Неподдающиеся

Здесь-то пригодилось физическое воспитание Эколь Нувэль: гимнастика; бокс; конный спорт; массаж на столе, покрытом сукном, и выбрасывание голого мальчишки в снег, а затем — снова массаж, при котором от тела шел пар; сон круглый год с открытыми окнами. Мне пришлось на плечах нести довольно плотную и тяжелую ношу с горной вершины вниз…

К тому же времени относится случай со спасением годовалого двоюродного братца Жан-Рока.

Это случилось в Монтрё. Все были дома. Возможно, у меня более обостренное обоняние и, конечно, лучшая, чем у остальных, быстрота реакции: я почувствовал запах гари и… кинулся в детскую. Вероятно, от дуновения ветра, качнулась лампадка и загорелся балдахин над колыбелью младенца…

Я выхватил мальчика из пылающей люльки, опалив себе лицо (по сей день у меня нет бровей).

Пожар был быстро потушен, но взволнованная тетя Нюся, обращаясь к своему супругу, сказала (думая, что я этого не слышу):

— Леон, надо дать Оне хоть пару франков. Пусть сходит в кино с девушкой!

— Почему? — хладнокровно вопросил мой швейцарский дядя.

— Ты еще спрашиваешь?! Ведь Оня сегодня спас нашего сына!!!

— Будь я на его месте, сделал бы то же самое, — твердо произнес Леон.

Денег на кино в тот раз я так и не получил.

Несколько позже расскажу, как я встречался с В. И. Лениным в этой нейтральной стране. Сейчас же хочу вспомнить отъезд Владимира Ильича и сопровождавших его революционеров из Цюриха.

Для меня это событие примечательно лишь тем, что с вокзала мы с Юрой Кирковым и Колей Гопенко зашли в пивную. Сели за отдельный столик, заказали себе пиво…

Вдруг ко мне подходит здоровенный детина-немец и с вызовом говорит:

— Вы непристойно пристально рассматриваете мою даму! Бросаю вам вызов.

— Какую даму? — не понял я.

— Ах, значит, я вру?! — кричит немец и вытаскивает нож, приглашая меня к драке.

— Иосиф, ты видишь друзей «боша»: у них щеки помечены шрамами. А этот еще только мечтает об отметине…

— На ножах я с тобой драться не собираюсь, — говорю я. — И в заведении бить тебя не стану. Выйдем на улицу, и ты увидишь, как я тебе разобью нос!

Разбитый нос юного вояку явно не устраивал, и, обзывая меня трусом, он отправился к своей компании.

Мы же, допив пиво, спокойно покинули кабачок, а затем — и Цюрих, направляясь домой.

Принимая во внимание еще не кончившуюся войну, нейтральная Швейцария все же провела мобилизацию всех военнообязанных. В этой связи я вспомнил два эпизода. Один относится к году 1918-му.

Соседка по Монтрё провожала на военные сборы сына — знакомого мне парня. И напутствовала его:

— Будь храбрым, как подобает швейцарцу, сынок! Но… если что начнется, старайся побыстрее вернуться домой!

А в 1911 году я с тетей Нюсей и знатными дамами из Швейцарии был на маневрах, которые проводились швейцарцами и на которых присутствовал прусский король.

Раздалась команда: «Залп!». Все пули попали в «яблочко» мишеней.

Такая меткость несколько раздосадовала Вильгельма II. И он иронически спросил командующего швейцарскими войсками:

— Ваше войско малочисленно, что вы станете делать, если я выставлю против вас вдвое большую силу?!

Швейцарец поклонился и произнес:

— Ваше величество, в этом случае я вынужден буду приказать своим воинам выстрелить по два раза…

Эти маневры запомнились мне еще и тем, что баронесса Дисбах доверила мне подержать своего новорожденного ребенка и он… описал мой мундир!

Когда я, спустя полвека, на собрании офицеров Женевы вспомнил этот случай, раздались возгласы:

— Жозеф! Предъяви Дисбахам счет сейчас!

На что последовала скептическая реплика одного из офицеров:

— Нет смысла. Я знаю эту семью, единственное, что они сделают, — оплатят костюмчик одиннадцатилетнего мальчика…

Снова нарушу хронологию. Была ночь под Новый, 1918 год…

Зима тогда выдалась холодная, что довольно редко для тех мест. Белый ковер покрыл и горы, и даже кое-где берег, доходя до самой воды Женевского озера.

