Дневник научного работника (СИ)

15 декабря 1990 года, суббота.

Досуг по-прежнему проходит в возне с БРЭ. Немировский ВМ отвлекает моё внимание уже 40 дней. Чем больше я его гоняю, тем больше выявляется в нём неполадок. В последние дни на третьем часу работы он стал вдруг переходить на стоп. Тогда я его разобрал и стал наблюдать: ослаб один из пассиков. Я вырезал из велосипедной камеры покороче, - стало лучше. Включил ВМ на всю ночь, он крутился до утра. А ведь до этого я перепробовал массу приёмов: я прочистил и смазал все оси, наканифолил все пассики, - не помогло.

Вообще конструкция ВМ-12 – это копия «Panasonic-2000» 15-летней давности. Трансмиссии очень сложны и несовершенны. Пока движение от ведущего электропривода (ЭПВ) дойдёт до механического счётчика, оно должно преодолеть шесть роликов и пассиков.

В 13 час приехал Виктор и торопливо забрал исправленный ВМ-12. Я даже не успел ему рассказать подробности. Успел только догнать его на улице, пока он ещё не сел в автомобиль, и напомнил: «А деньги?» Он спохватился: «Разве я тебе не дал? Ах, вот они!». 100 руб.

Головач гостил с 12⁴⁵ до 15⁴⁵. Мы списали три CD: Thelonious Monk.

16 декабря 1990 года, воскресенье.

Теперь без Лили встаём позже. Я встал в 9³⁰, а Ира в 10⁰⁰. До 1⁴⁰ смотрели телепередачи. А я с 18 до 24 делал дурацкий трансформатор для электронных часов взамен сгоревшего из-за 380 вольт в сети. Я бы мог купить целиком любительский набор за 16 руб, и оттуда взять тр-р, но куда деть всё остальное? Я ведь рационалист (так кто-то мне говорил очень давно). Этот тр-р я сделал из дросселя (это нечто вроде тр-ра, но там намотана только одна высоковольтная катушка). Дроссель от приёмника «Рига-10», - там уже было 3300 витков, я добавил 600 и 2х45. Теперь мой любимый приёмник в прошлом продолжает свою жизнь в виде детали от него в часах.

11-15⁴⁰ – бассейн. Снова проплыл не 1500, а 1600, но с трудом. Теперь я задумался, зачем я так стараюсь. Чувствую, что перенапрягся. Я потом в вестибюле померил пульс: 110. И только к 17 час он опустился до 72. И не с кем посоветоваться, т. к. наш участковый врач Антонина Трофимовна Борина для меня не авторитет в спортивных делах. Сейчас она взялась за Рудковского, найдя в его крови воспалительный процесс. Так что Рудковский вынужден сидеть на больничном листке, и приходит ко мне за видео-кассетами. Борина в 1968г нашла у меня какой-то процесс в крови и многократно посылала меня на анализ, но никак не могла понять, в чём дело. Но когда я вернулся с Камчатки и рассказал, что я легко взошёл на Ключевскую сопку, она успокоилась. А насчёт Рудковского она оказалась права.

17 декабря 1990 года, понедельник.

Ночью в 23 час Ирина водила на прогулку бабулю, и когда они гуляли вдоль садов по улице Чаплыгина и с ними кошка Клава, то ещё подошёл с мяуканьем кот Кэти, но Ирина в темноте его не узнала, и, подумав, что это чужой кот, прогнала его. А он обиделся и не вернулся домой до утра. А может, он ночью пытался вернуться (они ходят через форточку), но Клава его не пустила. Клава - гладкая маленькая серая (порода «русская голубая») свирепая кошка, а Кэти – наш огромный 5-летний кот весом 6 кг. Он очень добрый, и во всём уступает Клаве. Хотя они завтракают из одного блюдца, но если кот лезет в форточку, то Клава с яростью выгоняет его.

Лабтам сегодня в порядке, и с утра все занялись расчётом. Я занял терминал в комнате №306, где сидят Крапивко и Дорохин (между прочим, у них непрерывные административные разговоры). Полтора часа я разбирался с результатами, которые были получены в пятницу.

Потом я запустил в расчёт ещё один вариант. Мой расчёт длился 12 мин, а результаты я мог посмотреть на терминале в нашей комнате. Я вызвал на экран формы колебаний при флаттере ракеты, - эти формы появились. Но потом вдруг появились чужие картинки, и я в них узнал «1-44».Тогда я позвонил на Афину, и Валера оттуда ответил, что как раз в это время Рыбаков с Мизиновой вывели на графор «1-44». Так что возможны накладки, и надо подождать. После обеда я вывел на печать все мои результаты и вручил Крапивке, чтобы он мог завтра всё это вместе с актом вручить заказчикам.

