Путин - приемный сын Ельцина

В прошлом правители России редко получали власть из рук народа или его представителей. В этом отношении «чисты» Михаил Романов, ставший царем по воле представителей земель российских, и его наследник — сын Алексей. В 2013 году исполнилось 400 лет, когда началось первое в нашей истории истинно легитимное правление. После Алексея Михайловича кандидатам в правители чаще приходилось брать власть как девку или как вражескую крепость. Иногда оружием, иногда обманом, иногда по-современному — фальсификацией выборов. В современной истории высшая власть и вовсе передавалась из рук в руки по принципу «пост сдал — пост принял». Что-то вроде вахтового метода. Да еще с антиконституционной гарантией безопасности преемником предшественнику от возможного преследования.

И только когда в глубинах народной жизни произойдет осознание, а за ним и убежденность элиты, что сила власти — в чистоте ее получения (легитимности) и что твердая власть и умеренная либеральная политика вполне совместимы, тогда и проявятся кандидаты в «цари», одному из которых будет суждено начать с чистого листа. Не просмотреть бы рождение героя. А чтобы не ошибиться и не принять воробья за орла, надо судить, как задолго до нас сказано, не по словам и обличью, а по делам его. Только при таком условии можно будет избежать нелепой и трагичной ситуации, когда десять лет страной правил президент-чемпион, установивший два постыдных рекорда: не исполнил ни одного своего обещания и с особым ель-цинизмом «изнасиловал» страну и Конституцию. Даже название стране дал двойное. Так в Конституции и записал: «Российская Федерация — Россия». Такого прецедента мир не знает. И герб в виде византийского орла двуглавого восстановил. И чем это серп с молотом ему не угодил? Очень даже богоугодные инструменты. Недаром сказано: «Труд есть форма служения Богу».

Популярность Ельцина с 90 процентов вначале президентства в конце еле дотягивала до 10 процентов. При такой оценке ельцинского правления фамилия Хайрул-лин была бы для молодого Бориса несравненно достойнее. И при желании он может легко, в отличие от страны, в любое время взять отцову фамилию. Хотя, конечно, человек красит фамилию, а не наоборот. Пусть сам решает.

Другое дело — страна. Здесь все сложнее. Наверное, вначале она должна сама поменяться, в смысле население ее народом стать, а уж потом можно подумать об отказе от двойного названия и двуглавой птицы-герба? Или все-таки следует начать с изменения «фамилии» страны? Тут как курица с яйцом. Что первее, поди разбери. Ясно только, что с таким раздвоением страна полнокровно заживет не скоро. Так и будет оставаться полудемократией, полурынком, полуфедерацией. Полуазией и Полуевропой. Может, возвратиться к истокам, то есть к древней фамилии-названию? А что? Звучит неплохо — Республика Русь!

Клятва на кресте

Такой публики зал заседаний Большого Кремлевского дворца в своей истории еще не видел. Благости, единства и непременного почитания президиума, какие были еще вчера, не стало вмиг. Приехавшие со всей России депутаты постоянно вскакивали с мест, кричали, бегали по длиннющему залу. Все что-то доказывали, но никто никого не слышал. Многие часами простаивали в очереди у расставленных в проходах микрофонов. Это для глаз избирателей. Ведь заседания передавали в прямом телеэфире. Так что дурь и достоинства любителей пиара были видны всем желающим.

Волны перестройки, после долгих лет застоя, вынесли на поверхность политической жизни самую разномастную публику. Раньше отбор кандидатов в депутаты проходил в благоговейной тишине кабинетов парткомов — единственной и правящей КПСС. Отбирали согласно спущенным сверху квотам: столько-то мужчин, женщин, молодежи, среднего и старшего возраста, рабочих, крестьян, интеллигентов, членов партии и беспартийных. Как видим, чистой демократией и не пахло (теперь тоже отбирают, но за деньги в кассу партии и ее большого босса, но это считается реально демократичным). Отобранных кандидатов безо всякой альтернативы «пропускали» через коллективы. Проходили практически все. Но случались и сбои. В одной воинской части вместо рекомендованного командира военные выдвинули и утвердили кандидатом замполита. Казалось бы, какая, в принципе, разница? Оба коммунисты, возраст примерно одинаковый. Так этот случай разбирали на самом верху, в ЦК партии, — система должна работать без сбоев и в режиме партийной демократии. Иначе анархия!

