Мартин Лютер Кинг. Жизнь, страдания и величие

Глава 1.

Как Сжималась Пружина

 В самом центре Атланты, там, где Оберн-авеню, отделяясь от знаменитой Пичтри-стрит, начинает идти под уклон, расположена колыбель, в которой выросла самая влиятельная чернокожая община в истории всего афро-американского Юга. Решив пройти пешком все семнадцать кварталов Оберн-авеню, вы сможете увидеть здание издательства «Дейли уорлд», офисы Гражданской страховой компании и других процветающих негритянских предприятий. Затем проспект снова поднимается вверх, и по обеим его сторонам, засаженным деревьями, тянутся ряды опрятных больших домов, построенных в викторианском стиле. В них и обитают те экономные, но зажиточные и честолюбивые темнокожие пуритане, которые владеют и управляют уже пройденными вами процветающими предприятиями. Здесь же расположены и главные их храмы ― собор Бетель, принадлежащий Методистской епископальной церкви, а также баптистские церкви на Уит-стрит и Эбенезер. На самой вершине проспекта вы увидите серый дом, украшенный белой отделкой и крытый серой же черепицей. К нему пристроена широкая веранда, на которой в первые годы двадцатого столетия прохожие часто могли видеть высокую черную фигуру преподобного Адама Дэниела Уильямса, отдыхавшего здесь, на свежем воздухе, по вечерам, в конце рабочего дня.

Родившись в тот самый год, когда Линкольн издал Декрет об отмене рабства, преподобный мистер Уильямс был в буквальном смысле избавлен от участи провести всю свою жизнь в цепях. Как баптистский священник, он естественным образом стал лидером одной из первых свободных общественных организаций негров ― в церкви, которая во времена рабства была единственным учреждением, разрешенным пребывавшему в рабстве чернокожему населению. В жизни этих людей церковь играла несравненно большую роль, чем в жизни белых американцев. Она стала единственной хранительницей их собственной, афро-американской, культурной традиции, прежде всего музыкальной. В ней, как ростки в теплице, произрастали идеи социального самоосознания черного населения ― все то, что было связано для них с верой, с грамотностью, с образованием. Негры, которые собирались на службу в церкви Эбенезер, где проповедовал Уильямс, и в других подобных церквях, видели в этих собраниях не только исполнение религиозного долга, но и важнейшее событие общественной жизни.

Примерно то же можно было бы сказать о белых баптистских и методистских конгрегациях, процветавших на Юге с начала 1800-х годов, однако со временем они превратились в опоры, поддерживавшие жесткую структуру белого господства. Именно они дали религиозную санкцию тем силам реакции, которые нанесли поражение сторонникам Реконструкции и развеяли в прах надежды популистов на создание системы расового равенства на Юге. Протестантизм врос в сознание южан как религия, требующая от каждого верующего глубокой набожности и нетерпимости к пороку. Это побуждало их с подозрением относиться к сексу, танцам и виски. В результате идея христианского братства всех людей сузилась до конформистских представлений о том, каким образом должны сосуществовать члены одной общины, внутренне принимая существующие в ней законы и, следовательно, подчиняясь господствовавшей тогда этике белого превосходства.

У темнокожих пуритан, живших на Оберн-авеню, были, возможно, не менее строгие воззрения на мораль и нравственность, но их вера в загробное спасение души подразумевала еще и земное освобождение от порочной социальной системы. Надежда, что рано или поздно им удастся «перейти за Иордан» и «обрести землю Ханаанскую», означала для них также веру в то, что улучшений следует ожидать здесь и сейчас. Не обладая ни политической властью, ни гражданскими правами, они нуждались в духовной силе, которая могла бы поддерживать их в повседневной жизни, полной унижений и оскорблений. Такой уникальной силой для них и стала церковь. Она не только обусловила неповторимый образ жизни негритянской общины, но и придала ее верованиям весьма специфическую форму. В лучшие дни карьеры Уильямса и многие годы спустя воскресная служба в негритянской церкви представляла собой целое развернутое действо, раскрепощавшее сердца и души верующих. Верующие на молитвенных собраниях не сидели молча и безучастно, слушая проповеди. Они сами становились активными участниками происходящего, то дружно подхватывая «Аминь!», то возгласами выражая свое одобрение тем пассажам в речи проповедника, которые понравились им больше всего. Проповедники, в свою очередь, всеми доступными им средствами пытались воздействовать на умы и души слушателей, используя модуляции голоса, интонационный рисунок речи, цветистую образность и ритмы риторических повторов, как бы в подражание исполнителям блюза. Впрочем, для верующих таких общин, как баптисты Эбенезера, сама музыка, будь то псалмы, гимны или спиричуелс, была отнюдь не просто словами и нотами из сборников. Это были песнопения, выражавшие живые, подлинные чувства, большую часть которых черной пастве приходилось сдерживать и таить в себе все шесть долгих рабочих дней, проведенных в мире белого человека. И лишь по воскресеньям эти люди могли дать выход своим страстям.

