Богдан Хмельницкий

— Он не полагается на свою дружину, потому что — Русь!

Вишневецкий раньше других понял, что удержать дворню на своей стороне в начинающейся схватке польские помещики будут не в состоянии, и стал разоружать свою дружину. (Кстати сказать, он не ошибся: вся его дружина действительно перешла вскоре на сторону козаков.)

Коронный гетман мобилизовал реестровых козаков под командой Барабаша. Реестровым не доверяли: от них потребовали специальной присяги, что они не перейдут на сторону бунтовщиков. Мера эта, впрочем, оказалась бесполезной.

В польском лагере была заметна нервозность, даже некоторое смятение: все чувствовали, что на этот раз дело затевается нешуточное.

— Тяжка эта несчастная война с козаками! — горестно воскликнул один шляхтич.

Другой, словно вторя ему, меланхолически добавил:

— С ними будет продолжительная и трудная война.

VIII. ДВЕ ПОБЕДЫ

Получив известие о том, что Хмельницкий выступил из Запорожья, коронный гетман Потоцкий созвал военный совет.

Польный гетман Калиновский рекомендовал двинуться со всеми силами навстречу козакам и принудить их к генеральному сражению. Большинство не согласилось с ним.

— Неблагоразумно, — говорили они, — выводить все войско в пустыню, не обеспечив достаточно тыл: население всюду враждебно нам. Лучше послать лишь часть войск, — вероятно, и тех хватит для одержания победы. А в случае нужды им можно будет подать помощь.

Потоцкий присоединился к этому мнению. Он рад был досадить Калиновскому, с которым непрестанно враждовал. Кроме того, им руководило еще одно соображение.

— Стыдно, — заявил он, — посылать большое войско против шайки подлых хлопов; чем меньше будет отряд, который истребит этот сброд, тем больше славы.

Был выделен отряд, который 11 апреля выступил в поход. Начальником отряда был поставлен двадцатишестилетний сын Потоцкого — Стефан; в помощь ему дали опытного вояку, Шемберга.

— Иди, и пусть история напишет тебе славу, — высокопарно напутствовал коронный гетман своего сына. — Пройдите степи и леса, разорите Сечь, уничтожьте дотла презренное скопище и приведите зачинщиков на праведную казнь.

Стефан Потоцкий разделил свое войско на две части. Пять тысяч реестровых козаков были отправлены вниз по Днепру в больших челнах — байдаках. Командовали ими члены старшúны реестровых Ильяш и Барабаш, к которым были приставлены польские комиссары. В байдаках ехало, кроме того, около тысячи наемных немецких пехотинцев.

Другая часть, в составе 4–5 тысяч человек, двинулась параллельно Днепру по суше. Хоругви польских жолнеров и навербованных среди украинского населения драгун были перемешаны здесь с сильными соединениями наемных рейтаров. В рядах ехало много знатных шляхтичей (между прочим, Чарнецкий, прославившийся впоследствии как искусный, но кровожадный полководец). Этот отряд был снабжен артиллерией, а в арьергарде его тянулась длинная вереница телег с припасами.

В летописи 1648 года записано: «Того ж року саранча барзо великая на усей Украине была и барзо шкоди великие починила».

Войско Стефана Потоцкого шло по опустошенным саранчою полям, и вслед ему неслись глухие проклятия голодных крестьян.

А навстречу, из Запорожья, двигалось ополчение Хмельницкого — около 8 тысяч человек. Основное ядро составляли запорожцы, остальную часть — пробравшиеся мимо польских застав козаки и крестьяне; некоторые из них имели самопалы, а другие только самодельные копья и топоры. Немного поодаль следовала орда Тугай-бея: лукавый союзник хотел сперва выяснить, на чьей стороне окажется в предстоящей битве победа, и в зависимости от этого вступить в бой или удалиться восвояси.

Для Хмельницкого исход первого столкновения имел громадное значение. За спиной молодого Потоцкого стояло войско коронного гетмана, стояла вся польская армия. Хмельницкий же в случае поражения не мог рассчитывать на чью-либо поддержку. Татары тотчас покинули бы его, а может быть, даже принялись бы совместно с поляками избивать козаков. Десятки тысяч людей, втайне сжимавших кулаки и только ожидавших удобной минуты, снова были бы обречены на ожидание; поражение подорвало бы восстание, подобно тому как ветер рассеивает не успевшую еще пролиться тучу.