В ту пору Рождественские две недели я проводил в местечке Кларан над Монтрё.

Встречать Новый год был приглашен к моей знакомой девушке Жаннет. А она жила в деревне Шаи над Клараном. Ходу от нас до нее было минут двадцать пять, и я отправился в путь, держа в кармане мой скромный подарок — крошечный флакончик духов «Сердце Жаннеты».

В Швейцарии собираются на встречу этого ежегодного праздника сравнительно рано — к девяти вечера, чтобы в полночь проводить старый, встретить Новый год и разойтись по домам.

Жаннет ждала меня у калитки. Я тут же вручил ей подарок и хотел — с поцелуем — поздравить, но девушка коротко бросила:

— Потом! Сейчас надо спуститься за доктором Фреем: у мамы сильный сердечный приступ! Идем!!!

Мы быстро двинулись вниз, к озеру Сначала шли молча. Проходя мимо двухэтажного домика, Жаннет вдруг сказала:

— А ты знаешь, кто здесь жил совсем недавно?

— Конечно, знаю, — ответил я. — Господин Ленин.

— Теперь он у вас на месте царя?

— Он не на месте царя, а на своем месте…

— Почему ты так говоришь?

— Потому что он возглавляет Россию не как наследник Николая, а как избранник народа!

Владимир Ильич и Надежда Константиновна жили недалеко от нас. Я видел их на прогулках по набережной. Однажды даже присутствовал при разговоре с ними человека удивительного… А вот и он сам — идет нам навстречу в своем плаще из толстого сукна и в широкополой шляпе.

— Здравствуйте, Николай Александрович! — сказал я по-русски.

— С Новым годом, молодые люди! — ответил он по-французски.

Это был Николай Александрович Рубакин, великий библиофил, оставивший своей советской Родине бесценную библиотеку — более восьмидесяти тысяч томов.

Доктор Фрей, которого мы застали дома за приготовлениями к празднику, тут же оседлал свой велосипед с моторчиком и умчался в Шаи. А мы медленно пошли обратно.

Справа — с веранды, ведущей в сад, доносились нежные аккорды рояля.

Мы остановились, захваченные чарующими звуками вальса Шопена. Это играл Игнацы Падеревский. Я не знал тогда, что вскоре этот великий пианист оставит музыку и займет пост премьер-министра Польши в правительстве Пилсудского.

Понимая, что праздничный вечер в доме Жаннет состояться не может, я предложил девушке провести его у моих родных.

Она, конечно, отказалась: не могла оставить больную мать.

Любезно проводив меня до самой дороги, Жаннет сказала на прощанье:

— Будущую встречу Нового года мы проведем веселее! Как ты думаешь?

— Возможно. Надеюсь!

Дядя и тетя были крайне удивлены, увидев меня входящим в столовую. Реально обрадовалась моему возвращению только моя двоюродная сестричка — четырехлетняя Симон. Она искренне любила меня и уже тогда обещала выйти за меня замуж. (Мою сестричку ожидала ужасная судьба. Вначале — на глазах у деда и бабки — в Монтрё попадает под машину и гибнет ее дочь… То же — уже в Париже — случилось и с Симон.)

Но в тот новогодний вечер дядя — консерватор по убеждениям — почему-то усмехнулся и сказал:

— Сегодня ты впервые встречаешь Новый год как гражданин русской республики. Невероятно! Как они — эти мужики — посмели?!

Тогда я еще не знал, что встречу следующий — 1919 год около лагеря Ля Куртин во Франции, где находились русские солдаты, отказавшиеся после Октябрьской революции воевать и требовавшие отправить их в Россию.

Не знал я еще и того, что, будучи помкомвзвода 36-го полка 6-й Кавдивизии Первой Конной армии, встречу 1920-й в разведке: на подступах к моему родному Ростову…

Итак, окончилась Первая мировая война. Но в России шла война Гражданская.

Мои швейцарские учителя посоветовали мне вернуться на родину.

Директор Эколь Нувэль — господин Готье — сказал:

— Мы обучили тебя всему! Ты уже вполне образованный молодой человек. И, кроме знаний, еще очень хорошо работаешь руками! Сейчас в России нуждаются в таких людях!..