Удивительный Самсон. Рассказано им самим... и не только

В то время, когда я набирайся душевных сил, происходили и другие события. Из-за того, что я был тесно закован и днём, и ночью — охранники снимали мои кандалы только дважды в день на время еды, — моя психика стала сдавать. Это значительно огорчало меня, гак как я всегда гордился своей силой и выносливостью. И, глубоко поразмыслив, решил, что единственный путь остановить ухудшение своего физического состояния заключался в тонировке мускулов иным способом по сравнению с тем, что я делал, имея полную свободу действий. Вследствие моей беды, именно так возникла идея о системе упражнений, которая сейчас, в этой стране, становится такой широко известной. Именно в заключении разработаны те принципы, которые дают столь удивительные результаты.

У меня имелось достаточно времени, чтобы осуществить свои идеи: мне больше нечего было делать. Я быстро понял, что этот вид физической стимуляции можно выполнять долгими часами. Вместо растраты энергии она, напротив, только накапливалась. Это было большой удачей для меня во многих отношениях, если вспомнить, в каком я находился положении. Ведь я не получал много еды, должен сказать, а то, что мне давали, было не особенно питательным. И так я продолжал заниматься около трёх месяцев, постепенно возвращая себе прежнюю форму и значительно укрепляя свои истощённые силы и энергию.

Примерно в это время случилось ещё нечто, чему было суждено обернуться более важным, чем казалось на первый взгляд. Показная покорность и смирение со своей участью несколько изменили условия моего содержания. Кандалы с ног сняли, и мне позволялось ежедневно выходить на прогулку по территории крепости под присмотром часового, при этом руки у меня были тесно связаны сзади.

Однажды, когда я так ходил, к охраннику подбежала собака, которая явно хорошо знала этого человека, а после него она повернулась ко мне, очевидно желая подружиться. Польщенный такой возможностью, я сказал собаке несколько ласковых слов и понял, что это очень умное животное, я чувствовал, что могу быстро обучить её нескольким несложным штукам. Получив разрешение охранника, как только мог, я провел с собакой предварительные занятия, на которые животное реагировало так, что просто удивляло меня, хотя я осведомлён о быстрой научаемости собак. Мой охранник сообщил, что пёс принадлежит коменданту крепости.

Это знакомство явилось долгожданной переменой в смертельной скуке моей жизни, и каждую возможность, которая у меня была во время прогулок, я использовал для дрессировки этого пса до тех пор, когда он, наконец, не смог уверенно исполнять некоторые трюки, заслуживающие большой похвалы. Однажды, занимаясь дрессировкой под присмотром охранника, я попался на глаза коменданту, который шёл через площадь по каким-то своим делам. Он быстро подошёл к нам. Вместо того, чтобы отчитать охранника или наказать меня, как мог бы поступить кто-то другой, тот показал большой интерес и удовольствие от того, что я смог сделать с его любимцем. Более того, он разрешил мне продолжить, убедившись, что раньше я был, кроме всего прочего, цирковым дрессировщиком.

Я указал ему на то, что, будучи связанным, не смогу выучить пса ничему новому, так как для нормальной работы с животными человеку нужны свободные руки. Освободить меня полностью комендант не соглашался. Но пошёл на компромисс, разрешив держать руки в наручниках спереди и на длинной цепи, что дало рукам почти полную свободу.

В тот день, вернувшись в свою камеру, я присел на край моей грубой кровати и задумался. Если мне будет позволено больше пользоваться руками, то появляются чёткие перспективы вырваться из моего узилища. Решётку я мог расшатать украдкой, если бы только нашёл подходящий инструмент, и я буду во все глаза присматривать что-нибудь, чтобы припасти и сохранить. У меня достаточно времени для того, чтобы всё обдумать и действовать по обстановке.