Летописец Величко сообщает, что сперва Богдан собирался двинуться на Чигирин, дабы расправиться с Чаплинским. Если таково и было первоначальное намерение Богдана, то он без колебаний изменил его, отложив личную месть ради интересов общего дела.

Положение складывалось следующим образом. Реестровые козаки и немецкие пехотинцы плыли по направлению к крепости Койдак, где должны были соединиться с крепостным гарнизоном и дожидаться там следовавшего сушей отряда. По плану польского командования, этому отряду надлежало держаться в виду берега и двигаться с той же быстротой, что и байдаки. На самом деле вышло иначе. Байдаки быстро неслись по течению, а не любившие утруждать себя шляхтичи подвигались медленно, «наслаждаясь, — по выражению летописца, — весенней прохладой». В результате этот отряд значительно отстал от плывших водою реестровых: восемь дней понадобилось ему, чтобы пройти 70 верст, отделявших его от урочища Желтые Воды. Когда приблизились к этому урочищу, названному так вследствие глинистой почвы, окрашивавшей в желтый цвет глубокое озеро и протекавшую речку, то здесь уже стояли козаки [71].

Узнав о наступлении Стефана Потоцкого и правильно разгадав его планы, Хмельницкий с замечательной быстротой составил план, свидетельствующий столько же об его решительности и смелости, сколько о глубине понимания им подлинного настроения отдельных борющихся групп. Его замысел был основан на разновременности приближения обоих польских отрядов. Он надеялся, что ему удастся перетянуть на свою сторону реестровых козаков: он знал, как велико среди реестровых недовольство установившимися порядками.

Приказав козакам «отабориться» на Желтых Водах, но не атаковать поляков, он покинул лагерь и поскакал к Днепру, где, по донесению его разведчиков, уже показались передовые польские байдаки.

Встретив на Желтых Водах козацкое войско, поляки построились в боевой порядок и ожидали немедленной атаки. Но ее не последовало. В нетерпении шляхтичи стали разъезжать перед четырехугольником козацких возов, бросая насмешливые реплики и вызывая козаков на герцы. Горячие запорожцы волновались, но, соблюдая наказ Богдана, не втягивались в битву. И вдруг 7 мая [72] в козацкий лагерь стройными рядами въехали тысячи свежих бойцов. То были реестровые.

Всполошившиеся поляки узнали грозную весть: пока они занимались герцами, Богдан встретил близ урочища Каменный Затон передовые байдаки и, не открывая военных действий, вступил в переговоры с находившимися в них козаками.

В этих переговорах была сразу найдена общая почва. Одним из байдаков командовал Кречовский — тот самый, который некогда дал возможность Богдану скрыться от ареста. Он без колебаний примкнул к восставшим. Вместе с ним и весь авангард реестровых перешел на сторону Хмельницкого.

— Обещаем тебе, — заявили они Богдану, — склонить всех плывущих за нами козаков; все пойдем войной на поляков, а присяга нам не присяга: ее вынудили у нас насильно.

Хмельницкому нечего было более тут делать. Он уехал обратно на Желтые Воды, поручив дальнейшие действия ловкому и обходительному козаку Ганже.

Когда подплыли остальные байдаки, Ганжа и Кречовский созвали «черную» раду (созванную не начальниками, а по инициативе снизу). Начались страстные прения.

— Мы идем за веру и козачество и за весь народ русский, — провозгласил Ганжа, высоко поднимая знамя. — Короне ли польской пособлять станете, которая заплатит вам неволею, или матери своей Украине?

Один за другим выступали козаки и напоминали своим товарищам о тех гонениях, которым подвергали ляхи их самих и весь украинский народ. Как выражается один польский летописец, на всех челнах «вспыхнул огонь ярости и гнева и у всех шести тысяч стал один ум, одно сердце». Реестровые рвали в клочья польские знамена и бросали их в реку. Почти все, известные своей преданностью Польше, были изрублены: Барабаш, Ильяш, Олеско, Гайдученко и много других, ревностно служивших панству. Затем реестровые напали на немецких наемных рейтаров и частью уничтожили их, частью рассеяли.