Потом выборы. Тоже без альтернатив. Здесь провалы случались, но только на выборах в местные Советы. Такое происходило также не часто. За порядок на выборах отвечали опытные партработники. Депутатский состав на выходе получался компетентным и, главное, послушным и предсказуемым. Попадались среди них и записные бузотеры. Но эти единицы никого не волновали. Это больше для демократической декорации и развлечения.

Теперь же кандидатов отбирала улица на свободных предвыборных митингах, собиравших самый разноликий народ. Погоду на них делали не передовики производства и представители интеллигенции, как раньше в парторганизациях и трудовых коллективах, а частично занятый или совсем безработный фабрично-заводской люд, выброшенный с закрываемых оборонных и других предприятий, вперемешку с вечно свободными сотрудниками научно-исследовательских институтов, либеральные интеллигенты (позже их назовут гнилыми) и просто праздная публика. Одним словом — толпа! Потом, после выборов, с улиц она в лице своих представителей как бы перемещалась в самые респектабельные государственные залы. Но это — потом…

А тогда, на митингах, все они в момент превратились в знатоков политологии, демократии, политики и экономики. Еще вчера незаметные юрисконсульты, экономисты, заведующие лабораториями различных направлений стали главными претендентами в депутаты разных уровней. Тех, кто призывал к осторожным реформам, сразу отвергали с ярлыком ретроградов. Поддерживали разрушителей. В толпе доминировало мнение, что дорога к лучшей жизни будет короче именно через разрушение прежней. В этом, конечно, ничего рационального не было. Только эмоции. Но этот иррациональный поток был главным и очень стойким. Идти против него решались только самые отважные или политические самоубийцы. На одном предвыборном собрании публика услышала из ответов претендента в депутаты, что он никогда у государства не воровал. И тут же раздались голоса, зачем нам такой: «Если сам не ворует, значит, и нам не даст!» Поддержали кандидатуру одной языкастой дамочки, которая утверждала, что красть у Советского государства, когда «все вокруг колхозное, все вокруг мое», не грех. Кстати, эта дамочка стала главой правительства в одной из бывших советских республик. Сейчас сидит за хищения в особо крупных размерах.

В этой обстановке особенно активными, как и в годы прежних резких перемен, были евреи. Их число в стране к этому моменту сильно сократилось за счет выезда за рубеж. Раз в десять, но на активности оставшихся это не сказалось. Они быстрее других сообразили, что пришло время быстрого доступа к власти и деньгам. Из них потом вышли первые банкиры, популярные депутаты, миллионеры и олигархи. Они же первыми поняли роль СМИ, взяли их под контроль и воспользовались этой мощью для разгрома конкурентов и укрепления своего влияния.

Подняли головы анархисты, сепаратисты и националисты, в том числе русские. Самое неприятное — появились фашисты. И это в стране, заплатившей страшную цену за победу над фашизмом! Немало тех, кто отсидел за чистую уголовщину, пользуясь моментом, требовали реабилитации как жертвы, пострадавшие от режима. Некоторые из них тоже проскочили в депутаты. И были самыми нахрапистыми.

При такой разноголосице обсуждение на съезде народных депутатов любой проблемы превращалось в бесконечные и бестолковые дебаты. О кадровых вопросах и говорить нечего. Пустяковый вопрос о формировании какой-нибудь депутатской комиссии решался несколько дней. Прежде единодушные и дисциплинированные коммунисты, ошалевшие от горбачевской свободы, разбрелись по внутрипартийным фракциям и потеряли нити управления сложной ситуацией. Постепенно тон стала задавать сплоченная группа антикоммунистов во главе с беспартийным академиком, отцом водородного оружия Сахаровым и коммунистом-расстригой Ельциным. Назвали они свою тусовку Межрегиональной депутатской группой. Простенько и, главное, без какой-либо идеологической окраски. Хотя руководящее ядро группы составляли отъявленные антикоммунисты, называющие себя при необходимости демократами. Но для дурачков и идеалистов, каких в жизни немало, она стала хорошей приманкой. Группа разрослась, стала влиятельной, а после скоропостижной смерти Сахарова превратилась в значительный антикоммунистический центр во главе с Ельциным. Да, самым главным антикоммунистом в стране стал не рядовой боец партии, а недавний кандидат в члены Политбюро и член ее Центрального комитета.