На другой день, когда меня снова повели на прогулку, мне приказали следовать за охранником к коменданту. Когда мы явились, мне было велено показать, на что способна собака. Комендант с большим удовольствием смотрел на смешные выходки животного, гордясь своим псом: ведь тут же присутствовали некоторые офицеры. И, в качестве награды за мое терпение, у меня спросили, есть ли пожелания, которые можно исполнить, не наручная условий и срока моего заключения. Единственное, о чём я мог думать в тот благоприятный для меня момент, это получать побольше и получше еды. Выслушав эту просьбу, комендант пообещал подумать, что можно сделать в этом направлении. И он сдержал слово. С того дня меня стали кормить три раза в день и вкуснее, чем раньше.

Я продолжал дрессировать пса, когда меня выводили на прогулку. С полного согласия коменданта крепости наблюдение за моими передвижениями стало не таким строгим, как раньше. Мне теперь разрешалось переходить за ограждения, которые ранее обозначали пределы моих прогулок, и я использовал каждую благоприятную возможность для поиска всего, что можно будет использовать для побега. Наконец однажды я высмотрел кусок железного прута, который, я был уверен, послужит моей цели. Под видом игры с собакой я подобрал его, не привлекая внимания, и спрятал под одеждой. А перед этим припас кусок закалённой проволоки, которая, как я думал, могла пригодиться для открытия наручников, она в ожидании подходящего случая лежала запрятанной в матрасе моей кровати.

Той ночью в камере я приступил к подготовке побега. Гам было три прута, перекрывавших окно, и я просчитал, что если смогу расшатать кладку сверху и снизу одного из крайних прутов и вытащить его, то с его же помощью выверну остальные. Этого окажется достаточно, чтобы выползти наружу. Цепь, соединявшая наручники, я знал, не будет мешать мне в работе, и когда настанет подходящий момент, смогу разломать ее на кусочки, просто перекрутив пальцами, как я делаю на сцене, многие из вас могли это видеть. Браслеты на запястьях я надеялся разомкнуть куском проволоки. Я видел раньше, как это делается, и знал, что это не будет особенно трудным делом.

Чтобы начать подготовку, потребовалось заточить мой железный прут, и я сделал это, обтачивая его о каменный пол в углу камеры, где никто никогда не заметит следов. На всё ушло время, больше недели, но наконец я решил, что прут достаточно остёр, чтобы им можно было воспользоваться. После того как точил его каждую ночь, должен сказать, я прятал его в матрасе вместе с куском проволоки. Матрас за время, что я пребывал в этой камере, никогда не меняли и даже не проверяли. Как только я начал ковырять вокруг камня, в который был погружён оконный прут, понял, что моя задача окажется намного проще, чем я предвидел. Как было сказано ранее, каземат из-за рва с водой был сырым. И сама крепость была старой. Следовательно, ржавчина и время вызвали эрозию и металла, и кладки: первый разъедала ржавчина, вторая крошилась под действием заострённого инструмента.

Около двух недель я работал еженощно, сметая каменные крошки в ров, и. наконец, нижняя часть прута была свободна. Слегка потянув его, убедился, что смогу вырвать его, как только захочу попытаться выбраться. Это, однако, пришлось отложить до тех пор, пока не смогу найти веревку, которая доставала бы от верха стены до земли. Я смог добыть несколько кусков за последние дни. Связанные вместе, они были запрятаны в матрас. По пока их длины было недостаточно.

Ибо моя задумка оказалась таковой: когда я буду готов, порву цепь, сковывающую мне руки, и открою наручники кусочком проволоки, после чего выдерну прут из окна, затем раздвину оставшиеся два. Сделав это, согну заточку в крюк с острым концом и прикреплю его к веревке, обмотаю её вокруг тела, выпрыгну из окна в ров и переплыву его. Перебравшись на другую сторону, закину крюк на стену, взберусь по веревке и спущусь с обратной стороны стены. Оказавшись на свободе, я не без оснований мог полагаться на свои способности куда-нибудь скрыться до поры, когда будет безопасно пересечь линию фронта.