Путь к свободе, избранный такими деятелями, как А. Д. Уильямс, не был ни легким, ни постепенным. Чтобы вырваться из той клетки унизительной второсортности, в которую негры Юга были загнаны предательским и жестоким образом, им приходилось бороться за каждый свой шаг. Разумеется, Акт реконструкции не гарантировал негритянскому населению всей полноты гражданских прав, да и действовал он в течение всего лишь одного десятилетия, а затем власти ― и региональные, и федеральные ― стали систематически покушаться на обретенные неграми права. Белые американцы оказались в массе своей либо враждебно настроенными, либо совершенно равнодушными к негритянской проблеме, к человеческому достоинству цветных американцев. В начале XX века негры понимали, что их жизнь становится все хуже и хуже, что их могут лишить вообще всяких прав, даже тех немногих, что у них еще оставались. Атланта ― один из самых развитых и прогрессивных городов Юга ― стала ареной большого погрома в 1906 году. Уильямс до конца своих дней не забыл тех ужасов, свидетелем которых он стал тогда. Он видел, как разъяренная белая толпа и полиция ловили попадавшихся им чернокожих граждан и избивали их, причем многих ― насмерть. Именно эта трагедия привела к созданию антирасистской черно-белой по составу Гражданской лиги Атланты, предшественницы Южного регионального совета. И тем не менее шесть лет спустя официально был принят закон о сегрегации ― об обязательном раздельном проживании белых и цветных. В течение нескольких ночей подряд преподобный мистер Уильямс, с трудом сдерживая ярость, наблюдал из-за прикрытых штор победные факельные шествия ку-клукс-клана, члены которого безнаказанно и демонстративно маршировали по мостовым Оберн-авеню. В числе маршировавших были и белые священники. «Милый Оберн», как в те времена называли обычно проспект, превратился в гетто, поскольку даже самые влиятельные и уважаемые из его обитателей отныне имели меньше прав, чем малограмотные белые пастухи и землепашцы из самых глухих уголков Джорджии. И именно эти невежественные массы, ведомые такими одиозными деятелями, как Юджин Толмэдж, сделали идею белого превосходства символом политической власти и критерием того, что в их среде принималось за нравственный авторитет.

Таковы были условия общественного договора, заключенного в одностороннем порядке. Однако, подобно обитателям гетто в средневековой Европе, лишенным и представительских, и гражданских прав, такие люди, как А. Д. Уильямс, встречали тяготы и унижения с мужеством и несгибаемой решимостью мучеников. Они молились Богу, не признающему расовых различий, стремясь во имя Его истины, но также и ради самих себя отстоять свои человеческие права. Так, Уильямс был не только вдохновенным проповедником, но и очень дельным, трезвомыслящим человеком. Он являл собой образец особой церковной предприимчивости: именно под его руководством и благодаря его решимости баптистскую церковь Эбенезер удалось спасти от финансовых неурядиц, которые грозили ей в 1894 году, то есть за год до знаменитого выступления Букера Т. Вашингтона, предложившего «Атлантский компромисс». А ведь именно тогда получившие печальную известность суды Линча стали весьма частым явлением. Уильямсу удалось превратить свою церковь в один из самых неприступных бастионов веры, но также и в центр социального общения и гражданского протеста для всей своей паствы.