положительно неизвестно, чтобы эти команды когда-нибудь во время войны принесли армии видную и существенную пользу.