Вечером заехал на автомобиле брат Коля. Ему надо было встречать в 19⁴⁵ Валю из поликлиники, так что он гостил с 19¹⁰ до 19³⁵.

Ирина случайно нашла у себя в бельевом шкафу гвоздодёр, который в моём блокноте «Где что лежит» числился за ней уже много лет. Просто он был когда-то спрятан от Вани, который любил ходить по всяким бесхозным местам и всюду дёргать гвозди.

18 декабря 1990 года, вторник.

Фаянцев вошёл в форму, и теперь каждое утро побеждает в блице. Я поделился с ним, что в ЖУМе вчера купил набор для юного радиолюбителя за 14 руб: «Приёмник прямого усиления», а он, оказалось, прошёл это в детстве. Он застал те времена, когда диоды приходилось делать вручную, и штамповать корпуса из плексигласа.

Кончается год. Сегодня один отчёт уже оформили. Его авторы: Наб, Рыб, Куз, но на самом деле всё делал Набиуллин. Это тематическая работа по определению аэродинамических сил на сверхзвуке в системе КС2. Другой отчёт, тоже от группы авторов, написал Рыбаков с Мизиновой – это расчётные исследования самолёта «1-44» по договору с заводом. Цена работы 44 тыс, из них на зарплату пойдёт 6600 руб (уже истратили). В этом году дело с финансами обстояло благополучно, но на 1991г обстановка тревожная. Госзаказ снизится с 50% до 25%, а что касается договоров с заводами, то с этим пока плохо.

Все стараются такие работы оформить через кооператив, минуя ЦАГИ. Например, я надеялся, что Крапивкина работа будет оформлена через ЦАГИ, но он оформил это через НТЦ Тюрина: цена 18 тыс на 17 чел.

19 декабря 1990 года, среда.

Деловое напряжение схлынуло. Все срочные расчёты закончены и пишутся отчёты. Это чувствуется по недогрузке Лабтама. Достаточно сделать запрос, кто и сколько считает, как Машина отвечает: считают двое по 1 мин. А ещё неделю назад считали около семи человек по 20 и более минут. Поэтому, воспользовавшись свободным Лабтамом, я решил посчитать ещё кое-что для Крапивкиной ракеты. Кроме расчёта по ГОС, я посчитал также на дозвуке. Система КС2, сделанная Валерой, настолько удобна, что я с отвращением вспоминаю БЭСМ-6: как я бегал на неё, заклеивал дырки в перфокартах в надежде два раза в день получить результат расчёта. А потом строил формы колебаний на миллиметровке. А теперь эти формы рисуются автоматически либо на экране, либо на бумаге. Как пользователь системы, я заметил мелкие неудобства в инструкции, например, чтобы перейти от сверзвука (пока ГОС), к дозвуку, надо в каждом агрегате (в каждой УП – упругой поверхности), поменять ключ. А у меня их много: 9 УП. Когда же я делал КС1 для БЭСМ-6, то у меня такой ключ был единым – это лучше. Но я не стал ему говорить об этом, чтобы не отвлекать от диссертации.

20 декабря 1990 года, четверг.

Сегодня на Лабтаме осталось вообще только двое: Соболев да я. Наблюдая состояние процессов на машине, я заметил, что она распределяет время поровну между всеми задачами. У меня было две задачи по 12 мин, а у Соболева одна аналогичная по времени. Поэтому мои 12-минутные задачи шли 36 мин. Потом в машине я остался вообще один. Задача с дозвуком выдала несуразные результаты, и теперь надо искать, в чём ошибка. Эдик стал мне помогать: вывел на экран мои исходные данные и проверил по картинке. Пока всё правильно, но в этот раз работал «Дозвук Мосунова» (пространственный), а не Набиуллина, а с ним ещё мало опыта, т. к. кроме меня он никому пока не понадобился.

Перед обедом сходил в Цаговский медпункт к стоматологам после 10-летнего перерыва. Там врач Саша Толстых, но со мной занимался непосредственно техник Валентин Крохов. Он мог мне ставить коронки прямо у меня дома, и всё бесплатно, потому что я иногда ремонтировал его аппаратуру.